Без руки и без сердца.

Я не могу рисовать.

Я потеряла свою душу. Даже не успев найти ее, увидеть и запечатлеть в полной мере.

Я часто думаю – о том, что есть душа?

Лучшее или худшее в тебе. Мозаика качеств, блеск характера во мгле?

И есть ли у него душа?

Просто она не созвучна моей.

Я не могу его ненавидеть, и не любить не могу.

Я столько раз влюблялась, но так – никогда!

И прийти к нему значит поступиться своей гордостью, унизить себя еще раз.

И разнести надежды в прах. В серый, безличный, мягкий и ласковый пепел.

И я…я рассказываю все Лине.

Мы сидели на паре по «основам рисунка», и я, задыхаясь от слез, рассказывала все Лине.

О, как хотела я не знать его!

- Все это странно,- сказала Лина,- то он бросается спасать тебя, и вы хорошо общаетесь, то он и знать тебя не хочет.

Я кивнула, стиснув зубы, и пытаясь не рыдать. Слезы кипели внутри меня черной лавой, и едва не выплескивались через край.

- Тебе нужно разобраться с ним,- жестко сказала Лина,- и я помогу тебе в этом.

Я закрыла лицо руками и рухнула на парту, простонав:

- О нет!

- О, да, - ехидно улыбаясь, парировала Лина,- если я берусь за дело, он не сбежит.

- Потому что не сможет,- вздохнула я,- ты его обездвижишь, и влюбишь в себя.

- Он меня не увидит, не волнуйся,- заметила Линка, активно любуясь своим несравненным, по ее мнению, ликом в зеркальце.

Я покачала головой.

Я больше не о чем не волновалась.

Потому что меня не было.

Потому что он убил меня.

Мне снился Ежик.

О, милый, милый Ежик!

Я всегда буду помнить и любить тебя!

Я бежала сквозь поле ржи, навстречу ему, радуясь, что кончилась разлука.

А небо текло надо мной, и облака, как санки, скользили в его синеокой вышине.

Может, я умерла?

Так хорошо быть не может!

И я обняла Ежика. Заглянула в его серые глаза, провела рукой по щеке, вспоминая, каким он был. Мой отец.

Тот, кто он есть.

Тот, кто сделал меня сильной.

Он потрепал меня по голове, разворошив золотистые локоны, и улыбнулся.

Так, как мог улыбаться лишь он. Печальной и светлой улыбкой.

- Что ж не говоришь, что я умер? – он лег на бок, прямо на рожь, которая должна была быть колючей.

И ужасно жесткой, к тому же. Я торопливо отдернула локоть.

- Так я верю … что ты не умер, что где-то ты есть.

- Теперь,- уточнил он, доставая из кармана куртки сигарету и с наслаждением закуривая.

Увидев мою исколотую о стебли руку, он заметил:

- Нужно просто захотеть, чтобы все изменилось. Эта рожь – мягче перины.

Я закрыла глаза и сосредоточилась. Через несколько секунд, распахнув их, я увидела, что лежу на перине. Мягкие перья, белая ткань. Она возвышалась сантиметров на десять над землей.

- Ой,- воскликнула я.

- Тебе еще учиться и учиться, творящая миры, - ласково констатировал он факт.

Я кивнула.

Вздохнула горько. Мысли мои переметнулись к прошлому.

- Ты не виновата,- отрезал он, словно догадавшись, о чем я вспоминаю.

Нет, нет, нет.

Не думай об этом!

- Хотела б я так думать,- вымолвила я.

- Ты знаешь,- наклонился он ко мне,- только ты знаешь. Что ты невиновна ни в чем.

- Если б я осталась. Если б мы остались. Если б ты не вышел в тот день на улицу, то…- судорога родилась в руках, и связала все тело смирительной рубашкой.

Я рыдала.

- Не жалей себя,- сказал он,- ты думаешь, что жалеешь меня, но я счастлив.

Я села и вытерла рукой глаза.

- Даже без нас?

- Иногда бы я хотел вернуться. Мы должны смириться с тем, что у нас есть,- и он обнял меня, утешая,- но иногда ты не знаешь, что у тебя есть, - он щелкнул меня по носу, и улыбнулся,- пока не найдешь это.

Пока не увидишь отражение найденного в себе.

- И я часто навещаю вас, но вы этого не знаете.

- И ты все видел?- выдохнула я.

Он кивнул.

- Ты не права насчет мальчика,- сказал он,- ему даже хуже, чем тебе.

Я уперла руки в смятую траву, и сжала ее меж пальцами.

- Вряд ли.

- Он думает, что помог тебе.

Обещание, отношение его бабушки ко мне.

Черт, обещание!

Почему?

- Он думал, что помогает тебе,- повторил Ежик, любуясь небом.

Я встала:

- Что я должна сделать?

- А как тебе это платье? – Лина нависала надо мной, держа шикарный алый наряд в руках.

- Нет,- я отшвырнула его на диван,- нет.

Лина обиженно надула губы, и плюхнулась на кровать:

- Вечно ты так!

- Пойми, сейчас другая ситуация,- я распахнула шкаф, и вытянула старенькие, продранные на коленях джинсы. И кофточку с маленьким вырезом.

- Даже не накрасилась,- Лина порицала меня взглядом.

- Я пойду? – обратилась я к ней.

- Прими мое благословление,- Линка клюнула меня в щеку сжатыми губами и размашисто перекрестила, как я иногда крещу кота, признаваясь ему в вечной, негасимой, чарующей любви.

Однако она не шутила.

Она верила.

По-своему, как и каждый из нас.

- Я здесь подожду,- «обрадовала» она меня.

И я вышла на улицу. Меня трясло все сильнее. Небо и земля поменялись местами. Теплый ветер жалил поцелуем весны. Свежий воздух был зловонной канавой. А небо падало на меня, погребая под собой.

Люди шли мимо. Но их не было для меня.

Я была страхом, а он был мною.

«Я – Мери, твоя дочь, Ежик,- нарекла я себя, как в незапамятные времена,- я должна заслужить эту честь, это право»,- и я шагнула сквозь миры.

Алан сидел на кухне и размешивал чай ложечкой. Он низко опустил голову, и все черты его лица, казалось, истекали тоскою, словно кровью.

- Привет,- я остановилась в дверях кухни, привалившись к косяку, и натянула на губы, точнее попыталась натянуть лживую улыбку.

Ненавижу лгать!

Но нельзя, чтоб он увидел, как легко он сломал меня. Не до конца. Но все равно сломал.

Он поднял голову.

- Мери? – радостный вздох, и гневное.- Я же просил тебя не приходить!

- Вот как ты мне рад,- я села напротив него, закинула ногу на ногу.

И это я говорю? И это я так язвительна? Что он делает со мной?

- Да,- согласился он и медленно с удушающей неприязнью,- ты должна уйти.

Но теперь, узнав правду, я видела за каменной стеной его глаз брызги и всполохи невыносимой боли.

И так легко стало мне! За спиной моей светлые крылья! Я все-таки небезразлична ему!

- Я все знаю,- сообщила я ему доверительно.

Ложечка выпала из его руки и упала на пол.

Я нагнулась и подняла ее, и вручила ему, словно белый флаг перемирия.

- Что? – выдохнул он.

- Все,- улыбнулась я,- и о том, что ты пообещал и о том, что ты хотел помочь мне.

Алан встал и начал вышагивать по комнате.

Через пару минут он заявил:

- Все равно возврата назад нет!

- Зато есть миллион путей вперед, и все они разные,- заметила я.

- Нет, Мери, нет! Уходи отсюда! Все, что ты знаешь - ложь! Нам не о чем говорить! Все, что ты знаешь – полный бред! – оглушающий шквал жалящих слов.

Я стиснула кулаки, так, что ногти вспороли ладони. Закусила щеку до крови. И еще и еще раз.

Лишь бы отвлечься от того, что… от того, что…

Он отверг меня во второй раз.

Я бросилась в свой мир.

Так бросаются в реку с камнем на шее.

Я до вечера бродила по улицам Петербурга. Слезы туманили мои глаза. Я хотела нарваться на бандитов и умереть.

Я хотела попасть под машину.

Переходя дорогу, я шептала:

« Сейчас, сейчас, пожалуйста!»

Я захлебнулась в безысходности.

Лишь ночью я вернулась домой. Залезла через окно, как воровка. Стоило лишь прижать руку к стеклу и представить, что его нет.