— Сколько? — одеревенела я. 

— Ну, еще лет пятьсот протянешь, — прикинул кот. — Может, больше. Ты же сюда молодой пришла да сильной. А кто сам хорош, граница пуще прежнего одаривает. 

— Я не помню, — все так же потеряно отозвалась я.

То есть… То есть я еще, получается, молодая бабка? И Бабой Ягой была не всегда? Тогда неудивительно, что меня, то есть тогда еще ее, так вштырило. Была-то красавица…

— Как прежняя Яга в Навь ушла, так и пусто место стало…

Так-так, ничего себе перспективы. Надеюсь, это он сказал иносказательно — «померла»? 

— ...Ну, годков-то ей было уже немало, почитай, она еще Горынычеву мамку птенцом помнила. Пару лет была у нас тишина да гладь. Ску-ко-та! Негоже, конечно, что граница была без присмотра, но мы тут кое-как справлялись. Кощей, опять же, помогал. А потом, вот уже не знаю, откуда да как, явилось к нам Лихо.

— Беда в смысле?

— И беда, и напасти, — кивнул кот и вдруг с остервенением принялся что-то выкусывать на лапе. — Лихо... Что есть Лихо Одноглазое? Худая баба, великанша, глаз у нее один, а поди отличи ее от Яги-то… И я молод был еще, глуп, не доглядел. Поселилось тут Лихо. А оно ведь как? Гостей встречает, дары принимает, а потом…

Кот замолк. Что потом? Суп с котом? У него от этого детская травма?

— Жрет, что ли?

— Да, жрет, Лихо не различает ни правых, ни кривых, — нехотя согласился кот. — А граница дрожать начала, порядок-то в лесу не блюдется. Звери бегут от Лиха, черти и те стороной обходят. Да и я сбежать решил, чем в пасть попасть. Помыкался я, уже думал податься к Кощею в услужение, как появилась ты, Яженька. 

— Героиня, — хмыкнула я.

— Дева-богатырь, — заурчал Баюн. — Молодая, сильная, да не по годам мудрая. Лихо тебя в печь, а ты ему — сейчас, только вот разденусь, чтобы сподручнее было, да в шкуру овечью завернусь, чтобы вкуснее. А как завернулась, то угольки вокруг себя бросила и все в овец превратила. И Лихо-то в овечьей шкуре тебя потеряло, спину показало, так ты ему на голову мешок зачарованный накинула, руки-ноги веревками вязала да от границы волокла. 

— Лихо я, — восхитилась я своим новым телом. — И дальше что было?

— А дальше, Яженька, так-то я это позже уже от тебя узнал. Вывернулось Лихо, слепое тыкалось. Вслед тебе кричало, что за разум твой да смелость тебя ждет подарочек. Западню на тебя строило: как пришла бы ты за подарком, так Лихо бы тебя и схватило.

— И что? — я облизала губы. Нет, нормально вообще? Баба Яга явно жила интереснее, чем я у себя! Она в молодости была ого-го! — Так я пришла за подарком-то?

— А как же, ни от какого дара не отказываются, жажда в тебе была сильная, — муркнул кот. — Да только ты умнее была да хитрее. Лихо руку протянуло, ты подарок схватила. Тут-то и захлопнулась западня. Понятное дело: руку рубить надобно и бежать.

Мне поплохело.

— Какую руку? — да этот кот меня просто добьет. У меня еще и рука, что ли, как у Дарта Вейдера? Я сразу схватилась за свои ладони, но одна от другой ничем не отличалась, неужели отросла за столько лет?

— Ой, насмешила! Ты-то себе рубить не стала, Яженька, а вот Лиху досталось… А потом прогнала его из Черного леса да сама на границе стала. Я тебе, правда, сказал, что за дары Ягишны заплатишь красотой да юностью, а ты уперлась — сильнейшей ведьмой быть хочу. И ведь стала.

Стать-то стала и долго распоряжалась здешним лесом и нечистью… Нет, а что бабку потом-то понесло? Седина в голову, бес в ребро? Или как? А может, и вовсе нехорошее чье-то колдовство? Не иначе. 

— Думаешь, это Лихо? — шепотом спросила я. — Ну, зеркало, яблочки… Полкаша язык развязал немного, сказал же про ведьмака этого? А ну как они связаны?

— Все может быть, — кивнул кот. — А может, царь Кудымский. Иль, может, еще кто. Мир-то велик. Закрывать лес надо, и Енотий пусть сюда не шастает.

— А он обещал крест принести, — поникла я. Хорош же поп, только писклявый очень. Может, у них тут попы евнухи? Да что мне так с мужским полом-то не везет? Чего Яге так эти яблоки сдались, все равно ни одного подходящего принца!

— Вот принесет — и полно, — клацнул клыками кот.

Я согласно кивнула, все равно некого на свиданье звать, а в гости приглашать — себе дороже.

Начать-то подготовку к окукливанию нужно было с собственной избы. А то непорядок: в доме до сих пор неизвестная величина в медвежьем обличье. С виду он прост как валенок, но мало ли, какой хитрый злодейский ум скрывается за этой шерстяной лобастой головой? Пока я не передумала или кот не вмешался, прямо с порога я накинулась на Полкашу:

— Скажи, друг мой мохнатый, где яблочки взял? Правду говори!

Вот будто он мне что новое скажет помимо того, что уже рассказал. Но Полкашу тоже прорвало. Слишком много потрясений за сегодня. Или, может, у него взрыв гормональный случился. Может, я ему что-то в организме нарушила, когда омедведила? Так что медведь стал на дыбы и чуть ли не лапами затопал. М-да, у него теперь так и будет постоянно — то покорность, то революция? 

— Нечисть поганая! На куски порубят, раскидают на потеху тварям лесным!

— Ну все, завелся, — буркнул кот и вскочил на лавку. — Ты, мил человек, ежели думаешь, что тебе за речи такие добро будет, думаешь очень непр-р-равильно…

— На вот тебе, — я подхватила из угла какой-то веник с травами и сунула медведю в морду. — Вроде валерьянка, пожуй. Авось попустит! С виду такой взрослый мальчик, а нюни распустил!

— А-у? — закашлялся Полкаша, а потом и расчихался. Может, там и не валерьяна была, может, полынь или крапива, кто же эту зелень в лицо-то знает?

— И вообще, знаешь что, голубь мой сизый, — я уперла руки в бока и внимательно осмотрела медведя. А что, сила есть, теперь нужно ее правильно приложить. — Давай, вперед на трудотерапию. Есть хочешь, пить, спать мягко — хочешь ведь? Так вот все это не за умение лясы точить тебе упадет, а за честный труд.

— Нечисть и честный труд! — фыркнул Полкаша, но звук так и замер у него в пасти, потому что у меня аж в горле дыхание комом стало, так я разозлилась. Я его, значит, от печи спасла, он, может, агент вражеской разведки, и еще мне тут претензии будет высказывать. 

Изба затряслась, зашипел кот, да и вообще тени поползли из углов. Полкаша сжался и замер, вытянувшись в струнку. 

— А ну марш работать! Дайте ему лопату! Выйдешь за порог, отступи на десять шагов в сторону бани и копай от сих и до обеда, — и только отсутствие растяжки не дало мне под зад пинка Полкаше отвесить. Ногу-то я попробовала задрать, да побоялась, что дерну ей неудачно, а потом не соберу обе вместе. 

А вообще — да, с окружением нужно было что-то делать. Все-таки я здесь надолго. Если не доберутся неизвестные враги, чтобы голову с плеч снести или какие-то еще диковинные сексуальные практики ко мне применить, то, возможно, еще лет пятьсот буду коптить это небо. Я даже смирилась. Страшно, напряженно, голова кругом… но и сесть и унынию предаться некогда. О депрессии и речи не идет. Какая депрессия, у меня же теперь и ребенок, и кот, и даже мужик грядки копает. Все, как мечтала моя мама. 

Все верно, кивнула я и топнула ногой. Удобства нужны, ребенку комната, Скарапее ее личное лукошко, а мне — место для раздумий. 

— Значит, слушаем все сюда! — распорядилась я и для придания словам большей весомости прошлась взад-вперед. Я же здесь всего-то второй день, даже не успела изучить избу как следует! А ведь кажется, что событий на две недели насобиралось.

 — Первым делом занимаемся избой. Ребенку своя комната нужна, и мне бы что-нибудь не такое мрачное. Я же у нас, оказывается, еще молодуха, жить собираюсь долго и счастливо, — подмигнула я коту и многозначительно пошевелила бровями. Ну, правда, все наладится, если не ждать у моря погоды, а налаживать!

А ведь у меня теперь был тот самый рычаг, которым можно повернуть землю!

Мама дорогая, это же как в Симсах, только присутствие стопроцентное в игре. У меня в первый раз в жизни свое жилье, а не квартира съемная! И я могу творить что хочу, вот действительно почти все, что хочу… Зря, что ли, просиживала за всякими симуляторами дизайна столько часов? Опыт нарабатывала!