Смотрю на него и мне интересно, до каких глубин желания он доведет меня сегодня. Румянец распространяется по моим щекам, а он ухмыляется, зная, что эта поездка оказалась для меня слишком. Медленно качаю головой.

— Ты действительно можешь быть порочным, знаешь?

В его глазах мелькает что-то похожее на страх, но я знаю, это невозможно. Чего он может бояться?

— Ты и понятия не имеешь, Райли. — Его челюсть сжимается, когда он смотрит на меня, внезапно становясь серьезным, и я сбита с толку, в чем причина. Мы сидим в тишине, мгновение уставившись друг на друга, прежде чем он отворачивается, чтобы посмотреть на проплывающие пейзажи. Его голос устрашающе мягок и вдумчив, когда он наконец произносит. — Если бы ты была умнее… если бы я мог позволить тебе… я бы сказал тебе уйти.

Смотрю на его затылок, смятение сбивает меня с толку. Что, по его мнению, в нем такого ужасного, что он считает себя недостойным меня? Тот факт, что после всего проведенного вместе времени он по-прежнему чувствует, что его запятнанное детство убивает меня. Если бы он только позволил мне попытаться ему помочь. Протягиваю руку и кладу ладонь ему на спину.

— Колтон, почему ты так говоришь?

Он смотрит на меня, его лицо настороженно.

— Мне слишком нравится твоя наивность, чтобы рассказывать грязные детали.

Наивность? Разве он не знает, какие ужасы я видела, работая в Доме? Либо так, либо это еще один повод убежать от своего прошлого.

— Что бы это ни было, Колтон, это не влияет на мои чувства к тебе. Мне нужно, чтобы ты знал, что…

— Колтон? — Я вздрагиваю, когда интерком, расположенный впереди машины, оживает.

— Оставь это, Рай, — предупреждает он тихо. — Да, Сэмми?

— Расчетное время прибытия две минуты.

Он опускает перегородку, разделяющую нас. Сэмми поворачивает голову в сторону Колтона.

— Сэмми, пожалуйста, доставь сюда Секс. Мне хочется сегодня за руль.

Секс? За руль? О чем он, черт возьми?

— Конечно, — говорит Сэмми, кривая улыбка освещает его лицо, прежде чем перегородка скользит вверх.

— Секс? — Смотрю на него, как на сумасшедшего, радуясь, что смена темы добавила легкомыслия в наш, ставшим внезапно тяжелым, разговор.

— Да. Моя F12. Моя детка. Именно так ее и зовут. — Он пожимает плечами, будто это самая совершенно нормальная вещь в мире, но он запутал меня с F12, деткой и сексом.

— М-м-м, может объяснишь это на языке тех, у кого две Х-хромосомы? — я растерянно смеюсь.

Он награждает меня мальчишеской ухмылкой, которая расплавила бы мои трусики, если бы те на мне были.

— F12 — моя любимица из всей коллекции. Это Берлинетта Феррари. В первый раз, когда Бэккет вел ее, он сказал, что это чувство равносильно лучшему сексу, который у него когда-либо был. Сначала это была шутка, но название прижилось. Так что… — он пожимает плечами, а я лишь качаю головой. — …Секс.

— Коллекция?

— У женщин есть обувь. У мужчин — машины. — Это единственное объяснение, которое он мне дает. Собираюсь спросить больше, когда он объявляет. — Мы на месте. — Он пересаживается на свое место, оказываясь ближе к двери и бабочки начинают порхать у меня в животе. — Шоу начинается.

Прежде чем я могу мысленно подготовиться, дверь лимузина открывается. Несмотря на то, что тело Колтона в дверях частично прикрывает от вспышек камер, на время их мощь ослепляет меня.

Колтон непринужденно выкрикивает в ответ на случайные приветствия папарацци, застегивая пиджак, прежде чем обернуться, чтобы помочь мне. Делаю глубокий вдох, когда беру его руку и выбираюсь из лимузина. Выхожу из машины и смотрю на него с обнадеживающей улыбкой. Задумчивый парень из машины исчез. Привет, голливудский плейбой.

— Ты в порядке? — произносит он лишь губами, и я слегка киваю, ошеломленная натиском людей, кричащих нам вкупе с повторяющимися вспышками камер. Он притягивает меня к себе, прижимая губы к уху. — Не забывай улыбаться и следуй за мной, — бормочет он. — Ты выглядишь сегодня сногсшибательно. — Он отступает, сжимая мою руку, и одаривает меня одной из своих увлажняющих трусики улыбок, прежде чем повернуться, и начать движение по ковровой дорожке.

И единственная мысль, которая прорывается сквозь шум вокруг нас, это то, что с этого момента для прессы я больше не неизвестна.

В глазах по-прежнему пляшут яркие белые пятна, но я пережила красную ковровую дорожку. Чувствую себя такой дезориентированной и странно использованной агрессивными вопросами прессы и непрекращающейся съёмкой. Понятия не имею, как Колтон может быть таким расслабленным в подобной ситуации. Вероятно, сказываются годы практики. Он был спокоен и вежлив и избегал отвечать на вопросы, летящие на него со всех сторон, — вместе ли мы, как долго, как меня зовут? — и отвлекал их вспышками улыбки, предоставляя вместо этого идеальное фото для обложки.

Колтон сжимает мою руку в знак сочувствия.

— Иногда я забываю, как это может действовать на нервы тому, кто никогда не делал подобного раньше. — Он быстро целует меня в губы, а затем направляется в бальный зал. — Прости. Я должен был подготовить тебя к этому заранее.

— Не беспокойся, — говорю я ему, расслабляясь от тепла его руки на моей спине. — Я в порядке.

Красная ковровая дорожка — это одно, но не думаю, что что-то могло подготовить меня к тому, что я буду чувствовать, входя в комнату с Колтоном. Кажется, будто каждая голова в комнате повернулась в нашу сторону, когда мы вошли через дверь, все их внимание сосредоточилось на мужчине рядом со мной. Мужчине притягательном во всех смыслах этого слова: внешность, жизненная позиция, харизма, индивидуальность. При таком внезапном внимании я колеблюсь. Колтон чувствует мою нерешительность и притягивает меня ближе к себе, не очень деликатная демонстрация права собственности и обладания для оценивающих взглядов. Неожиданный поступок и удивляет, и согревает сердце. Он приближается губами к моему уху.

— Дыши, детка, — бормочет он, — ты все делаешь правильно. И я не могу дождаться, чтобы позже трахнуть тебя. — Мои глаза взлетают к нему и ухмылка, которую он мне дарит, усмиряет нервозность.

Следующий час или около того проходит в мгновение ока. Мы с Колтоном общаемся с публикой, и я в восторге от количества людей, которых он знает или с которыми знаком. Он настолько прост в общении, что я забываю про обстановку, в которой он вырос: где знаменитости — друзья семьи, а смокинги — повседневная одежда.

Он действительно очень обаятельный, всегда знает, что сказать или когда немного пошутить, добавив легкомыслия в разговор. Он неуловимо продвигает спонсорскую программу в каждом разговоре и терпеливо отвечает на вопросы о ней в непринужденной манере, при которой люди берут на себя обязательства, не испытывая давления или назойливости.

И в его петлице мои трусики в качестве платочка — постоянное напоминание мне о нашей маленькой интерлюдии в лимузине и соблазнительных обещаниях, которые он дал.

Оглядываюсь по сторонам и замечаю, как несколько женщин разговаривают вместе и украдкой смотрят на нас. Сначала думаю, что они разглядывают Колтона, потому что, давайте посмотрим правде в глаза, на него трудно не таращиться. А потом, взглянув еще раз, понимаю, это не взгляды восхищения в сторону Колтона, а скорее оценка его спутницы — меня. Они смотрят на меня язвительно, с насмешкой на лицах, прежде чем повернуться друг к другу, чтобы продолжить. Критикуют меня, без сомнения. Стараюсь не позволить этому волновать меня или позволить своей неуверенности взять верх, но я знаю, о чем они думают. Вижу, слова Тони отражаются в их взглядах.

Я настолько погружена в свои мысли, что не осознаю, как Колтон заводит меня за высокий коктейльный стол с закусками. Он поворачивается спиной к комнате позади нас и целует меня, чтобы возобновить мою мучительную потребность в нем. Отводит голову назад, чтобы посмотреть на меня, тогда как его рука, скрытая от толпы пиджаком, сжимает треугольник между моих ног.