— Грунтовые воды черпает. Вон Искра.

Желтый фонарик вспыхивал там, где журавль переходит в нить.

— Стандартная конструкция, которая ни черта бы не работала без Искры, — добавил Айнар и осекся. Темное лицо Гарат под светом из одной луны казалось едва различимо. Блеснули желтоватые зубы:

— Именно. Ты изучай-изучай. Технарь наш.

Айнару послышалась издевка.

— Если ты мне хочешь предъявить, что я ничего полезного не сделал, так это потому…

— Тихо, тихо. Медицина — проще. Искрами не каждую бородавку лечили. Простейшие отвары-повязки все равно умели накладывать, а вот заставить колодец качать грунтовую воду без магии — задача инженерная. Это тебе не чирей вскрывать. Смекаешь?

— Это здесь я должен сделать…

— Эх ты, Айнар Венегас.

Гарат вздохнула.

— Включай уже свои мозги, гений.

Уши запылали от обиды:

— Нет, ну я могу попробовать сделать чертеж, поработать и предложить завтра хозяину… — он широко зевнул. — Или послезавтра. Это не на один час задача.

— Вот именно. Прямо сейчас ничего трогать не стоит. Запоминай. Думай. А чертежи — лучше заранее готовь. Теперь яснее?

Айнар хмуро кивнул.

— Спать идем, — приказным тоном заявила Гарат, и он последовал за ней, но повертевшись в мягком пряно пахнущем сене, выбрался наружу. Если и заметят, можно что-нибудь придумать.

Айнар вернулся к колодцу и достал «свечу». Холодный кристалл разгорелся в темноте куда ярче, чем среди других на стене «Ведра и карася». Искра перетекала из желтого в красноватый, потом почти до голубого и снова в лиловый; радужный спектр захватывала, понял Айнар. Он достал журнал и записал:

«Яркость. Мощность. Сила. Чистота. Проверить».

Он снова трогал кристалл, пытался понять его структуру: кварц? Дешевый плавленый алмаз, даже не фианит, а скорее технический? Вообще янтарь, застывшая древняя смола?

«Похоже, третье».

Тепло, холодно? У янтаря высокая способность к электризации. Айнар потер «свечу» о свои волосы, убедился: магнитит. Не так сильно, как если янтарную палочку познакомить с кошачьей шерстью, но сработало — несколько сухих травинок послушно поднялись с земли за «магией». Это не Искра даже, помнил он, так, огрызок. Последняя ступень перед забвением: висеть в захолустной таверне с названием вроде «Ведро и карась», дальше только остывшие углы и серый пепел.

Не тепло, не холодно.

Искра не ощущается «никак», потому что ты, Айнар Венегас, жалкий смерд, раб и безымянный чужак в спасаемой Светочами Глеоре, куда тебе понимать священное знание.

Он широко зевнул. День выдался куда как тяжелее, а Гарат, наверняка, разбудит завтра спозаранку. Айнар еще разок напоследок осветил лунную ночь слабой полузаглохшей свечой. Его взгляд упал на один из камней, Айнар поднял его, рассмотрел поближе: характерный блеск «фальшивого золота» намекал: пирит, «золото дураков» или просто дисульфит железа. Надо попробовать почикать кресалом, решил он, добыть огонь старым дедовским способом, почти что огнивом. Подойдет любая хорошая прочная сталь. Завтра заглянет к кузнецу.

А пока спрятал и ворованную свечу, и свою неприметную находку, словно она за единственный миг превратилась из никому не нужного камня в драгоценный артефакт.

В Гарат Ашшале Айнар точно не ошибся: та проснулась затемно и потрясла его за плечо:

— Вставай, вставай.

Остальные еще храпели — и это крестьяне-то, которые, очевидно, привыкли к ранним пробуждениям. Впрочем, Айнар тоже привык, на самом-то деле. В рабстве не подрыхнешь до полудня. Вот только он съеживался и будто пытался уползти от неумолимо надвигающегося дня: черная пыль на языке и в горле, от нее кашляешь так, что иногда накатывает рвота. Нужно не рвать: выйдет завтрак — до ужина голодным ходи. Нужно терпеть.

«Стойте-ка».

— Миллиган, отвали-ка.

— Какой еще Миллиган? — удивилась Гарат. Она, похоже, успела умыться, потому что выглядела чистой и аккуратной, словно не в груде сена спала, а на вполне приличной постели, да еще с удобствами в виде душа-туалета.

— Билли Миллиган. Это я айнаровы воспоминания так называю.

Очень сложно объяснять подобные вещи. Как будто притягиваешь чьи-то другие знания, а они упираются упрямыми лошадями. Или там, сломанным жигулем, который попробуй завести без чужой искры.

Вот, опять.

Путано, непонятно.

— Ты и есть Айнар, — напомнила Гарат, поджала губы, но продолжать не стала. — Потом ты перестанешь делить «себя» и «его».

Опять это вот. Попробуй пойми. Хотя, в принципе, почему бы и нет. Оно даже теоретически складывалось…

«Ну да, потому что то и другое — я. Квантовая, туда ее в качель, неопределенность».

Айнар зевнул. Размышлять о природе разделенной двойственности и квантовой запутанности в полпятого утра не хотелось. Он опять поплелся к колодцу, хотелось если не зубы почистить, то хоть рот прополоскать, умыться и все прочее. В кустики наведаться. Хоть лопухи они тут освоили, подтирались без всяких там Искр.

Завтрака дожидаться Гарат не стала, пришлось только выразительно повздыхать. «Потом перехватим», — заявила она, наводя на мысли о том, что «по жизни» питается чашкой отвара из корня иммар. Напиток получался горьким, по вкусу сродни зрелому пуэру, действовал похоже: бодрил. Кстати, от чашки иммарова отвара он бы тоже не отказался, но лучше яичница из трех яиц с беконом, сосисками, жареной картошкой, солеными огурцами и…

Он шел за Гарат, вздыхая о несбывшемся. Остановился возле кузни: это была она, открытая, защищенная только прочной каменной крышей. Хозяин еще не пришел, сновали два сопляка-подмастерья лет двенадцати-четырнадцати.

— Погоди, — попросил Айнар у Гарат. — Я сейчас, две минуты.

Хороший кусок стали нашелся всего за два нита, по ниту каждому из мальчишек. Оба засияли ярче начищенной тарелки. Айнар огляделся: они вполне традиционно раздували меха, накаляя огонь… ах нет. Вон очередной «светильник», вездесущая Иска, словно пятно поверх вполне обычных вещей. Хотелось отчистить это «пятно», пойти вытащить кузнеца из постели или из-за стола с наверняка сытным завтраком и ткнуть: вот видишь? Камень и железо. Щелк — огонек. Вот тут меха, поддув, отвод жара. Плавишь сталь, охлаждаешь водой, добавки по вкусу. Никаких тебе Искр не надо, кроме тех, что летят от пирита с обточенной железкой.

Мальчишки попрятали монетки, видимо, боясь, что «дяденька» отберет плату, еще и уши надерет. Они украдкой перешептывались, тыкали в него пальцем; то ли тесхенец им казался диковинкой, то ли очки на носу.

Айнар вернулся к Гарат.

— Что ты там сделал? — хмурилась та.

— Ничего, — честно ответил он. — Пока — ничего. А мы куда идем вообще?

— К людям, — пожала плечами Гарат, но допрашивать дальше не стала, переключилась. — Вчера многие просили заглянуть. Орон — не самый большой город, обойдем желающих до обеда. Кого подлечу, кому пропишу мази, травы, составы разные. Искры Жизни всегда были самыми дорогими, догадаешься почему, гений?

— Потому что вопрос жизни и смерти, — в тон ей отвечал немного обиженный этим насмешливым «гений» Айнар.

— И это тоже, но главным образом, потому что все есть жизнь. От приплода свиней и коз до рождения первенцев. Экономить пытались и прежде. Я просто подскажу, как обойтись вообще без Искры Жизни. Или почти без нее.

Айнар подумал немного.

— Гарат, — сказал он. — Но Искра работает надежнее. Мне кажется, как раз в твоем деле лучше бы совмещать магию и науку. В чем фишка: если я соберу станок, и он заработает, он будет работать всегда. А организмы, ну… непостоянные. В нашем…

Он осекся, слово показалось неправильным.

— В другом мире антибиотики изобрели, электронику всякую, но на сто процентов только зубы рвать научились.

— На девяносто. Иногда оставляют корни, — нейтральным тоном ответила Гарат. — Да, именно так. Поэтому сказала: «почти». Поэтому меня десять лет плохо-хорошо знают, но не трогают. Я не предлагаю ничего революционного, не заставляю вовсе отказываться от Искр. Технический прогресс начинался не с медицины.