— Да, — ответил инструктор.

— Тогда мы с товарищем Еремчуком вернемся в Курман… Там у нас тоже много дел. По вечерам у меня прием. Люди, наверное, ждут. — Уже попрощавшись с инструктором, он на ходу добавил: — Если будет возможность, пришлю сюда кого-нибудь либо сам наведаюсь.

Мегудин с Еремчуком и минерами поехали в Курман, встречая по пути оборванных, измученных долгими скитаниями беженцев. Они тащились, еле волоча ноги, со своим скарбом на плечах.

Вдруг послышались голоса:

— Мегудин!.. Товарищ Мегудин!.. Илья Абрамович!!

— Наверное, это возвращаются люди из ближних поселков, — сказал Мегудин Еремчуку и велел шоферу остановить машину.

Выйдя из нее, он спросил:

— Откуда идете?

— Оттуда, куда нас загнали фашисты.

— Возвращаемся домой… — послышался голос.

— Хорошо, очень хорошо, вы сейчас здесь очень нужны, товарищи, — сказал Мегудин.

— Мы и сами знаем, что нужны. Сеять пора, а то с голодухи помрем, — ответил стоящий рядом с ним человек с тяжелым мешком на плечах. — Давно пробираемся домой…

Мегудин многих жителей окрестных поселков знал со времени их переселения сюда и, хотя он их давно не видел, кое-кого все же узнал.

— Помните, мы с шестьдесят второго участка колхоза «Заря»… А мы из «Чапаева»… Мы из «Ворошилова»… — раздавались голоса.

— Из Новых Всходов, из колхоза имени Свердлова, никого нет? Может, кого встречали оттуда на путях-дорогах? — спросил Мегудин. — Не знаете, успели ли они эвакуироваться?

— Разбросало нас по всему свету… Придем на место — увидим, кто жив, кто погиб, — послышались голоса. — Куда мы теперь денемся без крыши над головой и без куска хлеба?

— Устроитесь! Раз живы остались, остальное — дело наживное, — подбадривал их Мегудин. — Мы тут для вас кое-что приготовили. Все вернувшиеся уже работают на полях…

В Курман машина прикатила под вечер. Мегудин с Еремчуком отправились в исполком, где их ждали посетители, а минеры двинулись в свои части.

Отдавшись работе, Лиза пыталась хоть немного отвлечься от горя. Уходя на ферму, она не переставала думать о своих детях, уезжала по вызовам в окрестные колхозы помочь животноводам, но и там гнетущая тоска не покидала ее. Порой ей казалось, что дети зовут ее, в ушах звенели их голоса: «Мама… мамочка…»

Видеть дома пустые углы было для нее особенно мучительным испытанием. Как ни старалась она совладать с собой, ей это никак не удавалось.

Осунувшаяся, надломленная потерей внуков, Хая пыталась утешить Лизу:

— Возьми себя в руки, доченька, не забывай, что тебе нельзя так сокрушаться. Ради ребенка, который у тебя под сердцем, ты должна беречь себя, а то…

Лиза это сама понимала, но как можно смириться с такой утратой! И она, обливаясь слезами, восклицала:

— Сколько раз я их вырывала из когтей смерти! Чудом они остались живы во время бомбежки, уберегла от стольких страшных болезней, спасала от голода и холода, а тут не смогла уберечь…

— Что поделаешь, дочка… Их не вернешь…

Через неделю после телеграммы. Лиза наконец получила от Ильи Абрамовича письмо. В нем он сообщал, что с частями Советской Армии войдет в Курман и останется там работать.

Мысль о возвращении домой с новой силой разбередила ее раны: как она вернется туда без детишек?

И все же Лиза немедленно начала готовиться к возвращению в Курман.

— Наши места еще не освобождены, не рано ли ты думаешь о поездке? В войну может всякое случиться. Когда Илья нас вызовет, жизнь там немного наладится, тогда и поедем.

— Я не могу здесь больше оставаться… не могу, мама! Мне нужно как можно скорее уехать отсюда, сменить обстановку. Вместе с Ильей мне легче будет перенести горе.

Но Лизе было и страшно со старенькой матерью отправляться в дальнюю дорогу. Она заколебалась, решила ждать вызова, но вскоре от земляков, которые во время войны оказались в соседнем колхозе, она узнала, что Джанкой и ближайшие населенные пункты уже освобождены и они с эшелоном, который формируется, могут собираться домой.

— Вместе с людьми нам будет легче в пути, — уговаривала Лиза, и мать согласилась, что нет смысла задерживаться.

«В Курмане уже весна, тепло, а здесь зима, кругом лежат большие сугробы, и трудно будет перед отъездом найти место вечного покоя детишек, чтобы попрощаться с ними…» — думала мать.

…На пятые сутки эшелон подошел к Сивашу. По только что освобожденной земле он шел медленно, с частыми остановками и наконец остановился на станции Курман. От белокаменного уютного полустанка с большим медным колоколом остались только развалины.

Лиза посадила мать на скамейку неподалеку от разрушенной станции, а сама пошла в райисполком, — может быть, застанет там Илью или узнает, где он. В райисполкоме увидела на дверях записку:

Лиза пошла в мастерскую, но и там никого не застала и решила взглянуть, цел ли их дом. Сердце ее дрогнуло, когда она издали увидела, что стены покосились, стекла выбиты и заткнуты тряпками. Наружная дверь висела на проволочных петлях.

«Илья, наверное, здесь уже был», — подумала она. Смотрела на мрачные стены опустевшего дома. Зайти внутрь, где каждый угол напоминал о том, что не переставало терзать сердце, ей было страшно.

Лиза вернулась к матери. Шла она быстро, чтобы скорее попасть домой и дать отдых уставшей матери. Кругом не было ни живой души, и некому было помочь донести вещи. С трудом они дотащились до дома. Мать уговорила Лизу присесть отдохнуть, а сама поспешила в детскую комнату посмотреть, не остались ли там вещи, напоминающие о детях. Ей не хотелось, чтобы Лиза сразу пошла туда, но не успела она оглянуться, как дочь была уже рядом и, глядя на уцелевшие кроватки Гришутки и Павлика, со стоном сказала:

— Горе мое горькое… больше не будут они здесь спать, навеки заснули в Сибири под снегами.

— Лиза! — воскликнула мать. — Хватит! Илья ни слезинки не должен увидеть на твоих глазах!

Хая взяла Лизу за руку и увлекла ее за собой в комнату, где раньше была спальня. Там стояли покрытые рваными одеялами кровати, лежали охапки соломы, какое-то тряпье, пустые банки, некоторые предметы домашней утвари. По всему видно было, что в отсутствие хозяев здесь, кто-то жил. На одной из кроватей лежал рюкзак Мегудина. «Здесь, наверное, Илья спал», — подумала Лиза.

— Ну и беспорядок же здесь! — сказала она матери. — Давай сначала отдохнем, а потом хоть немного уберем.

Утомленная тяжелой дорогой, Хая быстро заснула, но Лизе не спалось. Осторожно, чтобы не потревожить мать, она поднялась с кровати и тихонько, на цыпочках, вышла из комнаты. Связав найденные на дворе несколько прутьев, Лиза принялась выметать из комнат мусор. «Скоро, наверное, Илья вернется, его надо будет покормить», — подумала она и стала искать какую-нибудь кастрюлю, в которой можно было бы приготовить горячее, но ничего не нашла. Тогда она пошла в соседние дома, но кругом не было ни души.

Хая проснулась, когда уже начало темнеть.

— Илья еще не вернулся? — спросила она.

— Нет, я уже беспокоюсь…

— Сейчас же идут посевные работы. Илья в такую пору никогда дома не сидел. К тому же он и не подозревает, что мы приехали…

Когда совсем стемнело, Лиза и Хая легли спать. Поздно ночью их разбудил стук в дверь. Лиза мгновенно соскочила с кровати, бросилась открывать.

— Лиза, ты! — воскликнул Илья.

Она бросилась в объятья мужа.

— Вот не ждал! — радовался он. — Когда ты приехала?

— Сегодня днем.

Даже при свете луны он заметил, как Лиза похудела и осунулась.

— Ты что, болела? — спросил он ее.

— Нет, просто устала с дороги… А знаешь, со мной тут мама. Она приехала ко мне сразу после твоего отъезда.

Ощупью Илья и Лиза прошли в комнаты.

— Свечки или коптилки у тебя нет?

— Нет, мы с мамой сидели в потемках. Ждали тебя…