Холодная вода поистине помогла прийти в себя, однако не успела я уйти, как из кабинки вышла эта девушка и…

О черт. Нет. Нет-нет-нет. Какого, мать вашу, хрена это происходило не во сне, а в реальности. Передо мной стояла… Светлана Загребина. Жена моего босса.

— Ты следила за мной? — без приветствия врезалась взглядом она, все еще тяжело дыша. — Какого ты тут забыла, я спрашиваю.

— Я уже уходила, — сделала попытку, которая, очевидно, не увенчалась успехом.

— Стоять, сука, — одним холодным тоном она затормозила меня. — Ах, какая встреча. Ты и есть та эскортница, соблазнившая моего муженька. Вика, кажется. Которая шантажировала меня моим видео. Которая очень не печется о последствиях своей уж слишком активной жизни.

Резким движением она подперла меня к стенке, придавливая горло к холодной поверхности. Состояние и без того оставалось ужасным, но Светлана решила подлить масла в огонь.

— Я знаю, что ты сейчас должна быть в другом месте, — прохрипела я, наблюдая, как на ее лице расширяется спектр злобы. — Лечить здоровье поехала, да, Загребина?

Ее обуяла такая ненависть, какой ранее я и, наверное, никогда не видела у кого-либо. Света побагровела, сжала мою тонкую шею еще сильнее, отчего с каждым вдохом кислорода получала все меньше.

— Мелкая, гадкая шлюха, — одна рука опустилась в сумку, вторая продолжала удушать в самой беспощадной манере. К моему ужасу, она достала нечто тяжелое. Легким движением пальцем показалось лезвие. Черт. — Сейчас будешь делать то, что я тебе скажу

Нож возник в нескольких миллиметрах от тонкой полупрозрачной кожи. Я боялась даже дернуться, а Света, похоже, упивалась моим страхом. Ей нравилось ощущать себя выше меня. Точно говорят: муж и жена — одна Сатана. Это точно было про них.

— Ты никому. Ничего. Не расскажешь, — резко лезвие пронеслось по горлу, оставляя неглубокий порез, сделанный скорее в качестве предупреждения. — Не стоит проявлять настойчивость, милая. Мой кортик исполосует тебя влегкую. — Подавись своей желчью, старая дрянь, — выплюнула я слова вместе с кровью. Но они стояли мне слишком дорого. Света коленом ударила в живот, отчего я согнулась пополам от острой боли. Приступ кашля сопровождался кровью.

— Маленькая Вика еще не поняла, что не стоит играть во взрослые игры? — следом она схватила меня за волосы, а я пыталась не потерять сознание. — Я тебе заплатила уже несколько лямов за твое молчание, которое явно стоит дешевле. И сейчас ты хочешь сказать, что это не последнее появление в моей жизни, душа моя?

— О-ох, будь уверена, как бы не так. — я стойко держала себя в сознании, хотя и было желание отрубиться без чувств. — Я прилечу и первым делом позвоню Антону и сообщу, что его женушка — чертова изменщица и больная психопатка.

Загребина отпустила меня, и я даже успела поверить в собственный успех, но она едко рассмеялась мне в лицо, чуть не плюясь ядом в буквальном смысле. Она захохотала, как сумасшедшая, от чего мне стало еще хуже.

— Ты правда думаешь, что мой муж поверит какой-то шалаве, а жену, верную, красивую, которая катает ради него по больницам, оставит без веры? Наивная, крошечная … дура. Если он пару раз дал тебе, а ты на радостях поверила в вашу любовь, то, вишенка, готова тебя разочаровать. Спустись с небес и начни думать головой, а не тем, что у тебя в трусах. Ты ему не нужна. И никогда не будешь. Беспородные шавки не интересуют дорогих ротвейлеров. Это против природы.

Дышать. Только не прекращала дышать. Хоть это и было чертовски трудно. Света, сама того не подозревая, ударила по самому больному месту. Антон никогда не сможет принять меня к себе, как равную. Я никогда не смогу носить дорогие золотые цепи с драгоценными камнями, словно была рождена в них. Нет. У меня с рождения не благородная кровь. И женщина воистину была права. Стоило наконец принять это, а не мечтать. Хоть и было невыносимо на душе. Кровь медленно стекала маслянистыми струйками по горлу, капая на пол. Нож она из рук не убрала, и это напрягало гораздо приличнее всего остального. Может, она к тому моменту совсем от горя по мужу свихнулась, вот и решила убить меня? Или от нервов, пылкого диалога не выдержала бы и прыгала в живот. А о моей жизни явно никто волноваться бы не начал. Всем было плевать. Моя судьба стоила копейки, пока ее безнаказанность исчислялась миллионами. — Врешь, все врешь, — не сдавалась я, еле сохраняя темп дыхания. — Антон любит меня, искренне и страстно. Так, как тебе и не снилось. Светлана убрала руки и посмотрела на меня своими огромными голубыми глазами. Сначала мне даже показалось, что в ее взоре есть капля веры, но она тут же рассеялась, уступая место ядовитой ненависти, злобе и саркастичной унижении. Раздался высокомерный аристократичный смех, который по достоинству принадлежал лишь королевским особам или женам президентов. — Иногда мне кажется, что ты специально играешь образ невинной беззаботной дурочки, которая вместо клубов по ночам предпочитает… детские мультики, горячее молоко с печеньем и соску в девять вечера? — ее снова пронзил хохот, чистый, грудной. Я съежилась, покрываясь холодным потом. — Крошка совсем потерялась в этом жестоком мире. Что ж, это будет тебе годным уроком на всю жизнь. — Признай, что тебе просто обидно, ведь какая-то сельская девочка смогла уделать тебя, королеву пластических операций, и завоевать искреннюю любовь. Чего ты, впрочем, в жизни не видала. Или в наше время трахаться в общественном туалете — признак привязанности до гроба? — мило хихикнула я, мысленно возвышаясь. Да, я сделала это! Ответила ей и не струсила, хоть и хотелось. Загребина посмотрела на меня, точно рядом с ней лежала мерзкая дохлая крыса, а не я. Но мне было параллельно. — Ох, так тут настолько запущенный случай, — она брезгливо приподняла прядку моих волос, немедленно опуская вниз. — Видимо, мой муженек все-таки тебя тронул, раз ты такая смелая. Бессмертной себя почувствовала. — А ты сомневалась? — парировала я, отыгрывая на нервах Загребиной, пока кровь не перестала душить и жечь кожу изнутри. — Тронул, еще как тронул. Пока ты шлялась со своими альфонсами, твой муж трахал меня, да так, что ты и не узнала бы никогда. У тебя такого никогда не было. — Да что ты? — улыбнулась так, будто я рассказала смешную шутку. — Очень интересно. Продолжай, милая. — Смысл тебе об этом говорить, если, как ты говоришь, мы с Антоном с разных планет? — мое добродушное расположение к ней должно было смягчить ситуацию, но видимо, так казалось только мне. — Он любит меня так, как не любил тебя. Трахает так, что мне потом больно ходить. От удовольствия, что он приносит мне каждый раз, я хочу кричать. Так ли ты уверена в своих словах, Ми-ла-я? — продублировала своей мимикой ее любимую фразу, чем пыталась свалить наповал. — Даже жалко рушить представление. Долго, наверно, думала? — обнажила неестественно белые зубы и поправила потрепавшуюся прическу. — Или ты думала, я правда поведусь на этот бред? Малышка, я далеко не та девочка на побегушках, какой ты привыкла быть. — Я беременна от него, — вскрикнула я, сама не соображая, что творю. Что, мать его?! Что я говорила? Какой черт дернул меня за нитки? Боже правый. Она это не забудет. Я прошептала, и тут же, словно заведенная кукла, повторила: — Беременна от него.

На ее лице не дрогнул ни единый мускул. А я все говорила и говорила. Не могла остановиться. Будто это было чем-то важным, необходимым. Будто я должна была высказаться. Проклятье. Как же я ненавидела себя в такие моменты. За то, что я слабая, за то, что не умею держать язык за зубами. Это было ужасно. И еще хуже было то, как она смотрела. Свысока. Словно я была недостойна ее внимания. И, может, я и была никчемной, но… К черту. Все уже было сделано. — Что? — дернулась так косо, что я подумала, мне показалось. — Нет. Нет. Этого не может быть. Ты опять лжешь, пакостная дрянь! — Светлана расслабила ладонь. Кортик упал на пол. Она приложилась ладонью к моему горлу, перекрывая доступ к кислороду.