Мегудин учел еще и то, что для будущих ферм объединенного колхоза понадобятся новые помещения и местный каменный карьер очень пригодится для этих целей.

Не задерживаясь, Мегудин из Новой Эстонии поехал в Беседино. С горечью увидел по дороге выгоревшие поля, небрежно вспаханные, незаборонованные полосы с пересохшими глыбами и бесчисленными норами сусликов, которые пожирали посевы.

В подавленном настроении, словно задели его сокровенное чувство любви к земле, которую он всегда привык видеть хорошо обработанной, радующей глаз, раздосадованный, Мегудин въехал в деревню.

Полуразрушенные домики с заткнутыми тряпьем окнами мрачно глядели на него. Кругом было пусто и неприглядно. Озабоченные люди появлялись то здесь, то там и куда-то исчезали.

Не найдя никого в правлении, Мегудин направился на ферму. Коровы стояли в грязных, нечищеных стойлах и уныло ждали, когда им дадут хоть немного корма. Мегудин по-хозяйски осмотрел их, пощупал истощенные бока и вымя, зашел в сарай и убедился, что сена запас достаточный. В это время, ковыляя, подошел председатель колхоза — невысокий человек с палкой в руке.

— Мы давно ждем вас. Мне сказали, что вы здесь, но я не мог вас найти, — сказал председатель. — Я был в амбаре. — И спросил: — С чего начнем?

— Зайдемте в контору, там поговорим.

Возле конторы стояло много людей, они оживленно разговаривали.

— Расскажите нам, мы тоже хотим знать… Это правда, что нас хотят объединить с вашим колхозом? Неужели вы согласитесь принять нас, бедняков, в ваше богатое хозяйство? — спросил Мегудина один из них.

— Этот вопрос нужно обсудить на общем собрании. Там все решат, — ответил Мегудин.

— Народ уже собрался, можно хоть сейчас провести собрание, зачем откладывать в долгий ящик? — раздались голоса.

— Мы предварительно обсудим все на правлении, подготовим весь материал, тогда проведем собрание, — сказал председатель.

— Зачем на правлении? Зачем лишние разговоры?.. — послышались голоса. — Если нас хотят принять в такую богатую семью как равных, надо ли нам еще раздумывать? Проводите собрание сейчас!.. Мы хотим послушать, что товарищ Мегудин расскажет нам, и пусть послушает нас!..

После короткого совещания с членами правления председатель открыл собрание и предоставил слово Мегудину.

Мегудин коротко рассказал о том, как колхозу в Петровке удалось преодолеть многие трудности и выбиться из нужды.

— Но новые мощные сельскохозяйственные машины, которые дает нам наше государство, — продолжал Мегудин, — не могут быть в полной мере использованы в маленьких, порой даже карликовых хозяйствах или небольших бригадах, которые состоят из нескольких человек. Возьмем, например, вашу бригаду животноводов, сколько в ней человек?

— Двенадцать, — ответил председатель.

— Сколько ведер воды приходится перетаскать вам, чтобы напоить весь скот? А колодец находится в километре от фермы… Такое же положение и в других бригадах, — продолжал Мегудин. — Тяжелую работу необходимо механизировать, а в небольших колхозах это невозможно… Хороший колхоз должен быть многоотраслевым, тогда он сможет нормально развиваться… Если случается, что одна культура не уродилась, тогда другая, третья выручает… А на чем может держаться такой колхоз, как ваш, который из года в год страдает от засухи? Как улучшить положение ваших людей? Будь председатель даже о десяти головах, все равно ничего не добьется.

Мегудин затронул самые наболевшие вопросы. Затаив дыхание люди слушали каждое его слово.

— Так что единственный выход для вас — влиться в объединенное хозяйство, — закончил Мегудин.

— А кто погасит нашу задолженность государству?

— А как платить нам будете? Как вашим или меньше?

— А как будет с индивидуальными коровами? Их придется сдавать? — сыпались со всех сторон вопросы.

Мегудин отвечал просто, задушевно, словно беседовал со своими добрыми друзьями о делах, которые их тревожат.

— Хлебороб, который не любит землю, плохо обрабатывает ее, не может получить даже маломальский урожай. Чего можно ожидать от полей, которые страдают от суховеев и засухи? Только пыль! А от истощенных коров чего ждать? Разве только шкуру… То же самое получали раньше и колхозники Петровки. Давайте же работать так, чтобы земля вознаграждала нас сторицей за наш труд. Тогда хватит и на покрытие долгов, и на расходы по хозяйству, и на оплату всем за работу.

Собрание уже закончилось, но люди не отпускали Мегудина, задавая ему все новые и новые вопросы.

В Миролюбовку Мегудин приехал, когда собрание там уже шло полным ходом. Особенно горячо и страстно разгорелись прения по вопросу — вступать или не вступать в объединенный колхоз.

Мегудин присел на крайнюю скамью и начал вслушиваться, о чем говорят. Невысокий крепкий мужчина с русой бородкой махал руками и до хрипоты кричал:

— В нашем колхозе мы сами хозяева, как хотим, так и работаем… Когда вступим в объединенный колхоз, на нас будут смотреть как на бедных родственников. Богатый дядя станет смотреть на нас косо: мол, пришли на готовенькое, сели на его шею, устраиваем хорошую жизнь за его счет. Чем мы хуже петровских колхозников, которые раньше тоже не очень сытно жили? Мегудин там, конечно, навел порядок, но мы знаем, что он чересчур уж горяч в работе и никому спуску не дает. Он дрожит над каждым клочком земли, чтобы, не дай бог, он не пустовал. Из всего, что только можно, Мегудин стремится что-то выжать для хозяйства. Он обязательно уничтожит наши пастбища, ему невыгодно будет, чтобы столько земли пустовало. Если у нас сейчас есть где накосить немного сена для коровы, то все это мы потеряем.

— Он потребует, чтобы мы своих коров в колхоз отдали, — послышался голос.

К столу подошел высокий, стройный парень с загорелым, обветренным лицом, черными, живыми, с огоньком, глазами. Он был в солдатской гимнастерке, на груди красовалось несколько значков, говоривших об отличиях в воинской службе. Он задиристо заговорил:

— Нам протягивают братскую руку, чтобы вытянуть нас из нищеты и отсталости, и находятся такие, кто противится этому… Они держатся за хвост своей коровы и боятся, что останутся без сена… Стыд и срам! Отбрасываете хлеб, а подбираете крошки!

— Правильно! Правильно, Саша! Правильно, Колесниченко! — раздались голоса.

— Пусть те, кто не хочет идти, остаются здесь и влачат жалкое существование, а большинство пойдет с передовым колхозом… — продолжал Колесниченко.

— Правильно!.. Правильно!.. — послышалось с разных сторон.

Колесниченко хотел еще что-то сказать, но Мегудин, тихо и незаметно сидевший в заднем ряду, поднялся и подошел к столу.

В зале зашумели:

— Смотрите, товарищ Мегудин здесь! Тише! Давайте послушаем, что скажет товарищ Мегудин! Говорите, мы слушаем вас!

Когда люди успокоились, Мегудин начал:

— Здесь один товарищ боится, мол, что ему не разрешат косить сено для своей коровы. Вероятно, здесь есть и другие такие… Так пусть косят себе на здоровье…

— Нет, товарищ Мегудин, мы не хотим ждать, пока другие поумнеют, — решительно сказал Колесниченко. — Почему большинство должно страдать из-за них?

— Нет, с таким серьезным делом торопиться не надо, — заявил Мегудин. — Я предлагаю оставить пока вопрос открытым. Пусть каждый хорошенько обдумает, взвесит, выгодно ли ему вступить в объединенный колхоз или нет.

— Нет! Нет! Ни в коем случае… Чего думать?.. Чего ждать?.. И так все ясно! — раздались со всех сторон дружные голоса.

Но Мегудин стоял на своем:

— Нельзя дробить колхоз. Раз есть люди, которые против объединения, надо им дать возможность подумать… Надеюсь, что они скоро во всем разберутся и сами придут к нам…

Долго еще спорили, а когда кончилось собрание, колхозники обступили Мегудина и забросали вопросами.

— Мне стыдно, что у нас в колхозе есть такие отсталые элементы, тянут нас назад. Мы должны из-за них страдать, — с горькой обидой проговорил Колесниченко.

— Ничего, Саша, — ласково, по-отечески положив руку ему на плечо, утешал Мегудин. — Позже присоединитесь… А пока трудитесь, проведите спокойно осенний сев и текущие работы. Я буду почаще наезжать и помогу вам…