Он снова потер отчаянно чешущуюся щеку. Щетина отросла на ноготь — это был способ проверить время. Он здесь дня три, не меньше. Два с половиной выпали из памяти. Потом спал.

«Думай».

От щеки грязноватый палец сдвинулся к глазам, воспаленным больным от слепящего света глазам. Все еще мучительно хотелось зарыться в темноту, словно с тяжелейшего похмелья.

— Думай, Айнар Венегас.

Он проговорил вслух, а потом щелкнул пальцами:

— Точно.

Он засмеялся.

— Эй, Линнан эт Лан, теперь я понял, в чем дело. И почему я Гаситель, и почему настолько опасен. Вы хотите поговорить об этом, Светоч? Приходи сюда, и я даже забуду, что ты орала мне в мозг, только не пытайся сделать это снова.

Он чуть было не добавил: потому что теперь я точно знаю, у тебя есть пупок, ты человек. Ты была человеком до того, как стала Светочем — возможно, теперь нечто другое, но это не так уж значимо. То, где мы в самом начале — и в самом конце, вот и все, что важно.

В камере было прохладно. У него забрали все вещи — его драгоценный саквояж, который берег даже когда проткнули брюхо наемные убийцы, — и раздели до исподней рубахи и штанов, даже башмаки содрали. Айнара колотило от холода, он то ежился, то тер плечи, прислушиваясь к мертвенной тишине, а потом ее нарушили шаги.

Она не открывала дверь. Айнар сказал бы «просочилась», но скорее камень или металл, какой бы твердости ни был, решил не связываться со Светочем.

— Чего тебе?

Линнан эт Лан переоделась в текучее платье — вроде шелка или парчи, то ли розового, то ли лилового оттенка. Айнар только подумал: ярко. Как и все вокруг, как ее меняющие цвет глаза, волосы и ногти. Хватит, в самом деле.

— Я понял, почему вы меня боитесь. Я вроде… антивещества в вашем мире, так?

Выражение кукольно-правильного лица не изменилось.

Линнан эт Лан не знала слово «антивещество», понял Айнар.

— Хочешь, покажу на примере? Уксус есть? Сода есть? Да проклятье, вы же должны добавлять в пищу уксус и… не знаю, пищевая сода — это просто гидрокарбонат калия. Ох, ладно…

— Я поняла, — резко ответила Линнан эт Лан. — Только не думай, будто попадусь в твою ловушку. Маирри эт Силу допустил ошибку, а я — нет.

— Маирри эт Силу — тот серебряный парень?

Она кивнула.

— Он ничего не знал. Слушай, я не хотел его убивать. Но да, там вещество было опасное, а здесь — нет. Если хочешь, ты будешь стоять на расстоянии, мне нужно просто показать, что имею в виду.

— Хорошо.

Кто-то принес требуемое минут через пятнадцать. Айнар привычным жестом махнул ладонью над стаканом, поморщился от характерного кислого запаха, после чего лизнул мизинец и попробовал соду. Обычная пищевая сода.

Он поставил блюдце и стакан на пол, высыпал немного порошка и налил сверху уксуса. Зашипело.

— Гашение соды. Думаю, даже у вас это знают.

Линнан эт Лан закатила глаза.

— И тебя еще называют Гасителем! Да это искусство кухарок, что пекут дешевые пироги для продажи на Собачьей Площади.

— Ну да, — согласился Айнар. — И это химическая реакция нейтрализации. Кислота и щелочь. Это самое простое. Вещество и антивещество — сложнее. Короче, я — антивещество. Я могу вызвать большой «бум»… или надуть пару шариков.

Линнан эт Лан нахмурилась. Она следила за остатками шипящей соды, потом подошла ближе и даже присела на корточки. Айнар удивился: ничуть не опасается приблизиться.

Читают ли они мысли?

Или она просто увлечена?

«Либо все проще: она молодая и еще не слишком умная девчонка».

— Предположим. Тогда ты сам признаешь, что чужероден нашему миру и должен подвергнуться трансформации, чтобы перестать ранить его?

— Ага, — меланхолично согласился Айнар. — А еще это означает, что магией обладаете не только вы, Светочи. Что здесь каждый — потенциальный Светоч, а вы — просто кучка хитрозадых ублюдков, прихвативших себе общую силу. Как тебе такое, Линнан эт Лан?

— Почему темно?

Иванка огляделась по сторонам. Узкий переход сжимал сверху, снизу, справа и слева. Ей живо вспомнился колодец: да, тогда она прекрасно представляла, что и зачем нужно сделать, Айнар все понятно и доступно объяснил, оставалось только закрепить водяной таран правильным образом. А теперь? А теперь такой же колодец, только без воды, сухой, и ничего, решительно ничего, не понятно.

— Идите за мной, — крупная фигура Донны скорее угадывалась. Зоэ осталась позади, замыкающей.

— Мы точно в Пылающем Шпиле? — задалась вопросом и она.

Донна хохотнула:

— Точно, точно. Свет здесь благословение — или пытка, как уж повезет, но никогда не просто торчащая из стены догорающая Искра. Господа не дают нам позабыть о том, что мы служим им, а они — наши благодетели.

Иванка нахмурилась.

— А вам ничего не сделают за то, что…

— Они здесь не слышат. Вернее: они не слушают нас, зачем? Какая сытая кошка прислушивается к мышиному писку?

— Понимаю, — сказала Зоэ, а Иванка тоскливо думала: сюда бы Курицу. Собачонка сумела бы вывести из непроглядной тьмы, у псов нос работает получше глаз. Эх. Никогда не бывает так, чтобы все складывалось идеально.

На ее счастье дорога была ровной. Глаза не привыкали — не к чему, зато Иванка принюхалась, распознавая слабые ароматы специй — от острого тесхенского перца до обычного жареного лука. Приятное после прохлады утреннего Могро сменилось жаром. А потом Донна распахнула дверь.

— Добро пожаловать на кухню.

Иванка отвернулась, глаза мигом заслезились. Зоэ ее опередила. Кухня же оказалась вполне обычной, только большой, с целыми котлами вместо привычных Иванке кастрюль, с плитами-печами, где с легкостью могли поместиться человек пять зараз. Искры полыхали во всю силу, она узнала символы чистоты, огня, воздуха, ускорения созревания — интересно, зачем это на кухне, — а другие и вовсе ни разу не встречала. На кухне сновали мужчины и женщины, совершенно не обращающие внимания на новеньких. Они доставали сковородки, снимали с крюков и бросали на большие и пестрые гранитные столы куски мяса, мыли в чанах овощи, нарезали, тушили, подливали масла, сыпали специи, доставали готовое. Кто-то врывался через другую дверь с парящей в воздухе многоярусной тележкой. Искра помогала загрузить. Тележка и ее сопровождающий исчезали, а потом все повторялось снова.

Грохот отзывался в кончиках пальцах. Колотился в позвоночнике. Запахи перемешивались, поднимались и опускались, грузные, как мешки с картошкой. Хотелось выбежать отсюда подальше, снаружи хоть сыро и противно, но все не это пекло. Как вообще люди могут здесь находиться?

— Время завтрака, — пояснила Донна. Она хмурилась и кривила рот, отчего выглядела еще более непривлекательной, какой-то совсем похожей на чудище. Из тех, с кем Светочам полагалось бы сражаться, наверное. — Ну, чего встали? Фартуки вон там, хватайте ножи и марш чистить картошку. Пока без Искр поработайте. Ты, рыжая, рот закрой и шевели тощей задницей!

Для верности она отвесила Иванке чувствительный подзатыльник, от которого та едва удержалась на ногах и громко охнула. Зоэ выдернула за собой, в темный угол к горе черного от земли картофеля. От него-то и полз землистый густой смрад. Картофель был уже немного подгнивший, поэтому надо было отобрать хорошие, удалить глазки.

Работа была несложной, даже успокаивающей для Иванки, а вот «богатенькая девчонка» чистящий ножик держала едва не первый раз в жизни. У Зоэ все соскальзывала лезвие, очистки получались толстыми, готовая картошка — грязной.

— Дай научу, — не выдержала Иванка. Она подсела ближе и тяжело вздохнула. Однако и торжествующую ухмылочку едва удавалось сдерживать. Впрочем, сейчас не время насмешничать. Зоэ недовольно поджала губы, чего-то пробормотала, только в шуме грохочущей кухни все равно никто не услышал, кажется, даже она сама. — Вот так, держишь ножик и крутишь, кожурка сама отстает. Ничего сложного.

— Ага… я думала, мы пойдем куда-то. Хотя бы в горничные поставят.