С этого момента Церковь заняла совсем иную позицию. Женщине дали понять, что ребенок является ее собственностью и отпускать Миллет никто не собирается. Ей, наконец, удалось сделать то, чего от нее так долго ждали. Внесенный в государственный реестр естественнорожденных, ребенок уже был зачислен в ряды будущих храмовников. Однако, все изменилось, когда состояние Миллет Диффар начало резко ухудшаться. На пятом месяце адских головных болей, непроизвольных возгораний близлежащих предметов и сводящих с ума галлюцинаций стало понятно, что она вынашивает Жнеца. Это значительно охладило пыл крестоносцев, тут же оставивших все претензии на естественнорожденного. Внешняя поддержка начала иссякать. Напряжение в окружающем женщину обществе росло. К моменту рождения Хамфрида отношения с Церковью окончательно испортились. Обеспечив должную поддержку, храмовники открытым текстом заявили, что Миллет отныне свободна и должна покинуть пределы резервации в течении двух месяцев. Что, в принципе, она и сделала.

Небольшой двухэтажный домик выглядел довольно аккуратным. Покатая крыша из коричневой черепицы делала строение похожим на большой, странной формы гриб. Пожелтевшая осенняя трава легонько облепила его белые бока.Кое-где виднелись не менее желтые листья, едва начавшие опадать с близлежащих деревьев. Только более радужные оттенки — красные и ярко-зеленые, разбавляли эту бледную желтизну. Сегодня Марсианские деревья были скудны на красоту.

Морган задумчиво и немного нервно вертел небольшой предмет у себя в руках. Тот самый, что пред смертью успел передать ему Хамфрид. Мужчина не пришел на похороны. Не явился он и на официальную часть, где все приносили соболезнования безутешной матери. Крайне редко посещая могилы умерших друзей, Жнец предпочитал не видеть их под слоем грунта. Куда, вполне возможно, ляжет и сам задолго до наступления почтенной старости. Однако, сейчас дела обстояли несколько иначе. Та безделушка, что уже давно переняла тепло от рук Жнеца, привела его на порог дома Миллет Диффар. Именно в тот дом, на заднем дворе которого под большим раскидистым дубом был похоронен его друг. Глубоко вздохнув, Морган решительным шагом направился внутрь.

— Как, говоришь, тебя зовут? — спросила сгорбленная женщина, состарившаяся явно раньше, чем следовало.

Миллет уже давно походила на древнюю старуху. Морщинистое лицо, мелкая, тяжелая походка, простые, блеклые одеяния — все в ней прямо подчеркивало увядание жизни. Встав у широкого шкафа с чайным сервизом, она открыла створки и о чем-то задумалась. А, может, просто что-то забыла.

— Морган Алонсо, — Жнец явно чувствовал себя не в своей тарелке, — я стал наставником, когда ему стукнуло двенадцать.

— Ааааа…. — протяжно ответила Миллет, будто подвывая, — Конечно, конечно... Он много о тебе рассказывал. Правда, давно это было… Тебя, кажись, не было на похоронах?

— Не было...

На мгновение Моргану показалось, что он был готов развернуться и уйти. Уютность окружающей обстановки действовала угнетающе. Вся эта нарочитая домашность и кристальная чистота вокруг относилась к чуждому Моргану миру.

— Чаю?

— Что?

— Кажется, у меня были где-то крендельки…

— Нет, спасибо. Я ненадолго.

На полу большой светлой гостиной лежал узорчатый мягкий ковер с белоснежной бахромой. Легкие оттенки спелой черешни щедро разбавлялись изогнутыми завитками синего цвета. Широкий круглый стол у не менее широкого арочного окна был заставлен сладостями, фруктами и свежей выпечкой. Дурманящий запах сдобы всегда нравился Моргану. Сейчас же к горлу почему-то подступила легкая тошнота, и он предпочел удалиться от угощений поближе к центру комнаты. Затем — еще дальше, к длинному столу вдоль дальней стены. Узкая винтовая лестница за спиной вела на второй этаж. С противоположной стороны гостиной виднелся широкий вход на кухню. Между этими двумя проходами разместился небольшой камин. В комнате все еще можно было уловить легкую горечь сожженного дерева.

— У вас красивый дом, — вопреки собственным размышлениям сделал комплимент Морган.

— Мой мальчик строил, — горделиво ответила старушка, — У Жнецов и выбора-то нет... Будешь наемником и баста. А он всегда строить любил. Каждый кирпичик, каждую лесенку... Все сам, все сам.

Миллет говорила медленно, с паузами, будто забывала, что хотела произнести в следующую секунду. И все время создавалось ощущение, что она пытается найти что-то в окружающих ее вещах. Гостеприимная суетливость старушки никак не вязалась с отрывистыми, иногда резкими движениями сгорбленного тела. Вопреки желанию Моргана на столе все же появилась вытянутая, длинная чашка с ароматным черным чаем. Он был крепкий, без сахара. Как и любил Морган. Будучи еще совсем подростком Хамфрид так много рассказывал о своем наставнике, что Миллет запомнила даже эту мелкую деталь. Несмотря на то, что самого наставника не видели ни разу в жизни.

— Вам помощь какая-нибудь нужна? Если что, я всегда...

— Нет, милый. У меня помощников полон двор, — с усталостью в голосе перебила Миллет и с кряхтением устроилась в кресле-качалке, расположившейся рядом со столом. — Я присяду, стара совсем стала…

Торчащий из-под старушки плед высунулся длинным языком и частично скатился на пол. Глубоко вздохнув, Миллет оттолкнулась от пола и начала медленно раскачиваться. Кресло пару раз скрипнуло.

Опустив голову, Морган стал рассматривать предметы на ближайшем столике. На нем стояли несколько начищенных кубков, большая ваза с искусственными цветами и пара галографий. Острые, сухие лепестки бессмертников отливали желто-коричневой глянцевостью. Простенькая бело-голубая ваза почти полностью утопала под ними.

— Кто это? — сдвинул брови Морган, глядя на объемную галографию ушедших воспоминаний.

Тяжелое, неприятное предчувствие в этот момент посетило Жнеца. Миллет повернула свою иссохшую голову в светло-бежевом чепце. Сощурившись, она будто пыталась разглядеть маленькие фигурки.

— Мелисса. Разве ты не знаешь?

Полупрозрачная голография Хамфрида обнимала какую-то девушку. Миловидная блондинка лет двадцати робко поджимала плечи, явно смущаясь того, кто стоял рядом. Она улыбалась.

— Я не в курсе всех его интрижек, — неожиданно резко ответил для себя Морган.

— Интрижек? — от удивления Миллет даже немного привстала с кресла. — Они были женаты семь лет. Она — анпейта. Ее выбрало Пламя.

Почувствовав, будто что-то ударило под дых, Морган обессиленно опустил руки.

— Он мне ничего не рассказывал, — ответил он упавшим голосом.

Миллет усмехнулась. В ее смешке читалась не только старческая немощь, но и какое-то презрительное бульканье.

— Потому что всегда тебя боялся. Что скажешь, как себя поведешь, — голос Миллет как-то затвердел. — А этого ты бы точно не оценил.

— Может, и не оценил бы.

Притворяться и откровенно врать, чтобы поддержать Миллет, Жнец не видел смысла. Свою позицию от Хамфрида наемник никогда не скрывал и пустого романтизма воспитанника не разделял. Морган старался научить своего подопечного более практичному подходу к вопросам физиологического влечения. Видимо, старался недостаточно.

— Вы уверены, что это был выбор Пламени? — с недоверием спросил наемник.

— Когда такое случается, сомнений не возникает.

— И как это происходило?

Миллет снова усмехнулась. Моргана снова охватило липкое неприятие. На этот раз более приставучее и стойкое. Будто его уличили в трусости, которую он усиленно пытался скрыть. От этого скверность испытываемого чувства только усиливалось.

— Кто ж его знает, как, — натужно ответила старушка, — Не рассказывал. Только улыбался.

— Он хотя бы говорил, где именно это произошло?

— Если хочешь обезопасить себя, Жнец, то не могу ничем помочь, — сердито бросила Миллет. — Я тебе не справочник.

Получив вполне очевидную отмашку, Морган упорствовать не стал. Накалять обстановку совсем не хотелось, да и ситуация для этого была совсем не подходящая.