Ирлан подсел к Анди на закате. Ужин был съеден, в теле ощущалась приятная сытость, и девушка раздумывала, не пойти ли спать. Завтра трудный день.

— Но хочу узнать, опасно ли это для тебя?

Анди вздохнула. Трудно с аргосцем. В пустыне не принято спрашивать у женщины, тяжело ли ей. Она делает то, что сказал мужчина. Но у троглодов свой путь. И в первую очередь женщина ее племени делает то, что говорят пески. Но все равно никто не спрашивает, по силам ли ноша? Идешь, пока идут ноги. Или пока поддерживает племя.

— Это опасно для нас обоих, — ответила, стараясь говорить мягко.

Пусть аргосец спит спокойно. Не стоит ему знать о том, что для снятия смертельного проклятия нужна смерть и смерть добровольная. Забавно было думать о том, что ее волновало сегодня утром. Как оказалось, переживала она зря. Пустыня ясно дала понять, что живой не отпустит и вряд ли согласится на другую жертву.

Нудук была права. Она не столь сильна, чтобы идти путем песка. Дерхов жаль. Но рано или поздно они найдут себе нового хозяина. Зато она вернет долг жизни аргосцу и снимет с него проклятие. А цена… не так уж и важна. Без племени, проданная в рабство, она должна была умереть много раз. Так стоит ли тревожиться из-за того, что смерть ее настигнет завтра? Определенно, нет.

— Я отдыхать, — встала Анди, посмотрела на Ирлана, впитывая взглядом черты его лица. А ведь он ей правда нравится. Иначе с чего бы сердцу биться сильнее? Даже жаль, что ее сын не будет на него похож, потому что никогда не родится.

— И ты иди. Завтра будет непростой день.

— Оружие? — спросил, поднимаясь, Ирлан.

— Нет, ничего. Раньше в святилище входили обнаженными, сейчас достаточно чистых мыслей и воды. Да, веревки с факелами.

— Рад, что вы изменили традиции, — пробормотал потрясенно Ирлан.

Анди скупо улыбнулась. Она бы не отказалась их вернуть… Но кожа аргосца слишком нежна — сгорит на солнце.

Свои мысли она оставила при себе, спросив:

— Проклятие может вернуться ночью, тебе сварить отвар?

— Нет, — отказался Ирлан, — я справлюсь.

О своем отказе он пожалел уже пару часов спустя, когда тело скрутила резкая боль. Кожа горела. И каждый нерв пылал. В итоге он проворочался и встал, стоило посветлеть краешку неба, а темноте смениться на серость.

Ничего. Невыспавшийся он злой. А злым будет проще совладать с дэвами или кто там его ждет на дне потухшего вулкана.

Ирлан считал, что он уже привык к жаре, его перестало раздражать жгучее солнце, не давил на плечи зной, но сегодня все было по-другому.

На гигантской тарелке жар копился годами. Ирлан нырнул в него, точно в горячий пар прачечной. Стояло раннее утро, здесь же, на потрескавшейся земле, ночь не могла справиться с пеклом. Из расщелин кое-где поднимался дымок, точно там был похоронен невидимый воскуритель благовоний. Только вместо благовоний воняло чем-то сдохшим.

Ирлан подтянул платок, прижимая его к носу. Осторожно перешагнул через расщелину, где в лужице с подозрительно рыжей водой что-то противно булькало.

— Не вступай, можешь провалиться, — предупредила Анди.

С каждым шагом, который приближал их к центру, становилось жарче, словно солнце хотело их остановить. Ирлан уже чувствовал биение сердца в горле. В голове стоял туман. Лицо горело. По спине ручьями тек пот.

— Вода! — хрипло сказал он, замерев, и крикнул Анди, указывая рукой на горизонт: — Там вода!

Анди тоже остановилась. Прищурилась. Пожала плечами.

— Мираж. Их здесь много. Не вглядывайся, а то они приведут тебя к гибели.

Ирлан тряхнул головой, прогоняя соблазнительное видение мерцающего в лучах солнца озера. И ведь так манило…

Потом были оазисы. Пальмы. Стены какого-то города и даже летающие корабли.

В середине пути к тишине, которую нарушал лишь шелест их одежды, да звук шагов, приплелся женский голос. Он завораживал, манил, обещая блаженство. У Ирлана защемило сердце, на душе стало сладко, забылась жара, стало неважным проклятие…

Очнулся он, когда его грубо дернули за рукав.

— Мужчины, — обожгла презрением Анди, — один голос песчаной девы — и вы теряете разум.

Ирлан виновато потупился, ощущая себя ужасно глупо.

— Держи в сердце песню, и тогда ни одна дева не сможет им завладеть.

В сердце почему-то лучше всего держалась дурацкая песня про капитана и его пьяную команду. Но Ирлан неожиданно увлекся и даже начал напевать тихонько под нос:

— Что нам делать с пьяным матросом?

Что нам делать с пьяным матросом?

Что нам делать с пьяным матросом?

Рано поутру?*

И жара отступила. Пот все так же заливал лицо, стекал по шее, но дышать было легче, а идти веселее. Да и сама «тарелка» потеряла свою жуткость, становясь просто старой, потрескавшейся впадиной… Никому не страшной.

Идущая впереди на один шаг Анди вдруг замерла. Задышала чаще. Ирлан, как тогда в пещере, ощутил, что они больше не одни.

— Руку, — потребовала девушку.

— Что нам де… — попробовал проверенный рецепт Ирлан, но рот свело, язык занемел, а тело закаменело, отказываясь повиноваться.

Он поднял ставшую невыносимо тяжелой руку. Протянул. Оказавшиеся ледяными пальцы троглодки вцепились в запястье, задрали край халата, и кожу взрезал острый нож.

— Проклятое искуплено. Искупленное прощено. Прощенное освобождено, — чужим голосом зашептала Анди. Тряхнула, и капли крови посыпались вниз, но упасть им не дали. Нечто невидимое подхватило, подняло вверх, и капли россыпью алых ягод застыли в воздухе над головой Ирлана, а потом начали исчезать. Одна за одной, словно их заглатывал некто невидимый. Когда пропала последняя, мир отмер и снова навалилась жара.

Ирлан ожил, закашлялся, жадно вдыхая раскаленный воздух. Платок больно стянул запястье, но он был рад этой боли. Лучше она, чем ледяное дыхание смерти на коже.

— Плата внесена, — произнесла с потрясающим спокойствием Анди.

— Успешно? — попыталась пошутить Ирлан. Лично ему хотелось встряхнуть девушку, проорать в лицо: «А что это было, темный тебя забери?». Еще лучше напиться, стать тем самым пьяным матросом, чтобы избавиться от липких щупалец страха. Если бы не проклятие… Никогда бы сюда не сунулся!

Стиснул зубы, сдерживаясь. Не время и не место для истерик, как и для выпивки. Напомнил себе, что он мужчина. И должен подавать пример хладнокровия…

— Сейчас узнаем, — серьезно отозвалась девушка, и Ирлан ощутил, как горло снова стягивает от подступившего ужаса. Поспешно растер шею и затянул, фальшивя:

— Что нам делать…

Песня была дурацкой, но лучше она, чем сковывающее чувство страха.

Они остановились примерно через сотню шагов. Здесь земля взбугрилась, точно кто-то вдавил в нее каблук сапога. Камни по краям были покрыты чем-то зелено-желтым. Во впадинах между ними блестели лужицы покрытой пленкой жидкости, а у верхнего края, под самым большим камнем, открытой глоткой темнел проход.

Ирлан вздохнул. Обтер лицо. Спросил, уже зная ответ:

— Нам сюда?

Темнота его не вдохновляла, но похоже им лезть в эту жуть, иначе Анди не попросила бы взять с собой факелы и веревку.

Девушка кивнула. Сняла веревку с пояса и принялась закреплять вокруг камня.

Ирлан с тяжелым сердцем, косясь на провал, принялся помогать. Уточнять, будут ли внутри еще желающие отведать его проклятой крови, он не стал. Зачем заранее расстраиваться? Анди врать не станет, а правду услышать он сейчас не готов.

В каменной кишке, куда они начали спуск, было тесно и душно. Сухой воздух постепенно наполнялся нездоровой влагой, и Ирлан начал переживать, что они задохнутся по дороге, надышавшись каких-нибудь газов.

Конечно, плата за проход внесена, но природу-то никто не отменял.

Ирлан провел рукой по каменному своду. Этот вулкан свое отработал, причем давно. Жерло обычно забивается лавовыми потоками, так и застывая, но эта часть почему-то осталась свободной.