— Да, триста двадцать, — повторил гид, — много комбайнов, дождевальных машин для орошения полей, садов, виноградников. От станции Урожайная отходят во все концы страны десятки эшелонов с фруктами, овощами, консервами, винами. Как видите, это уже не колхоз в прямом смысле слова, а агропромышленный комплекс. Хозяйство ведется на высшем уровне нашей современной науки. Практические дела колхоза обогащают науку, а наука им помогает. Колхоз не останавливается на достигнутых успехах. В последнее время здесь построили большую бройлерную фабрику. Подробно об этом хозяйстве и его развитии вам расскажут руководители колхоза и отделений.

Иосиф стоял как зачарованный. В статье, которую он читал в Америке, и сотой доли не было того, что он узнал здесь. Он пытался все записывать, но не успевал за гидом.

Как бы угадав его мысли, гид сказал:

— Чтобы здесь все осмотреть, не часы нужны, а дни. Чтобы яснее представить себе наши достижения, мы с вами посмотрим избушку, оставленную в Петровке как память прошлого. Тридцать две хатки, свинарник с полутора десятками свиней, хлев с несколькими тощими коровами — вот из чего состояло когда-то хозяйство здешнего маленького колхоза.

Пока туристы были заняты осмотром садов, виноградников и производств колхоза, Пауль решил незаметно отойти и хоть издали взглянуть на прежний свой дом. Если кто-то вдруг заметит его исчезновение, скажет, что он заблудился. Улучив подходящий момент, когда туристы увлеченно беседовали с гидом, он повернул в сторону железнодорожной станции, но передумал: его отсутствие может вызвать подозрение. Надо как можно скорее убраться отсюда, не глядеть на эту землю, в которую он закопал столько невинных людей заживо.

Осмотрев сады и виноградники, туристы подъехали к холодильникам. И вдруг Пауль услышал голос:

— Пауль Бютнер!..

«Кто меня позвал? — с испугом подумал он. — Никто из туристов не знает моего настоящего имени. Видно, показалось». Через несколько минут он опять услышал:

— Пауль Бютнер!..

Сделав вид, что зовут не его, Бютнер вместе со всеми вошел в здание холодильников. Он стоял растерянный и не понимал, о чем говорят. В ушах все еще звучал голос, окликнувший его. Кто тут знает, что его зовут Пауль? Ведь он давно уже Герд Мюллер. Он и сам забыл свое настоящее имя. Даже жена не знает, что когда-то его звали иначе. А борода и длинные волосы совершенно изменили его облик. По всем документам он уже давно Герд Мюллер. Выходя из помещения, он постарался смешаться с туристами, но возле дверей его уже поджидал Еремчук:

— Пауль Бютнер!

Пауль не отзывался, будто обращались не к нему. Протолкнувшись поближе и вглядываясь в его лицо, чтобы убедиться, не ошибается ли, Еремчук снова окликнул:

— Пауль Бютнер?

Пауль узнал Еремчука. Избегая встречаться с его взглядом, он притворился непонимающим:

— Вас? Вас?

В эту минуту подошла машина. Когда Мегудин вышел из нее, Пауль сразу его узнал. Ноги его подкосились от страха, он сорвался с места и, прежде чем Мегудин успел оглянуться, смешавшись с туристами, юркнул в автобус.

— Это туристы из ФРГ? — спросил Мегудин гида.

— Да, я хотел бы, чтобы вы побеседовали с ними немного.

— Сейчас я занят. Подъезжайте к домику бригадиров, пусть туристы пока отдохнут, а я постараюсь скоро вернуться.

Мегудин направился к холодильникам. У входа Еремчук задержал его:

— Среди туристов, кажется, Пауль Бютнер.

— Пауль Бютнер? Ты не ошибаешься?

— Это он, определенно он. Я его узнал…

— Неужели этот злодей посмел приехать сюда, на нашу землю? — удивился Мегудин. — Он, наверное, рассчитывал, что из нас в живых никого не осталось… Туристы поедут в домик бригадиров. Возьми машину и поезжай туда, хорошенько присмотрись и, если убедишься, что это он, заяви куда надо…

Автобус с туристами приближался к конечному пункту маршрута. Джозеф заволновался. Он был почти уверен, что Мегудин, на встречу с которым они едут, — друг его босоногого детства. Тот Илюсик, с которым он расстался много лет тому назад. И все же возникало сомнение: а вдруг не он?

Вдоль шоссе тянулись бесконечные плантации виноградников, чуть тронутые осенней желтизной. Наконец автобус замедлил ход и остановился у дома, обвитого изумрудно-зелеными вьюнами.

Первым из машины вышел Джозеф. За ним один за другим остальные туристы. Их сразу же пленила красота этого уголка: ровные ряды аккуратно подстриженных кустарников, чередовавшихся с откуда-то привезенными, хорошо прижившимися здесь спиреями, будилиями. За ними тянулись остролистые клены, миндаль, конские каштаны, крымские туи, шаровидные сафары и австралийские клены.

— Прехтик!.. Вундербар![16] — послышались возгласы туристов, которые устремились к красиво оформленным цветущим клумбам…

В эти минуты к дому подкатила легковая машина, из нее вышел невысокий коренастый человек. Прищурив глаза, он посмотрел на гостей и быстро вошел в дом. Гид повел туристов вслед за ним, пригласил занять места в зале.

По-немецки сказал:

— Дамы и господа! Разрешите от вашего имени выразить благодарность руководителю замечательного хозяйства за оказанное внимание и гостеприимство.

То же он повторил по-русски и после короткой паузы спросил:

— У кого есть вопросы к господину Мегудину?

Переглядываясь, туристы молчали, выжидая, кто первый осмелится что-то сказать или спросить. Наконец поднялся невысокий немец с широким скуластым лицом. Чуть наклонившись, опираясь на палку, он стоял и с трудом подбирал подходящие слова, которые ему запомнились со времен оккупации. Перемежая их немецкими словами, он сказал:

— Тут говорили, що… ну як це сказать, регн[17] дуже мало идет. Як же у вас так богато усе, и хлиба, и фрухтен, та все, все… Ферштейн?

— Ферштейн… Понял, — подтвердил Мегудин. — Все, что вы видели, мы нажили только своим трудом.

— Дурх арбайт, — повторил гид.

— Каждый хозяин старается хорошо работать, — сказал по-немецки белобрысый немец в очках. — Но не у всех так получается.

— Мало хорошо работать, надо с головой работать, — добавил Мегудин.

Среди туристов были бауэры и гроссбауэры, которые хорошо знали, что надо немало попотеть над землею, тогда она щедро вознаградит за все усилия. Но то, что рассказывал Мегудин, звучало для них легендой. Земля, испепеленная зноем, на которой никогда не росло ни единого деревца, на которой под палящим солнцем, не успев пойти в рост, выгорала весенняя травка, раскрыла веками таившиеся в ней богатства отважным людям.

— Долго рассказывать о том, как все было, — говорил Мегудин. — Каждая росинка, каждая капля влаги была нам дороже крупицы золота. И вот мы нашли драгоценный клад. Не алмазы и не жемчужины составляли этот клад, а вода. Просто вода. Лежала она очень глубоко, добраться до этих подземных глубин было трудно. Немало пришлось помучиться людям, пока не потекли первые струйки воды, которые начали оживлять извечно жаждущую землю. Недаром первую скважину, которую мы пробурили здесь в безводной степи, назвали «скважиной слез». Эта скважина помогла нам оросить лишь малый клочок земли. То было начало. Кругом еще бушевали суховеи, черные бури, по-разбойничьи пожиравшие влагу и без того пересохшей земли. И все же наши люди побороли стихию и создали все то, что вы видите.

Туристы засыпали председателя вопросами. Джозеф молча разглядывал Мегудина, пытаясь найти в его облике черты, сохранившиеся в его памяти с детских лет, и не находил.

После короткой встречи с туристами Мегудин сел в машину и куда-то уехал.

Джозеф не знал, что делать: возвращаться с туристами в Симферополь он не хотел, ему надо было встретиться с другом детства.

Заметив иностранца, который отстал от туристов, Колесниченко, сопровождавший их, спросил:

— Вы что, отстали от туристов?