— Добро пожаловать в высшую лигу, Ас.

— Ты уверен, что справишься с этим?

— Да, — кричит он из кухни.

— Потому что, если нет, я могу приготовить чего-нибудь на скорую руку.

— Образ, который ты только что вызвала в моей голове — ты с плеткой, на высоких каблуках и больше никакой одежды — это именно то, что помешает мне сделать завтрак. — Его смех доносится до террасы, где я сижу.

— Хорошо, просто тихо буду здесь сидеть, наслаждаясь солнцем, и оставлю тебя с этими образами, пока жду свою еду.

Слышу беззаботность в его смехе, и она освещает мне сердце. Похоже, он спрятал прежний кошмар и последующие за ним события, но в глубине души я знаю, что это остается прямо на поверхности, терпеливо ожидая, чтобы снова напомнить ему о любых зверствах, которые он пережил в детстве. Ночные кошмары. Стыд. Острая необходимость в физическом контакте с женщинами. Воспоминания так ужасны, что его тошнит от их появления. Могу лишь надеяться, что причины, которые всплывают в моем сознании из прежней работы с другими маленькими мальчиками с подобными симптомами посттравматического стресса, не относятся к Колтону.

Заставляю себя выдохнуть, избавляясь от печали и впитать приятное тепло солнечных лучей раннего утра, наслаждаясь тем фактом, что этим утром мы избежали катастрофы, с которой оно началось. Могу только надеяться, что со временем Колтон доверится мне настолько, чтобы открыться и чувствовать себя комфортно, разговаривая со мной. С другой стороны, кто я такая, чтобы думать, что окажусь той особенной и изменю человека, который так долго эмоционально изолировался от всех?

Динамики на террасе оживают, и Бакстер мгновенно поднимает голову, прежде чем опустить ее обратно. Растянувшись на шезлонге, наблюдаю за ранними пташками, тренирующимися на пляже. Полагаю, сейчас не так уж и рано после наших отвлекающих маневров в ванной. Клянусь, не знаю, что на меня нашло и заставило так поступить. Это совершенно мне не свойственно, но было очень забавно видеть, как Колтон становится податливым, словно пластилин. И когда все было сказано и сделано, а вода в ванной остыла, он позаботился о том, чтобы я размякла так же, как и он.

Но в нашем времяпровождении в ванной есть и обратная сторона. Его признание, что средняя продолжительность его пребывания с женщиной составляет четыре или пять месяцев. Дерьмо. Тони может оказаться права. Ему станет скучно со мной и моим отсутствием постельных навыков. Отмахиваюсь от упоминания, что моё время неумолимо мчится вперед. От этой мысли перехватывает дыхание и каждый мой нерв наполняется паникой. Я не могу его потерять. Не могу потерять то, что испытываю, когда нахожусь с ним. Он уже слишком много для меня значит, и я стараюсь быть сдержанной в своих эмоциях.

Джаред Лето поет о том, как быть ближе к краю. Закрываю глаза, думая, что я уже обеими ногами у края, а Колтон прямо дал понять, что не хочет балансировать на грани. Но как же мне не упасть, когда он заставляет меня чувствовать себя так невероятно хорошо. Пытаюсь объяснить это просто невероятным — невероятно крышесносным — сексом, который заставляет меня испытывать эти безумные чувства, учитывая, что мы знакомы друг с другом всего лишь три недели. А я понимаю, что заниматься сексом не означает любить.

Нужно напоминать себе об этом. Снова и снова, чтобы не дать себе упасть.

Но его слова, его действия говорят мне, что я для него больше, чем просто договоренность. Все они мелькают в моей голове — различные события последних трех недель — и я просто не могу смотреть на него, не думая, что у нас есть вполне определенная перспектива. Если нет, то он меня одурачил.

Голос Мэтта Натансона наполняет воздух, и я напеваю «Давай, поднимайся выше», мои мысли рассеянные и бессвязные, но странно содержательные.

— Вуаля!

Открываю глаза, чтобы увидеть, как Колтон ставит на стол рядом со мной тарелку, и когда вижу ее содержимое, громко смеюсь.

— Великолепно, сэр, и я так ценю бездну ваших изысканных кулинарных талантов. — Беру порцию и откусываю от поджаренного рогалика со сливочным сыром, эффектно стону в знак одобрения. — Вкусно!

Колтон театрально кланяется, явно довольный собой, и плюхается рядом.

— Спасибо. Спасибо. — Он смеется, хватая свою половину с тарелки и откусывая большой кусок. Откидывается назад, опираясь на локоть, выставляя на обозрение обнаженные кубики пресса и пляжные шорты, низко сидящие на бедрах. Его вида достаточно, чтобы насытиться.

Мы едим, игриво поддразнивая друг друга, и я молча недоумеваю, что же дальше. Как бы мне не хотелось, думаю, нужно возвращаться домой и немного дистанцироваться друг от друга, пока проведенная вместе ночь и чувства, которые она во мне укрепила, случайно не заставили что-нибудь меня ляпнуть.

— Я же сказал тебе оставить это, — говорит Колтон позади меня, когда я мою посуду. — Ими займется Грейс, или я приберусь позже.

— Ерунда.

— Нет, не ерунда, — шепчет он мне в шею, посылая электрический импульс прямо к лону, когда скользит руками по моей талии и притягивает меня назад к себе.

Боже, я могла бы к этому привыкнуть. Рада, что он не видит выражение моего лица, на котором, уверена, написано абсолютное блаженство. Обожание. Удовлетворенность.

— Спасибо, Райли. — Его голос такой тихий, что из-за шума воды я почти не слышу слов.

— Тут одна тарелка и нож, Колтон. Правда.

— Нет, Райли. Спасибо. Тебе. — Его слова полны чувств — мужчина, утопающий в незнакомых эмоциях.

Ставлю тарелку и выключаю воду, чтобы я могла его слышать. Чтобы могла позволить ему выразить то, что он хочет сказать. Может я и не очень опытна, когда дело касается мужчин, но точно знаю, в редких случаях наступает время замолчать и выслушать, когда им хочется поговорить о чувствах или эмоциях.

— За что? — спрашиваю непринужденно.

— За это утро. За то, что позволила мне разобраться со своим дерьмом так, как мне было нужно. За то, что позволила, извини за выражение, использовать тебя. — Он убирает с моей шеи волосы, стянутые в хвостик, и оставляет там нежный поцелуй. — За то, что дала мне желаемое, и за то, что не жаловалась, когда не получила свое.

Его слова, забота, стоящая за ними, заставляют меня прикусить губу, чтобы помешать совершить словесную ошибку, о которой я переживала ранее. На секунду задумываюсь о своих следующих словах, чтобы не оступиться.

— Что же, в ванной ты более чем наверстал, воздав мне мое.

— О, правда? — он прижимается к моему уху, к чувствительному местечку, от прикосновения к которому я схожу с ума. — Рад слышать, но я все же думаю, мне, вероятно, потребуется принять дополнительные меры по устранению ситуации, произошедшей до этого.

— В самом деле?

— М-м-м.

— Ты ненасытен, Колтон, — смеюсь я, поворачиваясь к нему, но оставаясь в его объятиях, и мои губы ныряют в соблазнительный поцелуй, разносящий искры до кончиков пальцев ног. Колтон скользит руками по моему телу и заднице, прижимая к себе.

— Теперь давай поговорим о том образе, который я не могу выкинуть из головы: ты с плеткой и в одних только ярко-красных туфлях на шпильке. — Его порочная улыбка опаляет меня жаром с головы до ног.

— Кхм! — звук заставляет меня отпрыгнуть от Колтона, как от огня.

Поднимаю голову, румянец обжигает щеки, когда я слышу, как Колтон выкрикивает:

— Эй, старик! — а потом оказывается в чьих-то медвежьих объятиях. Они вертятся, так яростно обнимаясь, что я могу видеть только лицо Колтона, и его очевидную радость.

Они, обхватив друг друга, хлопают ладонями по спине, а я, уловив слова, произносимые хриплыми голосами, понимаю, кто передо мной, и от осознания того, что он подслушал, что мне говорил Колтон, мой румянец усиливается. Моя догадка подтверждается, когда они размыкают объятия, гость прикасается ладонью к лицу Колтона и пристально на него смотрит, на его лице написано беспокойство от того, что он видит в глазах своего сына.