Что давил и давил на неё в постели. Который как уже опытный таксист с многолетним стажем и предложил неопытной тогда ещё Гульчехре, впервые устроившейся работать в такси, эту схему отмывания хозяйских денег:

– У неё их все равно много! От неё не убудет. И так еле-еле в дверь проходит. Да и то – боком.

И Гульчехра была им полностью очарована.

Пока Ганеша не стал болтать об этом с Талией. Опасаясь, что он может разболтать об этом всем! Не заинтересованным в этом лицам. И тогда их всех тут же выгонят с работы. Подняв против Ганеши и Талии целый заговор среди помогавших ей водителей. На общем собрании. Понимая уже и сама, что Андрей изначально использовал эту схему именно для того, чтобы залезть к ней под юбку. Выпив вместе с ней у неё дома три литра пива и, отдав деньги, как бы в шутку стал угрожать ей через месяц их тесного сотрудничества на рабочем фронте. Шантажируя тем, что он легко может сдать её теперь хозяйке, если та с ним сегодня же не переспит. Проказник!

Чтобы затем навязать эту финансовую схему уже и Васаби. А через пару недель не менее тесного сотрудничества, залезть под юбку и к ней тоже.

О чём Ганеша тогда и не догадывался.

В отличии от Гульчехры, сразу же сопоставившей одно с другим. И решив устранить конкурентку. Можно сказать, опять. Обвинив её в злоупотреблении данной схемой в глазах хозяйки и выгнав Васаби и Андрея не только с работы, но и из своей квартиры. Чтоб неповадно было! Спать с её любовниками. Благо, что Гульчехра была красивая и фигуристая, как фигуристка, лишь немногим отставая от них по красоте костюмов, так что она довольно быстро нашла себе другого водителя, согласившегося сотрудничать с ней не менее тесно, чем Андрей.

В отличии от Васаби, которая не знала теперь куда податься. Кроме как пойти на свою старую работу. Опять. И снова начать буквально жить работой – в пятикомнатной квартире шефа, как она уже это делала. И не только она, но и другие горемыки, оставшиеся без крова. А потому-то столь же легко и соглашавшиеся на предложенную шефом «лёгкую работёнку». Который «из-за всех этих шалав» уже поссорился со своей супругой, которая тут же отобрала у него детей и подала на него в суд на алименты. Услышав это позже от Васаби, когда она заявила Ганеше, что её шеф периодически спит со всеми своими работницами, просто сделав любой из них скидку в пятьсот рублей с процентов за ночь, словно бы заплатив той за ещё одного клиента. По безналу. А вовсе не с Васаби, как почему-то решил тогда Ганеша. Тут же поняв, что тот может переспать с любой. В любое время. И стал ещё чаще звонить Васаби, пока та работала. Пытаясь узнать, действительно ли она принимает заявки, или спит сейчас с шефом? Или – с клиентами? Как все.

Но тогда Ганеша всего этого ещё не знал. И как только Васаби ему позвонила и сообщила о том, что мать её выгнала на улицу, лишь наивно обрадовался этому, ответив той, что им надо срочно снять жильё. Так как уже, если честно, устал ревновать её к Андрею, который всё это полностью отрицал. Даже после того, как его выгнали из фирмы. Демонстративно хлопнув дверью!

Но денег на это у Ганеши не было. И первые несколько ночей они провели в машине. Ну, а днём Ганеша отвозил Васаби к её носатой подружке, чтобы та могла нормально поесть, помыться, и иметь не только Васаби, но и возможность пойти на работу. Чтобы зарабатывать деньги на жильё.

Но деньги откладывались очень и очень медленно, так как, поначалу, необходимо было внести «кругленькую сумму». Тем более что этому мешала его новая машина – компактвэн. Которую Ганеша купил, пока играл в эти свои «качели» то со своей, то с такой чуждой ему Талией. Попав из-за этого сумбура в голове на предыдущей машине в аварию. Думая хотя бы новой машиной её к себе привлечь обратно. И за которую он вынужден был теперь выплачивать кредит. Выплачивая и выплакивая эти золотые теперь, когда им нужно было срочно снять жилье, для него монетки, словно скупые слёзы. Пытаясь при этой финансовой истерике в банке (его слёз) ещё и отложить денег для снятия жилья.

И через неделю скитаний по пляжам дал себя уговорить Васаби, чтобы та – временно – вернулась на прежнюю свою работу. Для того чтобы помочь ему заработать денег на первоначальный взнос.

– И всё! – уверяла Васаби, не желая больше ночевать на улице.

Так как было уже начало октября и ночи становились всё холоднее. Что заставляло их всю ночь гонять печку, не щадя бензин. Да и спина под утро в машине затекала от не самой удобной для сна позы и потом весь день ныла. О том, что уже устала спать в машине, откровенно мешая работать. Своим нытьём. А трудоустройство Васаби помогло бы ему пока что вернуться к своей матери и начать жить нормально, как все. И спать в квартире матери на своём раскладном кресле.

Да и Васаби ему было уже откровенно жалко. Тем более что на неё уже было жалко даже смотреть, ни то что… иметь. С ней хоть что-то общее. И он, желая максимально ускорить получение ими обоими жилья, сам отвёз её к шефу и оставил там. На весь день. Обсуждать сложившуюся у её прекрасных ног ситуацию, недовольно пиная её в высказываниях со своими коллегами по работе, которой ей теперь снова предстояло заниматься. Но на которую у неё уже откровенно не стояло, мягко выражаясь. После того как она уже попробовала жить нормально. Правда, у своей истеричной матери, но что делать? Понимала Васаби, что теперь это неизбежно. Как минимум – на пару недель. Тем более что Ганеша мог и дальше жить у своей матери, так что жильё нужно было, в основном, ей, а он лишь соглашался помочь ей его заполучить. Понимала Васаби и в первую же ночь приступила к исполнению своих прямых обязанностей – по добыче денег, побуждая шефа списывать ей проценты по безналу.

Покупая ему продукты. Для того чтобы тот готовил себе и ей настоящий украинский борщ.

Шеф был полноватый малый и тоже любил поесть. И как весьма родовитый украинец, был добр не только к Васаби, но и к Ганеше, щедро предлагая им свой старый, давно уже купленный им «свой дом», что уже сто лет как стоял пустым на окраине соседнего городка.

«Уж не дом ли это моих предков по линии отца, который я уже сто лет в обед как не навещал», – задумчиво спрашивал себя Ганеша. Но выяснив то, что тот купил этот дом в Партезе уже сто лет назад, а именно тогда-то Ганеша и навещал своих родных, понял, что это вовсе не их дом, так как ровно сто лет назад с ними всё было в порядке. Относительном.

Относительно их здоровья Ганеша уже не интересовался. Именно потому, что его бабуля сразу же заявила ему (когда он после рейса на мини-плавбазе «Залив восток» приехал к ним зимой с подарками и объявил о том, что весь рейс в течении десяти месяцев мечтал поселиться у них, чтобы помогать им по хозяйству), чтобы Ганеша на их старый и ветхий со скрипучими полами дом больше не заглядывался. Обломив его по-полной. Так как она и дед уже согласились завещать этот дом, после их (неизбежной уже через сто лет) смерти, его младшему брату от второго брака его отца. Бывшая жена которого, обрусевшая кореянка, после развода чуть ли не каждый месяц навещала их с небольшими подарками. И они хотели бы оставить этот дом Пашке.

Вспоминал теперь каждый раз Ганеша, когда Васаби снова напоминала ему о доме её шефа. В то время как сам Ганеша заезжал за ней вечером перед началом её работы чтобы не просто с ней переспать, но заодно и проверить: не деформировалась ли её внутренняя структура из-за присутствия в ней любых других членов – её общины, с которыми она вполне могла, Ганеша это уже допускал, общаться. Более тесно, чем ему хотелось бы. Но минут за двадцать глубокой и вдумчивой инспекции тут же успокаивался. И расслабившись (с ней), отвозил её обратно. По дороге дополнительно проверяя ещё и состояние её гланд, которые ему сегодня откровенно «не нравились». Заставляя её глотать свой импровизированный зонд «по самые гланды». Играя в больную и озабоченного её критическим состоянием врача, которая, вначале, ему реально «не нравилась», но от которой он потом буквально весь вечер был в полнейшем восторге! И уже не звонил ей так часто с вопросами о том, что она сейчас делает? Где сидит? Или уже – лежит? И так далее. Чтобы проверить: не на сеансе ли «связи» она сейчас с очередным клиентом? И начинал истерить, если Васаби тут же не брала трубку. А только лишь через пять минут. Объясняя Ганеше, что как раз принимала заявку по другому номеру, указанному в газете. И не могла ему ответить. Заставляя его страдать. От мысли о том, права ли была её мать? Или же всё это одно сплошное гигантское недоразумение? С которым он связался. И продолжал связываться всё чаще, названивая, поначалу, каждые полчаса.