Ганеша ещё за время пути в Японию успел сдружится с Валей, так как внутри был точно таким же, как и он. Изольдой (изо льда). Только Ганеша очень тщательно скрывал от других свою аниму, так как суеверно боялся быть осмеянным. Тогда как Валя, напротив, открыто хватался, что он не такой, как все. И рассказал Ганеше о том, что даже то, что примитивные бесы несколько раз били Вале за это лицо, не заставило его притворяться таким же, как все. Как Ганешу. Который не любил, когда его били и, в отличии от Вали, охотно давал сдачи.

Поэтому-то Ганеша уже не объяснял Володе на мини-плавбазе, что именно это внутреннее напряжение от сопротивления внутренним нагрузкам и позволяет ему быть тут сильнее всех. Не занимаясь сексом ни с кем из этих – таких соблазнительных в море уже через месяц воздержания – обработчиц, которые, видя каждую смену его неиссякаемый «жизненный порыв», наивно строили ему глазки. Но не отвечая на их «вечный зов» как раз именно потому, что (физический) секс, по опыту Блаватской, тут же отнимает у тебя эту «атомную энергию», как писала она, которую мы сублимируем благодаря стяжанию духа из «молекулярной энергии», получаемой из пищи. Говоря вместо этого интеллектуального кошмара (который тут же случился бы в голове у Володи), что до службы в армии он три года подряд ходил в «качалку». В «Спартаке». Чтобы в армии быть сильнее всех призывников и «не ударить в грязь лицом». Как делали это некоторые, срываясь с турника, или – падая на пол от бессилия уже через двадцать минут отжиманий после отбоя за то, что один из солдат их роты в этот день совершал очередную роковую ошибку, положив в карман кусок хлеба. Тогда как Ганеша всегда говорил сержанту, который пытался к нему приставать с тем, как ровнее держать во время отжиманий тело параллельно земле: «Да мне всё равно, сколько отжиматься, я хоть до утра могу этим заниматься!» Чтобы сержант отстал и не мешал ему выполнять упражнения. Так как Ганеша до армии толкал штангу весом в семьдесят пять килограмм, тогда как сам весил тогда всего килограмм шестьдесят. А когда пришел в армию, то похудел там чуть ли не до пятидесяти от недоедания и постоянных силовых нагрузок. Так что на фотографию Ганеши в парадно-выходной одежде с автоматом в руках, сделанную во время присяги через два месяца после призыва в «Учебной части», его матери было больно даже смотреть. Тогда как сам Ганеша чувствовал себя превосходно! Так как ещё до армии, пообщавшись в «качалке» с уже опытными спортсменами и узнав о том, что большие мускулы мешают им даже драться и делают их излишне громоздкими и неповоротливыми, мешая им «на стрелке» во время разборок с бесами резко ударить своего противника, стал, послушав их, работать не «на массу», как они, а «на рельеф». Который и даёт настоящую силу, а не только красоту форм, как излишне силовые упражнения. Заставляя таких «красавчиков», решивших пойти в моря, уже за первую же смену в трюме буквально «сдуваться» и еле волочить ноги с ящиками замороженной рыбы в руках. А через пару дней круглосуточно продолжающегося перегруза шесть-через-шесть так и вовсе отказываться от работы. Получая от бывалых моряков прозвище «слабак». Которое заставляло их на следующем перегрузе работать хотя бы наравне с другими. Что Володя за несколько лет работы в море уже прекрасно понимал, совершенно искренне поэтому и считая, что все эти таскания штанг – просто показуха. Но с удивлением узнавал от Ганеши о «работе на рельеф» и уже не приставал с расспросами. Особенно после того, как закончилась красная рыба и началась сайра. И Ганешу перевели работать «на выбивку» замороженных брикетов рыбы из алюминиевых ванночек, заложенных забивщиком в морозильный шкаф. Заменив «сдувшегося» матроса, которого отправили домой на перегрузчике. Где сам Ганеша продолжал работать буквально играючи!

Что и побудило заведующего производством по окончании рейса пригласить Ганешу к себе в каюту и попросить о том, чтобы этот «столь ценный кадр» пошел с ним в следующий рейс. Через месяц перестоя. После того как по приходу судна в порт ему и другим «особо ценным работникам» прямо на пирсе возле судна вручили «почетные грамоты», приурочив это к юбилею кампании, на которую они весь рейс работали.

Но ему пришлось отказаться «от столь выгодного предложения», – подчеркнул Ганеша чтобы не обидеть заведующего производством, сказав ему:

– Моя девушка сойдёт с ума, если я останусь в море ещё на десять месяцев!

С которой он затем занимался любовью круглые сутки, вспоминая обработчиц. Делая её глаза за эти круглые сутки всё округлей и округлей. От удивления. Заставляя у неё на работе клиентов оглядываться на неровную – теперь – походку этой бравой ещё несколько дней назад официантки. А её напарниц – сочувствовать ей, попавшей «голодному» моряку «под раздачу». И… завидовать! Так как она передвигалась так около двух месяцев, пытаясь выспаться в перерывах на обед и кофе-тайм. А то и просто – прикорнуть возле барной стойки, пока её никто не звал. Стоя. Повесив нос. Заставляя в ужасе отшатываться от (заманчивых ранее) предложений симпатичных и богатеньких посетителей этого кафе с ней переспать. Даже – за большие деньги. По непонятному для них в этот момент выражению её глаз тут же понимая, что бесы её уже буквально зае… здили. Не догадываясь о том, что это был один и тот же моряк, «сорвавшийся с цепи». Словно раб – со своей галеры. Как называл Ганеша свою мини-плавбазу. С обработчицами в мини. Заставлявший эту официантку каждую ночь теперь «гнуть спину». Под ним. Как свою рабыню. Любви. Чуть ли не до утра. Так как даже просто лежать под ним на спине она уже устала. А губы также уже болят и иногда немеют. Особенно – днём, во время работы. Наделяя её речь непонятным (для непосвященных во все эти «постельные ужасы») акцентом, заставлявшим её теперь молчаливо угукать, принимая от посетителей заказы.

Невольно заставляя других официанток и бермеш смотреть на Ганешу, каждый день с нетерпением забиравшим Юлию с работы на своей машине, с непонятным ему трепетом и восхищением. Который не понимал того, что подобное состояние у других жён моряков длится обычно одну-две недели, а не один-два месяца, как он привык. Издеваться над своими девушками, попадавшими после рейса ему «под горячую руку». И тоже, глядя на Юлию, наивно мечтали под неё «попасть». Не понимая ещё, в отличии от Юлии, что это за «попадалово»! Которое Юлия терпела только потому, что мечтала выйти за Ганешу замуж.

А её барменша Жанна, находившаяся «на фрилансе» в отношениях с парнями, так и вовсе заманила однажды Ганешу к себе в двухкомнатную квартиру. Часа два восторженно расписывая ему выгоды жизни именно с ней. И не только из-за того, что она на работе «мутит со спиртным», а потому и получает гораздо больше Юлии с её «жалкими чаевыми», – усмехалась Жанна, но и главным образом из-за того, что у неё есть своя двухкомнатная квартира! А не съемная комната в коммуналке, как у Юлии. Чтобы он вертел её, как хотел. Уже давно. И теперь дала ему… оторваться! Как оторва! Что дико его возбуждало. Ведь ему почему-то всегда нравились девушки, у которых никогда не закрывался рот. Даже – во время секса.

Но узнав от Жанны, что она проживает со своей пожилой матерью, что громко кашлянула в другой комнате, Ганеша тут же свесил не только лапки, но и «горячую руку». Которая тут же к ней остыла.

Ведь у Юлии маячила впереди однокомнатная квартира уже больной свекрови, сын которой погиб на производстве, получив по голове бревном из-за внезапного обрыва троса, работая тогда в порту стропальщиком при погрузке леса, экспортировавшегося в Японию. С которой Юлия с тех пор на протяжении нескольких лет поддерживала самые тёплые отношения, растапливая её сердце на предмет наследства. И Ганеша не захотел терять с Жанной свои «вклады», которые он каждую ночь максимально старался пополнять. Чтобы Юлия и не думала отказываться от него даже тогда, когда станет «невестой на выданье», унаследовав квартиру. Как оно месяца через три, проведённые в больнице, и произошло. Пару раз в неделю стабильно навещая больную свекровь вместе с Ганешей, таская его за собой на привязи чувства долга. Как собаку. Пригласив затем Ганешу с собой в качестве «священного животного», которому она чуть ли не каждую ночь до этого вынужденно поклонялась. Если ей не удавалось сослаться на то, что завтра, мол, ей надо будет идти на корпоратив и она опять – из-за его вечно возбуждённого интереса к её телу – будет еле таскать ноги. По кафелю.