— Тебе нравится? — спрашиваю я игриво, с ухмылкой на губах.

— Ох, детка. — Он втягивает в себя воздух, сокращая расстояние между нами, пожирая глазами вид, предстающий перед ним. Он обнимает меня и дергает на себя, так что мы оказываемся лицом к лицу, наши губы в миллиметре друг от друга. — Больше, чем нравится. Я хочу — рычит он, двигаясь назад и толкая меня на кровать.

Опираюсь на локти и смотрю на него, стоящего передо мной, пока он расстегивает рубашку. Мой рот наполняется слюной и внизу живота раскручивается спираль желания, когда я сантиметр за сантиметром вижу великолепие, скрывающееся под ней. Голод в его глазах — обещание того, что он хочет сделать со мной, и от этого моя нужда становится сильнее. Он стягивает рубашку, упругие рельефы мышц груди и живота заставляют пальцы чесаться от желания прикоснуться к нему. Он заползает на кровать, коленями раздвигая мои ноги, и садится между ними. Кончики его пальцев прочерчивают горячие линии вдоль и поперек моих бедер. От этих ощущений мои мышцы напрягаются и трепещут в ожидании.

— Колтон, — умоляю я, его прикосновение разжигает во мне боль. Потребность настолько сильна, что я руками скольжу по своему животу, и пальцами впиваюсь в плоть своих бедер. Я так крепко связана, что мне нужно освободиться.

— О, да — стонет он. — Потрогай себя, милая, и дай мне посмотреть. Покажи, насколько я тебе нужен.

Его слова — все, что мне нужно, чтобы отбросить свою скромность. Мои пальцы пляшут вниз к моему холмику и раскрывают створки, вздыхаю с облегчением, когда трение, которое мне так нужно, касается моего самого чувствительного местечка. Колтон стонет от вожделения, наблюдая, и этот звук возбуждает меня. Прикусываю нижнюю губу, когда ощущение начинает затягивать меня вниз.

— Райли. — Он издает мучительный вздох. — Моя очередь.

Мои глаза взмывают вверх, встречаясь с его взглядом, веки отяжелели от желания, я провожу пальцами по клитору в последний раз, прежде чем убрать их. Его губы приоткрываются в ответ на стон, соскальзывающий с моих губ, а затем изгибаются в озорной улыбке, которая заставляет меня выгнуть спину, умоляя больше, чем о его прикосновениях. Его глаза не отрываются от моих, когда он наклоняется. Чувствую нежное прикосновение его теплого рта к моему жаждущему горячему местечку, и он снова утягивает меня на дно. Его страсть поглощает меня целиком.

Мы лежим на кровати, каждый на своей стороне, лицом друг к другу, подперев головы подушкой, обнаженные, и наше желание временно утолено. Голос Крейга Дэвида мягко доносится из динамиков в потолке. Упиваюсь видом Колтона, наши глаза говорят о многом несмотря на то, что губы молчат. После нашего недавнего единения мне столько всего хочется ему сказать. Между нами был не просто секс. Не то чтобы это когда-либо был для меня просто секс, но сегодня особенно, связь несла в себе иной характер. Колтон всегда был более чем щедрым любовником, но сегодня вечером он — своими медленными, боготворящими прикосновениями — оставил меня в состоянии блаженного оцепенения. Я обнаружила, что теряюсь в нем, так поглощена всем, чем он является, что в каком-то смысле я снова обрела себя.

Я вновь ощущаю целостность.

— Спасибо тебе. — Его слова нарушают наше молчание.

— Спасибо мне? Думаю, это я кончала множество раз.

Кривая, дерзкая ухмылка наполняет меня таким счастьем.

— Правда, — соглашается он кивком головы. — Но спасибо за то, что не давила на меня до этого.

— Пожалуйста, — говорю я ему, чувствуя, как улыбка навечно прилипла к моему лицу.

Мы снова замолкаем, прежде чем он бормочет:

— Я могу смотреть на тебя часами. — Краснею под силой его взгляда, что забавно, учитывая, что я должна краснеть скорее в отношении всех тех вещей, которые он только что делал, ублажая меня. Но в этот момент понимаю, что краснею, потому что я перед ним совершенно голая — обнаженная, открытая — и не только в буквальном смысле. Он смотрит на меня, всматриваясь в мои глаза и проникая сквозь защиту, которую я уменьшила, чтобы показать открытость своих чувств к нему.

Отмахиваюсь от своих мыслей.

— Думаю, это я должна была произнести эти слова, — говорю я, танцующее пламя в камине отбрасывает мягкий свет на его темные черты.

Он фыркает и закатывает глаза. Такая детская реакция от такого сильного мужчины делает его мягче, заставляя мое сердце замереть еще больше.

— Ты хоть представляешь, сколько дерьма я перенес в детстве за то, что был таким смазливым, — говорит он с презрением. — Сколько я дрался, чтобы доказать, что это не так?

Протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по линиям его лица, а затем по кривой линии носа.

— Так вот откуда у тебя это? — спрашиваю я.

— М-м-м. — он тихо посмеивается. — В выпускном классе я пускал слюни по девушке капитана футбольной команды. Ее звали Стефани Тернер. Он не был в особом восторге, когда школьный бунтарь сбежал с вечеринки с его девушкой. — Он смущенно улыбается. — Я был… в те времена я пользовался особой репутацией.

— Только в те времена? — дразню я.

— Умничаешь, — говорит он, застенчиво улыбаясь. — Да, только тогда. — Когда я закатываю глаза, он продолжает. — Во всяком случае, у меня был довольно вспыльчивый характер. Я постоянно ввязывался в драки без причины, только чтобы доказать, что никто не имеет права указывать мне что я могу делать или как меня могут контролировать. В подростковом возрасте во мне было много гнева. Из-за этого на следующий день он заставил своих приятелей держать меня, пока сам выбивал из меня дерьмо. Сломал нос и серьезно намял мне бока. — Он пожимает плечами. — Оглядываясь назад, я считаю, что заслужил это. Ты не должен трогать чужую женщину.

Пристально смотрю на него, находя его последние слова странно сексуальными.

— Что сказали твои родители?

— О, они были вне себя, — восклицает он, прежде чем продолжить объяснять их реакцию. Мы проговорили так в течение следующего часа. Он объяснил, каково это — расти с его родителями, рассказывая разные истории, которые заставляли меня смеяться над его непокорством и промахами.

Через некоторое время мы снова погружаемся в уютную тишину. Он протягивает руку и натягивает покрывало мне на спину, заметив, что мне прохладно, и заправляет странствующий локон за ухо.

— Я горжусь тобой, — мягко говорит он, заставляя мои сонные веки полностью распахнуться. — Сегодня вечером ты зашла в подсобку и не запаниковала.

Смотрю на него, в меня проникает осознание того, что он прав. Что я не задумывалась об этом. С ним рядом я смогла забыть свой страх.

— Ну, на самом деле я туда не зашла… полагаю, меня заставили. Это эффект Колтона, — поддразниваю я. — Мои мысли находились в другом месте.

— Могу сделать это снова прямо сейчас, если хочешь? — предлагает он.

— Уверена, что сможешь, Ас, но… — я останавливаюсь и смотрю на него, разговор Тони в туалетной комнате проникает в мои мысли. Любопытство смешивается с неуверенностью, и берет надо мной верх. — Колтон?

— Хм? — бормочет он, его глаза закрываются, пальцы бесцельно выводят круги на моей руке.

— Я даю тебе все, что нужно?

— М-м-м, — небрежность его ответа говорит мне, что либо он не понимает мой вопрос, либо теряется в объятиях сна.

Ее слова эхом отдаются в моей голове.

— Удовлетворяю ли я тебя в сексуальном плане? — не могу ничего поделать со срывающимся голосом, когда спрашиваю.

При моих словах тело Колтона напрягается, кончики его пальцев замирают на моей коже, глаза открываются нарочито медлительно, недоумевая. Он смотрит на меня так, будто заглядывает прямо в душу, и мощь этого настолько сильна, что в конце концов я отвожу глаза, чтобы наблюдать за тем, как мои пальцы теребят простынь.

— Почему ты задаешь мне такой нелепый вопрос?

Пожимаю плечами, смущение окрашивает мои щеки.