Первый плуг повели Авраам с Ильей. Наметив пахотный круг, Авраам взялся за ручки плуга, лошади потянули, и лемех врезался в землю.

Илья радостно воскликнул:

— Пашет, ох как здорово пашет! Смотри, папа, как глубоко врезается лемех в землю!

На втором круге Авраам показал сыну, как правильно держать лемех в борозде, а сам, взяв вожжи в руки, сказал:

— Ты, сынок, проводишь первую борозду, как первоклассник пишет первые палочки в тетрадке. Научишься пахать — и вспашешь не одно такое поле, а будешь поднимать целые степи… В добрый час, сынок! В добрый час!

На недавнем собрании коллектива выбрали правление во главе с Авраамом Мегудиным. Оно сразу же развернуло большую работу. Вместе с полученным инвентарем были также пущены в ход все плуги и бороны, привезенные из дому. Попелюха и Егес, которые работали по соседству с Ильей и Клафтером, старались не отставать от них.

Авраам следил, чтобы вспашку проводили на должной глубине и не оставляли огрехов. Вслед за плугами пустили бороны. Корни курая, пырея и других сорняков забивали зубья бороны, приходилось их часто чистить.

Илья, решив бороновать свой участок вдоль и поперек, чтобы удалить оставшиеся корни и лучше разрыхлить почву, начал отставать от остальных пахарей. Зато во время сева у него сошники не забивались и огрехов не было.

Вскоре прошел теплый весенний дождик, и через неделю показались ровные дружные всходы зерновых.

Сердце Ильи наполнилось радостью.

— Первые ростки! — шептал он про себя.

Зеленя быстро пошли в рост, рядки сомкнулись, и еще недавно голая земля скрылась под ярко-зеленым покровом.

На баштане взошли арбузы, дыни, тыква. Хорошие всходы дали и пропашные культуры.

Срочно надо было все прорыхлить и прополоть, а рабочих рук не хватало.

В эту горячую пору у Ионы Штепера открылись раны, полученные в боях под Перекопом, и все тяготы легли на плечи Авраама Мегудина. Он из сил выбивался, чтобы самые срочные работы, которые нельзя было откладывать даже на час, были выполнены вовремя.

…Осмотрев посевы, Авраам к обеду вернулся домой и на пороге неожиданно встретился с Ильей.

— Что ты тут делаешь? — спросил он у сына.

— Жду тебя.

— А что случилось?

— Ничего. Утром, когда проснулся, тебя уже не было. Не знали, что делать, и мы, несколько человек, взяли мотыги и вышли на баштан.

— Только что был там. Заметил, что прополото, и решил, что это твоя работа.

Они вошли в дом, и Авраам начал изливать сыну свою душу:

— Что делать? Хоть разорвись… Когда Иона был здоров, я имел надежную опору, а теперь как бы лишился правой руки. С людьми надо работать, каждому показать, где и что делать. Везде нужен глаз да глаз, а работать некому… Поле огромное, а нас горсточка, если мы сегодня-завтра не закончим прополку и рыхление пропашных культур, трава их заглушит и наш труд пропадет.

— Знаю, папа, знаю. Об этом и хочу с тобой поговорить… Не могу видеть, как все чахнет и гибнет.

— А что я могу сделать?

— Надо немедленно вызвать всех, кто остался дома, — посоветовал Илья, — иначе мы с работой не справимся. Если даже кое-как закончим прополку, то сенокос и уборку сами не одолеем.

— Я сам об этом думал. Но как решиться вызвать людей, среди которых много стариков и детей… Летом еще так-сяк, а что будет, если мы до наступления холодов не успеем закончить дома?

— Перебьемся как-нибудь, нам нужны люди, без рабочих рук все пропадет, — настаивал Илья.

— Не хочу сам решать этот вопрос… Пусть каждый под свою ответственность вызывает свою семью. — Подумав немного, Авраам добавил: — Пожалуй, лучше будет обсудить это на общем собрании.

…Вечером переселенцы собрались в доме больного Ионы Штепера.

— Вы знаете, друзья, что дождя нет, посевы горят… — начал Авраам.

— Когда горит — надо тушить, а тушить нечем, — перебил его Попелюха.

— Когда горит, не ждут, пока все сгорит, тушат всеми силами, — продолжал Авраам.

— А нам чем тушить? — спросил Егес.

— Мотыгами, руками, кто чем может, — ответил Авраам. — Вот сегодня несколько человек пропололи большой кусок баштана, и ростки арбузов и дынь сразу ожили… Надо спасать и кукурузу, и подсолнух, иначе все погибнет. Необходимо, чтоб завтра все, как один, с мотыгами в руках вышли в поле. Пока это единственное спасение. Конечно, с мотыгами мы далеко не уйдем, надо срочно доставать культиваторы.

— Почему об этом не подумали раньше? — раздался чей-то голос.

— Мы не знали, о чем раньше думать. Готовили то, что требовалось к севу, и не успели вздохнуть, как нагрянули эти работы, — ответил Авраам. — Завтра поеду в район, может быть, там достану несколько культиваторов. Но теперь мы должны решить еще один важный вопрос: как быть с теми, кто остался дома? Без них нам никак не обойтись.

— Надо их вызвать… Давно надо было вызвать… Чего они там сидят?! — раздались голоса.

— А где мы их поместим? Ведь жилья еще нет. Вызвать, чтобы мучились? — спросил Авраам.

— Правильно! Верно!

— А разве нам хорошо без шемей… Надо шкорее штроить! — воскликнул Клафтер.

— Тише! Тише! Успокойтесь! — превозмогая боль, привстал на постели Иона. — Я думаю, что пока нужно вызвать только работоспособных.

— Правильно! Правильно! — поддержали его дружно.

Когда Авраам пришел на баштан, прополка шла полным ходом.

— Ну как, усвоили эту премудрость? — спросил он.

— Какая тут премудрость… — отозвался Попелюха. — Вырывать траву и беречь плети. Да еще не отставать друг от друга.

— Вот, вот, это главное, — кивнул головой Авраам.

Авраам шагами измерил, сколько пропололи и сколько еще надо сделать.

— Думаю, что сегодня вы кончите полоть баштан, — сказал он, — а завтра перейдете на кукурузу и подсолнухи… Я поеду в район и постараюсь достать культиваторы, и тогда дела пойдут у нас веселее…

Солнце так нещадно палило, что люди изнывали от жары и все же продвигались вперед. Густые облака пыли поднимались из-под их мотыг. Вокруг ничего не было видно.

— Ой, больше не могу, пить хочется. Хоть бы глоточек воды жажду утолить… Хоть бы на минутку солнце скрылось… — услышал Илья жалобный голос женщины, работавшей недалеко от него.

С разных сторон доносились глухие стоны и причитания измученных зноем людей.

Илье показалось, что и Минна, которая работала рядом с ним, начала сдавать. Он подошел к ней, хотел ей помочь и вдруг увидел выдернутые ростки арбузов.

— Чья это работа? — сердито спросил он.

— Не знаю, — смутилась Минна.

— Что значит не знаешь, если это на твоей полосе?

— Какая разница, все равно все погибнет, — вмешалась Шифра, подойдя к ним.

— Конечно, пропадет, если так работать, — упрекнул Илья. — Разве можно быть такой разиней?

— Что ты пристаешь к ней? — вспылила Шифра. — Из-за нескольких травинок поднимаешь такой шум… Как тебе не стыдно…

— Из таких травинок вырастают арбузы… Сколько труда нам стоило вспахать землю, посеять, сколько сил еще надо приложить, чтобы выросло… И потому больно смотреть, когда уничтожают ростки на корню, — возмущался Илья.

Эти слова очень задели Минну, от обиды ей хотелось плакать, но она изо всех сил постаралась сдержаться. Ведь она так стремилась не отставать от него, добросовестно работать, и вдруг такое…

— Посмотри мои рядки, увидишь, что нигде нет пробелов. Наверное, я проредила… А ты горячишься… — оправдывалась Минна.

Илье стало неловко:

— Если это так, то извини…

Горячий ветер, который подул с юга, усилился. Поднимая пыль, он хлестал, обжигал лица. Еще с большим упорством все старались закончить работу.

Поздно вечером измученные и усталые люди возвращались с баштана домой. На сей раз Минна шла не рядом с Ильей, а между матерью и Попелюхой и даже не смотрела в его сторону.

Попелюха бодрился, шутил и спел песенку, которую сам сочинил на мотив народной песни: