— Покинул Хайду вместе с дерхами и слугами.

— Да? — проявил обеспокоенность генерал, затягиваясь.

— Мы проверили ближайшие сараи, но они нигде не останавливались. Как сквозь землю провалились. Соседи утверждали, что аргосец собирался через неделю выйти в пустыню на пару дней и никаких разговоров о возвращении домой. Вот список того, что он приобрел.

Генерал поморщился. Началось… Теоретически, провалиться в пустыне было много где, но для того, чтобы отклониться от нахоженных путей надо было обладать смелостью, иметь проводника из местных и запас воды.

— Опросили стражу у ворот?

— Да. Из подозрительных — купец из Чорсоха, но они всегда подозрительные, и больной агир, едущий на излечение. Солдат у ворот клялся, что больной выглядел натурально больным

— Сам, наверное, и нос побоялся в повозку сунуть, — хмыкнул генерал, выпуская кольцо дыма.

— Да, господин генерал, — подобострастно кивнул секретарь, — поэтому мы проверили монастырь, и только что оттуда прислали извещение, что вчера и сегодня утром к ним никто не поступал.

Больше всего в жизни генерал не любил таких вот притворщиков. Как знал, что аргосец принесет неприятности. Надо было не мелочиться, а прижать чужака. И не ограничиваться слежкой. А сейчас, где его искать?

— Отправьте портрет и описание слуги, дерхов, кто там у него еще?

— Рабыня-троглодка и охранник.

— Описание всех четверых на заставы и в города с пометкой — задержать, как появятся.

Если уехал скрытно из Хайды, значит, было что скрывать, — подумал генерал, посасывая край трубки, — а раз было, что скрывать, значит, этим обязательно надо поделиться с властью. Иначе непорядок. Туманными тропами аргосец не сможет воспользоваться, те лишь до крупных городов проложены, а кому интересны несколько оазисов в пустыне, кроме кочевых племен? Можно было предположить, что аргосец вернулся домой, но зачем ему на севере верблюды и мулы?

— Доложишь, как будут сведения, — отбросил в сторону список покупок аргосца. Из понятных вещей выбивался лишь рулон алого шелка. Совершенно бесполезная вещь в пустыне. Генерал задумался над тем, зачем она чужаку, потом махнул рукой — когда поймают, тогда и спросит.

Бессонная ночь — из-за переживаний о хозяине он так и не смог сомкнуть глаз — давала о себе знать, и Жарклана постоянно одолевала дремота. Вдобавок внутри ворочалось негодование, вызывая острый приступ желчи. Руки чесались ухватить поганку за хвост и отшлепать, дабы не лезла к честным и порядочным мужчинам в постель. Его хозяин не для таких. Он женится на благородной, у которой белоснежная, а не красная кожа, шелковистые волосы без бритых висков и затылка, взгляд — нежный, а не убивающий. Про речь, манеры Жарк даже думать не хотел, дабы не расстраиваться. Хватит с него переживаний. Еще и хозяин… словно слепец не видит, кто перед ним. Использовала лечение как предлог, чтобы соблазнить… Гадюка. Самая натуральная песчаная гадюка.

Жарк ехал под шатром, покачиваясь на каждый плавный шаг верблюда. В глаза точно песка насыпали. А стоило их прикрыть буквально на секундочку, как он начинал заваливаться вперед и больно стукался грудью о поручень седла. Не путешествие, а мучение. И все она виновата… троглодка.

Жарк выглянул из-за шторы, болезненно поморщился слепящему солнцу, с завистью покосился на «статую», едущую впереди. Втайне признал, что осанка у девушки самая благородная, зато поведение… а уж внешний вид — чистая дикарка.

На обед останавливаться не стали. Наемник сказал, что до оазиса рукой подать и лучше будет отдохнуть в прохладе, чем жариться на солнце. На короткой остановке Жарк раздал всем сушеного мяса, фруктов и воды. Вот и весь перекус.

Троглодка поблагодарила коротким кивком за еду, затем раскидала половину вокруг на песок, брызнула чуть водой и вернулась на верблюда. Жарк лишь рот открыл от возмущения, а вот слов и сил возмущаться не осталась. Обреченно махнул рукой.

— Чуется мне, девчонка уверена, что кто-то из нас неугоден пустыне, вот и задабривает, — проговорил наемник так, чтоб его услышал только Жарк. Взгляд Орикса был столь красноречив, что слуга сразу понял, кто из них «неугоден». Схватился за сердце.

— Это не я, — хотел было сказать, но не стал.

— У вашей пустыни дурной вкус, — проворчал, забираясь под шатер. Положил в рот кусок сушеного мяса, поморщился — гадость. С тоской принялся жевать — какое-никакое, а все же занятие.

Оазис был крошечным и просматривался насквозь. Зато над головой, прикрывая от палящих лучей солнца, стояли пальмы. От небольшого пруда, куда стекал бивший из камней источник, тянуло прохладой.

Дерхи первыми почуяли воду и обогнали прибавивших шаг верблюдов. Анди успела заметить, как ее подопечные, поднимая брызги, влетели в воду. Улыбнулась — словно дети. Большие такие, пушистые, четырехлапые дети. Жаль будет с ними расставаться. Впрочем, она сейчас точно сухая трава, которую гоняет по пескам ветер. Ее выдрали из племени. Лишили родных корней. Так стоит ли за них держаться? И поездка на север с Ирланом не казалась больше безумной… Чем она лучше идеи отправиться в дальний оазис, где она никому не нужна? На севере она, по крайней мере, будет нужна дерхам.

Анди потому и уцепилась за возможность вернуться в пустыню. Пусть на короткий срок и вместе с чужаком, но снова побыть среди песков. Ощутить себя прежней. Попрощаться. И избавить северянина от проклятия в благодарность за спасение собственной жизни.

Потому и делилась едой с песками. Задабривала Мать, чтобы в решающий момент та открыла им путь к источнику.

Глядя на резвящихся в воде дерхов, на припавших к воде верблюдов, нервно косящихся на резвящихся в воде зверей, Анди размышляла — не открыть ли Ирлану всю правду? Не рассказать ли, что в пути им будет противостоять не только безводная местность?

И в голове зазвучал распевный голос нудук:

— Три дэва охраняют подступы к источнику, у каждого есть полчища верных слуг. Их столько, что они заслоняют небо и покрывают собой землю. И победить эту тьму ни одну смертному не под силу. В самом источнике живет Великий змей. Он живет там с рождения мира и держит хвост в пасти, помогая душам возродиться. Когда душа не может подняться на небо, у нее два пути: попасть в плен к темным духам или вернуться в новое тело. Потому мы надеваем умершим особый браслет, чтобы змей узнал о душе и помог ей переродиться. Лишь особым душам змей позволит набрать воды в источнике. Недостойных он изничтожит.

Анди представила темное от крыльев небо, землю, покрытую тварями, ощутила, как холод проникает внутрь, замораживая, содрогнулась и… промолчала.

Ирлана все равно убивает проклятие, а если им удастся добраться до источника, погибель от Великого змея… Самая достойная смерть, какая может существовать в песках. И пролитой крови у источника хватит, чтобы избавить род Ирлана от проклятия. По крайней мере, Анди надеялась на это.

Но задабривать Мать она будет весь путь. Ночью выкрадет еды у толстяка, а еще напоит пески кровью. Пока своей, а там… Она оценивающе посмотрела на слугу, тот поймал ее взгляд, побледнел и нырнул, прячась за верблюда.

Анди усмехнулась. Наивный…

— Господин! — истошный вопль поднял лагерь на рассвете. Ирлан застонал, уже начиная жалеть о том, что взял Жарклана с собой.

— Воры! Убийцы! — неслось над оазисом, взметая с верхушек пальм птиц. Рычали разбуженные дерхи. Им вторили испуганные верблюды, но все перекрыл истошный вопль мула, которого придавили в поднявшейся суматохе верблюды.

И вместо того, чтобы искать воров и убийц, злой Ирлан и не менее злой Орикс успокаивали верблюдов, ловили оборвавшего веревку мула, зажигали потухший за ночь костер.

Дерхи успокоились по одному лишь жесту рабыни, и вся четверка под завистливые взгляды остальных улеглась досматривать сны.

— Что там у тебя? — раздраженно поинтересовался Ирлан, когда спокойствие в лагере было восстановлено. Уже было ясно, что никакого нападения не ожидается, и оттого злость душила с особенной силой.