— Мне кажется, что я прав… Надеюсь, что в ЦК разберутся…

— Не сомневаюсь, что все будет хорошо, — подбодрил Любецкий.

— Я вернулся сюда… Надеюсь, что здесь обо мне никто плохого не думает.

— Да, да, никто ничего плохого не скажет.

— Видите, нашлись такие…

— Обычно, когда решается судьба коммуниста, запрашивают характеристику с прежней работы, но ни у меня, ни у кого из работников райкома ничего не спрашивали, — сказал Любецкий. — Ты написал в ЦК?

— Конечно, написал. Надеюсь, что там разберутся… Но пока я хочу работать. Болтаться без дела я не могу.

— Какую работу ты хотел бы? Район ты наш знаешь, так скажи, куда тебя послать?

— Мне все равно. Никакая работа мне не страшна.

— Но все же?

— Давай самую трудную. Мне хочется с головой окунуться в работу, напрячь все силы, тогда легче станет на душе.

— Что значит самую трудную? Насколько я помню, легкой работой ты никогда не занимался.

— Дайте мне самый отсталый колхоз. Мне же нужно заново держать экзамен перед партией.

— Ты, кажется, не раз блестяще выдерживал экзамен на все, что требуется от хорошего, преданного работника и замечательного землероба.

Любецкий подождал немного, может, Мегудин сам подскажет, какой из отсталых колхозов района он хочет взять. Подумал о колхозе в Петровке, но сам предлагать его не стал.

Мегудин, словно читая мысли Любецкого, спросил:

— А что слышно о Петровском колхозе?

— Мы всё еще возимся с ним и не знаем, что делать. Положение в этом колхозе не улучшилось. Если помнишь, когда ты еще работал здесь, не раз ставился вопрос о нем. Меры, которые мы приняли, результатов не дали. Урожай там все еще мизерный. Хозяйство не оправдывает себя. Люди получают за свой труд очень мало. Поэтому они не заинтересованы в работе… Что же делать?.. Надо, конечно, туда послать сильного руководителя, способного установить дисциплину и навести порядок в хозяйстве, — пояснил Любецкий. — Нашелся бы такой человек, может быть, нам удалось бы достать для них немного кредитов.

— А разве колхоз кредитоспособен?

— Я думаю, что нет. Но это неважно… Надеюсь, нам удастся сделать для них исключение.

— Представим себе, что это вам удастся, но что делать с этими кредитами?

— Хороший руководитель найдет, как их использовать, чтобы поправить дела…

— Чтобы поднять колхоз, нужны более существенные меры, чем кредиты.

— Какие? Ну, скажи — какие?

— Тягловой силы, насколько я знаю, там почти нет. Трудоспособных людей недостаточно, земля малопродуктивная. Если даже с помощью кредитов увеличите посевную площадь и немного поднимете урожайность, это еще не выход из положения.

Мегудина вдруг осенила мысль, но высказать ее, пока не продумал как следует, он не решился.

— В чем же выход? — полюбопытствовал Любецкий.

— Выход можно найти, надо только пошевелить мозгами и трудностей не бояться, — ответил Мегудин.

«Неужели он решил рискнуть и взяться за этот отсталый колхоз? Ведь будучи председателем райисполкома, он много занимался им и существенных результатов не добился», — подумал Любецкий. Казалось бы, в теперешних обстоятельствах Мегудину не стоило рисковать, но отговаривать его не стал.

— Все-таки как наладить дела в Петровском колхозе? — снова заговорил Любецкий.

— Я подумаю, — неопределенно сказал Мегудин.

— Может быть, возьмешься за это дело?

— Посмотрю… Отвечу через несколько дней…

— Хорошенько подумай, не отчаивайся. Работа, пока в ЦК разберутся с заявлением, для тебя всегда найдется, — сказал Любецкий, провожая Мегудина.

Из райкома Илья Абрамович вышел ободренным. Ему хотелось как можно скорее своими глазами посмотреть Петровский колхоз.

Перейдя железнодорожную линию, недалеко от станции, где начинается Петровка, он вдруг увидел ларек с вывеской, на которой была изображена огромная кисть винограда и надпись: «Вина Петровского колхоза».

«Раз продают вино, значит, восстановлен виноградник, — подумал он. — Если так, то положение, возможно, не такое уж безнадежное».

Увидев возле ларька человека, продавец гостеприимно пригласил:

— Заходите! Заходите, пожалуйста!

Войдя в ларек, Мегудин обвел глазами пустое, неуютное помещение, где, кроме бочонка вина, небольших кучек яблок и помидоров, ничего не было. Продавец, который рад был каждому посетителю, не отступал от Мегудина:

— Сколько налить?.. Если не ошибаюсь, вы товарищ Мегудин?

— Да, это я.

— Тогда непременно хочу вас угостить нашим вином. Прима!

— Спасибо. Лучше расскажите, как живете?.. Что слышно у вас в колхозе?

Продавец принес на столик два стакана вина.

— Большое спасибо… Скажите, какую площадь занимает ваш виноградник и какой урожай вы собрали с него?

— Не знаю, вина немного есть, вот и продаем… Сейчас должен прийти председатель, вы с ним поговорите. Сегодня или завтра он уезжает. Пока давайте выпьем за ваше здоровье. Эх, — махнул рукой продавец, — кто у нас будет держаться…

— Значит, вино из вашего винограда?

— Конечно, из нашего.

— Выходит, что можно у вас собирать урожай?

— До войны тут был настоящий председатель. Человек с головой, понимал толк в хозяйстве. Тогда хорошо обрабатывали землю и посадили тридцать гектаров винограда. Колхоз начал богатеть, люди стали на ноги. За время войны виноградник одичал и перестал плодоносить. С большим трудом восстановили один гектар плантации и собрали небольшой урожай. Председатель велел сделать вино и продать, чтобы выручить немного денег на расходы.

— И как же торгуется?

— Мало, очень мало покупателей. У кого денег нет, а у кого — свое вино. Больше всего забегают к нам приезжие.

— Зачем же вам этот ларек?

— Приходят сюда и погулять… — усмехнулся продавец. — Ведь можно с ума сойти в этой дыре.

— Разве нечего делать? Почему вам не взяться за те тридцать гектаров виноградника, тогда бы вы могли открыть винный павильон в городе и столько денег выручили бы, что хватило бы и колхозу, и людям.

— Кто возьмется за такое дело? С большим трудом обрабатывают один гектар… Говорить легко…

— Мне кажется, если бы такой человек, как вы, например, взялся за виноградник, был бы толк и для вас, и для колхоза. Разве вам не надоело стоять здесь целыми днями и ждать, пока появится охотник выпить стакан вина?

— Давайте не будем говорить об этом, лучше выпьем, — предложил продавец.

— В другой раз. Я очень спешу… — Мегудин постарался увильнуть от назойливого продавца.

От винного ларька Мегудин направился было на колхозный двор, решил посмотреть, что делается там. Но, вспомнив, что Лиза с нетерпением ждет его, он забежал домой, рассказал о разговоре с Любецким, быстро поел и зашагал на колхозный двор, а оттуда в правление.

Вечерело. В небольшой тесной деревенской избе было душно, накурено. Из-за дыма еле видны были люди, которые сидели тут и о чем-то неторопливо беседовали.

Мегудин, войдя, поздоровался. Человек с темно-серой косматой бородой, сидевший поближе к двери, поднялся и подал ему стул:

— Садитесь, товарищ.

— Как вам живется? — спросил Мегудин после короткого молчания.

— Как червям в хрене, — пошутил кто-то.

— Почему так?

— А вы разве не знаете? — отозвался человек, сидевший недалеко от двери. — Извините, товарищ, как ваша фамилия? Где-то я вас видел.

— Может быть, новый председатель? — раздался сиплый голос из другого угла.

— А разве у вас нет председателя? Я хочу его видеть, — сказал Мегудин.

— Ушел куда-то, наверное, скоро придет. Завтра он уезжает.

— Если бы вы только знали, сколько председателей у нас перебывало, — продолжал человек с сиплым голосом. — Один приехал к нам из города в фетровой шляпе, с толстым, как у министра, портфелем. Созвал собрание, наобещал золотые горы и через месяц еле ноги уволок отсюда… Другого болтуна и бездельника выгнали, третий сам отказался, а последний нашел себе хорошее занятие — открыл винный ларек и вместе с продавцом выпивает.