Независимо от того, что я знаю, они просто завидуют и пытаются пробраться мне под кожу, они определенно проникли глубоко и добились в этом успеха. Они достали меня, несмотря на понимание, что Колтон сегодня со мной. Решаю, что выпивка, которую мне хочется — которая в настоящее время, чувствую, определенно может пойти мне на пользу — не стоит душевной тревоги, которую наносят эти суки.

Выхожу из очереди и делаю глубокий вдох, крепясь, прохожу мимо, планируя их игнорировать. Но не могу этого сделать. Не могу дать им понять, что они добились успеха. Вместо этого, пройдя мимо них, останавливаюсь и поворачиваю назад. Не важно, как я чувствую себя внутри. Я не позволю девицам номер три, четыре и пять знать, что они достали меня. Смотрю вверх, встречаясь с их оценивающими глазами, принимая их снисходительные насмешки и отмахиваясь от неодобрительных взглядов.

— Эй, дамочки. — я ухмыляюсь, подходя ближе. — Просто, чтобы вы знали, единственная дорожная карта, которая мне нужна, — это маленький стон, который Колтон издает, когда я прокладываю языком свой путь по его сладостной дорожке счастья, которая ведет прямо к его неприлично большому члену. Спасибо за беспокойство. — Сверкаю злобной улыбкой, прежде чем уйти, не оглядываясь.

Мои руки трясутся, когда я иду, на мгновение сворачивая к коридору возле туалетов, чтобы собраться. Почему я позволила им добраться до меня? Если я с Колтоном, разве это не единственный ответ, который мне нужен? Но действительно ли я с Колтоном? Я вижу это в его глазах, слышу в его невысказанных словах и чувствую в его искусных прикосновениях. В Вегасе он сказал, что выбрал меня, но когда я попросила его попытаться и дать мне больше, чем его глупая договоренность, он не ответил мне, не дал никаких гарантий, типа простого: «Да, я попытаюсь».

Может, сегодня вечером это замечают все, как я полагаю, его отвергнутые — видя, что они все еще хотят того, чего больше не могут иметь, и щеголяя передо мной. Он мог хотя бы предупредить меня?

А потом мою душу пронизывает мысль. Так вот кем я буду через пару месяцев? Одной из многих женщин, которых презирает печально известный Колтон Донаван. Хотелось бы думать, что нет, но увидев их здесь сегодня, почему я думаю, что у меня есть шанс укротить неуправляемого человека? С чего ему меняться ради меня, когда мириады других, бывших до, даже не склонили его к этому?

Я хоть целый день могу думать, что я другая, но мои мысли ничего не значат, когда его слова могут означать всё.

Вздыхаю, я одновременно успокаиваюсь и выбита из колеи, смотрю вниз на свой пустой бокал. Слегка вскрикиваю, когда кто-то сзади скользит руками по моей талии.

— Вот ты где, — бормочет мне на ухо голос Колтона, его губы скользят по изгибу моего плеча до самой шеи. — Я не мог тебя найти.

— Ну, привет, Ас, — отвечаю я ему, шепот его губ на мгновение успокаивает мои сомнения.

— Ас, да? — посмеивается он, и я пытаюсь повернуться к нему, но он крепко прижимается ко мне телом, обнимая за талию. Он начинает идти вперед, мои ноги инстинктивно двигаются по инерции. С каждым шагом я чувствую, как его член твердеет, упираясь мне в поясницу. Жажда, которая никуда и не исчезала, прорывается к жизни.

Резонирующий смешок Колтона у моего уха вырывает меня из мыслей о том, чего бы мне хотелось, чтобы он сделал со мной прямо сейчас. Это слишком для меня, когда наши тела соединены от бедер до плеча. Сейчас я почти готова умолять его.

— Впечатления в подсобке? (A Closet Еxperience) — спрашивает он, и мне нужно время, чтобы понять, что он делает еще одну неудачную попытку для расшифровки прозвища Ас.

— Нет, — смеюсь я над ним, — где это…

— Боже, ничего не могло быть чертовски идеальнее, даже если бы я такое спланировал.

И через мгновение понимаю значение его слов. Он подводит нас к изолированному закутку, где расположен инвентарь для уборки, и, по иронии судьбы, мы стоим перед дверью с надписью «Подсобное помещение».

Хочу засмеяться, но прежде, чем могу даже улыбнуться, он разворачивает меня и пригвождает к стене, прижимая телом, упираясь в меня своей выпуклостью. Колтон подпирает руки по обе стороны от моей головы и наклоняется, останавливаясь, едва коснувшись моих губ. Наши грудные клетки тесно прижаты, наше отчаяние в необходимости вкусить друг друга выкачивает из нас весь воздух, перехватывая дыхание и лишая рассудка.

Несмотря на близость, наши глаза остаются открытыми, с неизменной связью между нами. Наэлектризованной. Воспламеняющей.

— Ты хоть представляешь, как отчаянно мне хочется сейчас трахнуть тебя? — бормочет он, движениями губ слегка касаясь моих.

Тону в растекающемся тепле, которое вызывают его слова, умоляя утянуть меня на дно и взять там, но всё, что могу сделать — это дрожащий выдох. Он наклоняется и пробует меня на вкус. Мои руки чешутся от желания сжать в кулак его пиджак и разорвать на нем рубашку, будь прокляты эти пуговицы.

Колтон отступает, когда слышит стук каблуков, но открывает дверь подсобки и втаскивает меня внутрь. Как только дверь в темном помещении захлопывается, Колтон пригвождает мои руки над головой. Единственное освещение в подсобке — полоска света, просачивающаяся сквозь щель дверного проема. Рассудок не фиксирует моих внутренних демонов — клаустрофобию от несчастного случая, которая обычно душит меня при первом же намеке на замкнутое пространство. Моя единственная мысль — Колтон. Страх перестает существовать. Трепещу, ожидая момента, когда его тело врежется в мое, толкнет к двери и возьмет у меня то, в чем мы оба так отчаянно нуждаемся.

Разрядку. Контакт. Мощность.

Но этого не происходит. Единственный контакт между нами — его руки, удерживающие мои запястья в заложниках над головой. Подсобка слишком темная, чтобы увидеть очертания его тела, но я чувствую, как его дыхание овевает мое лицо. Мгновение мы стоим вот так, настолько близко, что волосы на моих руках встают дыбом, каждый нерв в теле зудит от желания почувствовать его прикосновение, которое он мне пока еще не дал, подвешенная в этом туманном состоянии потребности.

— Усиливающий предвкушение (Anticipation Can Enhance), — шепчет он, и сейчас, это безусловно определение для прозвища Ас. Несомненно. Но у меня нет времени, чтобы понять это, не говоря уже о том, чтобы ответить, потому что его губы, наконец, встречаются с моими. И на этот раз, они делают больше, чем просто пробуют. Они пожирают. Берут без спроса. Клеймят, утверждая свои права.

Мир по ту сторону двери перестает существовать. Сомнения, бунтующие в моей голове, замолкают. Всё дрожит от ощущений, когда его губы поклоняются моим.

Наши языки танцуют. Благоговейные вздохи сливаются в один. Тела изнемогают, но ни на сантиметр не соприкасаются друг с другом. Кроме рук Колтона на моих запястьях и губ, он не позволяет никаким другим частям наших тел соединиться.

А мне так отчаянно нужно прикоснуться к нему, почувствовать, как напряженные бутоны моих сосков трутся о его грудь, почувствовать, как его пальцы скользят вверх по моим бедрам и касаются моего самого интимного места.

Но он отказывает мне в этой молчаливой просьбе, полностью контролируя пресыщение моего детонирующего желания.

Он отстраняется, вынуждая нас обоих застонать.

— Иисусе, женщина, — клянется он. — От тебя невероятно трудно оторваться.

— Тогда не надо. — Тяжело дышу, меня обвивает сильнейшее вожделение, иметь его так близко, но так далеко во многих отношениях.

В ответ он издает досадное рычание и так же быстро, как мы попали в подсобку, так же быстро мы оказываемся снаружи. На мгновение закрываю глаза от внезапного света. Когда снова их открываю, Колтон стоит передо мной в нескольких метрах, напряжение в его плечах — результат, как я предполагаю, ускользающего контроля, который он пытается удержать.

Он оглядывается на меня через плечо: челюсть сжата, в глазах борьба с чем-то внутри.