Докторы, которые проводили операцию девушки, с удивлением переглянулись — такого они еще не видели. И началась отчаянная борьба за жизнь столь юной, но смелой девушки, что боролась со Смертью, даже будучи без сознания.

Оперировать ее пришлось срочно — на данный момент было неизвестно, как долго она может обходиться без крови. Уже в процессе операции мед. сестра сделала забор необходимого биологического материала для приготовления анализов. Вторыми в больницу доставили мужчину. У него были сломаны несколько ребер, а также ключица. Его состояние было не столь тяжелым, как у девушки, тем не менее, он был под угрозой.

*** Тишина, настолько абсолютная, что пугала своей идеальностью, фальшивостью. — Где я, — раздался хрип, до того тошный, что я даже не узнала свой собственный голос. Приподнялась, но катетер не позволил и обернуться полностью. Белоснежная больничная палата, стерильные белые стены, на одной из которых красовались плакаты с главным врачом. С потолка свисали провода, подключенные к капельницам, и с помощью которых она получала жизненно необходимое лекарство. На столе — таблетки, разноцветные, но по сути своей бессмысленные. — Здравствуй, как вы себя чувствуете? — спросила незнакомая доктор в стерильном халате, оглядывая меня. Она села на стул рядом, прислушиваясь к моим речам. — Виктория, вы не представляете, как мы рады вашему пробуждению! — Тише, прошу, — голова раскалывалась, точно баскетбольный мяч под сорокоградусной жарой. — Объясните, пожалуйста, что произошло. Я слабо понимаю, где я. Сзади стояла стеклянная бутылка воды, и я без спроса схватила, сорвала крышку и жадно отпила добрую половину за раз. Тело горело так, будто меня пару раз облили бензином и подожгли, да так, черт возьми, успешно, что от меня только и остались раскаленные угли. Вода помогла немножко почувствовать себя живой. — Вы попали в автомобильную аварию, Виктория Андреевна, — с сожалением проговорила доктор, наблюдая за моей реакцией. Но я ничего не почувствовала от ее слов. Нечем было. В груди пустота, а в голове — вихрь переживаний о прошлом, но явно не о настоящем. — Вам была необходима операция, и мы успешно провели ее. Быстро перевели из реанимации, благо, вы стойкий боец, организм пришел в себя очень в скором времени. Я выбралась из-под одеяла и посмотрела на свое тело. Вроде такое же, но что-то в нем было не так. По-другому, по-новому. — Операция на легкое. Шрам остался на ребре, — подсказала мне женщина. Я кивнула. Да, да, да. Операция. Я ведь так и не смогла до конца поверить, что все это действительно со мной происходило. — Вы сейчас этого, быть может, не осознаете, но вы родились в рубашке, милая, — она подошла ближе, положила руку на плечо. — Никто в той аварии, кроме вас, не выжил. Лишь вы и ваша сила духа. Только в тот момент до меня дошло, что в действительности происходило. Я могла умереть.05:43

По-настоящему, вчера еще бегала по аэропорту, а сегодня меня уже распластало по всей улице Казани. Лишиться жизни оказалось так просто. Гораздо сложнее удержать то, что потом остается. И пусть боль не отступила — это временно. Главное, я была жива. Не знала, сколько времени прошло, пока я справилась с желанием встать. Я все еще не могла поверить, что мне удалось выжить, но я была рада, что теперь смогу хоть как-то жить, а не просто существовать. — Но и это, уважаемая Виктория, не все, — кротко сообщила врач, продолжая поддерживать своими касаниями. — Но, полагаю, лучше вам увидеть все своими глазами. Пройдемте со мной Я с трудом встала на ноги, оперлась о стену, чтобы не упасть, и медленно пошла в сторону двери. Доктор помогла мне собраться, мы вместе пошли исследовать кабинеты внутри медицинского центра. Он был огромный и очень дорогим — лучшее оборудование, квалифицированные специалисты, приятный и лаконичный ремонт. Прежде я таких больниц никогда не видела. Та женщина привела меня в кабинет ультразвукового исследования. Велела мне лечь на кушетку, задрать медицинскую робу, оголяя живот. Она смазала кожу гелем и начала процедуру. Гель, водянистый и холодный, приятно покалывал кожу все время. Женщина, продолжая водить гелевой частью аппарата по животу, задавала вопросы. А я, точно робот, бесчувственно отвечала ей все, что знала о самой себе. Чувствовала, как под кожей, в области живота, все наливалось тяжестью. Было ощущение, что тело налилось свинцом. Я был как будто бы в состоянии наркоза. Это было очень приятное состояние. Мне казалось, что я лежала на мягких, теплых, пушистых подушках, и все, что происходит вокруг, проходило мимо. Но тут врач кивнула мне, развернула экран аппарата, что демонстрировал результаты. И я забыла, как дышать. Тотчас же. Кислород резко исчез из атмосфера. А я, похоже, все-таки упала в обморок и бредила у себя в палате, ни о чем не подозревая. — Вы ведь понимаете, что это значит, Виктория Андреевна? — улыбаясь самой искренней улыбкой, спросила доктор. Я лишь покачала головой. — Вы сотворили настоящее чудо, милая.

Вот тогда я окончательно поверила в идею того, что на самом деле лежала в коме, а сейчас резко решила пофантазировать о своей жизни. На экране аппарата был виден кружочек, маленький, крохотный, но такой смелый и отважный. Я почувствовала теплоту от одной мысли, хоть они меня и пугали откровенным образом.

— Вы беременны, Виктория. И это — самое большая магия, которую мне только доводилось наблюдать за все свои двадцать лет опыта работы здесь.

— Но… — ступор захватил меня с головой, я будто разучилась говорить. Разучилась думать. — Вы сами сказали, что авария была тяжелой.

— В этом все и дело, душенька! — охнула женщина, и я увидела в ней родной образ. — Авария была страшной, и ее последствия вам, увы, известны. Но мы с коллегами пришли к выводу, что на момент аварии срок был слишком мал, чтобы плод был способен деформироваться так же, как материнское тело. Это спасло вашего малыша. Ваше тело укрыло его от гибели.

— А какой срок? — я лежала, точно в прострации. Все, что говорила врач, было мне настолько незнакомым, настолько пугающим.

— Это выяснить невозможно, поскольку вы не отошли от травм. После окончания реабилитации сможете сдать необходимые материалы.

— А сколько я нахожусь здесь?

— Две с половиной недели. Это тоже достаточно быстрый срок, поверьте стенам этой клиники. Люди могут годами отходить, а вы уже встали на ноги. Крепкая опора у вас, Виктория.

Я… в действительности беременна. Мои слова Светлане не были ложью, черт возьми. Но я даже не подозревала о том, что носила под сердцем малыша! И как меня угораздило попасть в аварию. Боже, я совершила слишком много ошибок, но пусть это не отразится на моей крошке!

— Понимаю, — мягко произнесла Светлана. И, словно опомнившись, продолжила. — Вы наверняка сейчас переживаете по поводу здоровья ребенка. Не стоит этого делать, Виктория Андреевна, я вас уверяю. Этим вы только навредите ему, а мы делаем все, чтобы ваша авария не отразилась на его развитии.

— Спасибо, — тихо произнесла я. — Вы очень добры. С начала всех этих событий я совсем потеряла счет времени, а сейчас у меня, по правде говоря, совсем крыша едет. Слишком много происходящего в жизни, но теперь взвалилось чувство вины.

— Последнее, что вам в вашем положении стоит делать — это винить себя, — сочувственно, но твердо ответила доктор. Я тронула низ живота, и мне даже показалось, будто он увеличился. — Вы спасли своему счастью жизнь. Ребенок жив только благодаря тому, что его мама оказалась достаточно стойкой, чтобы побороться за него и вашу будущую жизнь. Вам еще повезло, что вы не потеряли ребенка. В противном случае, я бы не стала вас так обнадеживать.

Она снова замолчала, а я мысленно вернулась к тому дню, когда ляпнула Загребиной о беременности. Антон об этом не знал, я была уверена на все сто процентов, что змея язык прокусила, но не проболталась. Это ей не нужно. Но как мне теперь стоило мириться с положением, учитывая все то, что сказала Светлана? Я подсознательно верила ей, по крайней мере, мне хотелось услышать от нее истинную правду. Антон не был готов к детям. Это я могла понять и без рассказа Светы.