С мамой мы не помирились. Она, будто потеряла разум.

- Мы уезжаем к бабушке! Ноги моей не будет в этом городе! - пакуя вещи в коробки, кричала она.

- Я не поеду, - слабо качала головой в ответ.

- Посмей только не поехать! Квартира выставлена на продажу! А так как ты не работаешь и денег не приносишь, у тебя нет другого выхода! Твоего Янковского выпустят очень нескоро! Если вообще выпустят! Оплачивать твое существование он не сможет!

У меня даже не было сил спорить. Арест Виктора в результате сговора городской администрации и Стаса Прохорова так подкосил меня морально, что осталась лишь слабая, бледная тень от прежней Таши.

Мать безумствовала, водила покупателей на квартиру, а я почти не выходила из своей комнаты. Я не пила и не ела. Горящим взглядом сверлила телефон в надежде получить хоть какое-нибудь сообщение от Виктора. Но он не писал и не звонил.

Так прошла неделя. Неделя ярких подробностей, которые смаковали средства массовой информации. Виктора Янковского распинали, поливали грязью, как когда-то отца Стаса.

Я едва дышала. В сердце поселилась жгучая боль. Создавалось ощущение, что спустя несколько лет Стас щедро оплатил спектакль, чтобы распять того, кто, по его мнению, заслужил расплаты. На сильные плечи Виктора рухнули обвинения в преступлениях, которых он не совершал, и каким-то немыслимым образом его дядя остался в стороне.

Через неделю кто-то поджег ночной клуб и ресторан, принадлежащие Янковским. Ярким пламенем пылало былое могущество ненавистной всем семьи. СМИ сообщили, что Анатолий Янковский со своей молодой женой бежал заграницу, предварительно сняв со всех счетов деньги, и попросил убежища в Соединенных Штатах Америки.

Во главе бизнес-центра «Черная Башня» встала Евгения Котлярова.

- Пока мой брат в тюрьме, я обязана защитить семейный бизнес от предателей, - заявила она на собранной специально для СМИ конференции. - Наш бизнес-центр работает в штатном режиме. Я не знаю, по какой причине держат в тюрьме Виктора Янковского, но он ни в чем не виновен. В отличие от моего отца, постыдно бежавшего заграницу, мы с Виктором всегда платили налоги государству и вели бизнес честно. Наши адвокаты будут бороться за его освобождение.

Некрасивое лицо Евгении пылало негодованием с экранов, а интернет разрывался от слухов и домыслов.

Через несколько дней с незнакомого номера пришло сообщение: «Быстро спускайся вниз. Я жду тебя в белом «форде» за углом дома».

Сердце отчаянно забилось. Как была - в джинсовых шортиках и майке, - я бросилась на улицу. Надежда увидеть любимые голубые глаза и оказаться в сильных мужских объятиях полыхнула с таким неистовством, что едва не сожгла меня изнутри. Я была готова на все - уехать навсегда из страны, сменить фамилию, вечно прятаться - только бы снова получить шанс видеть Виктора. Преступник он, или нет - не имело никакого значения. Я умирала без него.

Надежда угасла также быстро, как и появилась - за рулем белого «форда» сидела все та же Евгения Котлярова.

Дверь открылась, и я забралась внутрь.

- Все плохо? - сглотнула ком в пересохшем от волнения горле.

- Очень, - покачала головой сестра Виктора. - Мне разрешили встретиться с ним всего раз, и… ничего хорошего не будет. Ему грозит большой срок.

- Зачем он брал деньги?

- Он не брал. Его подставили, глупышка.

- Но кто?!

- Тот, кого подвинули в угоду чувствам. Мэр не прощает отказов. А Виктор отказался жениться на его дочери. Предпочел тебя.

- И что? Ему никто не может помочь? Как же родственные связи? Преданность семье?

- Мой отец отказался помогать. Виктор больше не угоден ему, как наследник. Он стал слишком сильным. А тех, кто сильнее, очень боятся. Мой отец испугался, что потеряет свое влияние на город окончательно. Вот и молча отошел в сторону, позволив мэру сделать грязное дело.

- То есть, Виктора предали в собственной семье?! - не могла поверить я.

- Да.

- А ты?

- Я? Нет, я не предавала. Я такой же отказник, как и он. Мы всегда плыли в одной лодке, хоть и ненавидели друг друга. Но ненавидеть не значит предать… Поэтому я здесь. Виктор попросил передать тебе, чтобы ты уезжала из города как можно скорее. Вычеркни из жизни все, что напоминает о нем. Ему будет спокойнее, если ты исчезнешь и начнешь все сначала.

- Я не хочу! Я люблю его!

- Хочешь стать разменной монетой? Поверь, тебе очень повезло, что он никому не успел сообщить о своем намерении жениться. Об этом знала только я одна. Если про тебя узнают наши враги, с тобой могут сделать, что угодно. Ты - слабое место Виктора. Если тебя похитят и начнут мучить, отрезая по кусочку каждый день, надолго ли его хватит? Он и так остался один на один со всеми обвинениями! Попадешься в лапы этим тварям, и ему придется молча подписать все, что подсунут! Понимаешь? Если любишь его, уезжай немедленно. Немедленно, поняла меня?

Я молча таращилась на свои дрожащие руки. Как бы Евгения ни была неприятна мне, она говорила истину.

Открыв сумочку, сестра Виктора достала два плотных конверта.

- Я сняла со счета кое-что. Надеюсь, деньги помогут тебе начать все сначала.

Меня начало колотить. Стучали даже зубы.

- Я что, никогда его не увижу?

- Если ему удастся выбраться, он сам тебя найдет. Но я бы очень сильно на это не рассчитывала. Лучше просто забудь, что когда-то была с ним знакома.

Евгения открыла дверь с моей стороны, намекая, что я должна уйти.

Я вздрогнула, будто мне снова отвесили пощечину. Вышла, и машина быстро скрылась за поворотом.

Я стояла, сжимая в потных от напряжения ладонях два конверта с деньгами, и перед глазами плыли темные круги. Постояв несколько минут, на негнущихся ногах зашагала в сторону подъезда.

«Если любишь его, уезжай немедленно».

Слезы жгли глаза, и я почти не видела дороги. Страсть и любовь, вспыхнувшие так внезапно, в итоге сожгли меня дотла. Не осталось ничего - ни жизнерадостной Таши Шторм, ни мрачной и любящей своего мужчину Наташи Янковской. Отныне был только пепел.

В тот же день я собрала вещи и купила билет на автобус до Волгограда.

- Я к бабушке. На ПМЖ, - угрюмо сообщила матери за час до отъезда.

- Прекрасно. Катись, - согласно кивнула она. - И без тебя управлюсь.

Стало больно. Она никак не могла простить меня за Виктора, а я не могла его разлюбить. Понимала - это навсегда. Если и смогу когда-нибудь оклематься, то полюблю еще раз вряд ли.

Уже в автобусе подумала, что может, проще что-нибудь с собой сделать? Выпить упаковку таблеток и никогда уже не проснуться. Но мысль о том, как плохо будет Виктору, если ему скажут о моей смерти, горела ярким маятником. Он хотел, чтобы я уехала и начала все сначала, а значит, я начну. Но забыть его… это выше моих сил. Не смогу я его вычеркнуть.

Перед глазами стояла Тоскана. Дом его матери, наши грешные поцелуи и ласки, признание в любви, та самая церковь, в которой он хотел, чтобы мы повенчались… Платье от Габриэллы. Интересно, оно было бы красивым?

К горлу подкатил ком. Горячие слезы брызнули из глаз, и я уткнулась носом в бумажную салфетку. Не будет у меня платья. И Виктора рядом больше не будет.

… На удивление, бабушка встретила меня спокойно.

- Молодость на то и дана, чтобы совершать глупости, - пропуская меня на кухню, философски подметила она. - Но как тебя угораздило снова наступить на те же грабли, да еще и с таким размахом?

- Я не знаю…

И слезы снова горячими потоками полились из глаз.

Я плакала и плакала. Захлебывалась и давилась рыданиями, но никак не могла остановиться. Наверное, потому что за все время меня впервые ни в чем не упрекнули, не пнули и не ударили, а просто приняли факт, что я оступилась.

- Таша, Таша, ну, достаточно… первый мужчина всегда сильно западает в душу, я знаю… Только что будет, если ты умрешь от разрыва сердца? Кому лучше будет? - пихая мне в руки кружку с ромашковым чаем, бурчала она.