Но звучало это не очень уверенно, потому что вода текла. «Водяной таран» работал, добывал капризную глубинную воду, которую ведром-то не всегда подцепишь, а тут она сама поднималась по закаленной когда-то давно чародейской Искрой трубке и по обычным, бронзовым. Можно было поливать все поле. Почва с красной пшеницей жадно пожирала воду.

— Иванка все сделала, — подтвердил Айнар. — Без нее я бы не справился, там внизу очень узко, с моей комплекцией не пролезть, — остальные заухмылялись.

Конрад фыркнул: вот почему парень решился лезть внутрь и отпустил цепь. Течение его не унесло бы.

Но все же…

Штука эта его работала, надраны иванкины уши или нет. Вода текла мерно и упорно, и Конрад уже, вслед за остальными, сунул голову в колодец, где оказалось прикреплено странное устройство. Айнар его называл клапаном, снова начинал объяснять эту свою заумь, Конрад только злился и отмахивался.

Работает. Главное — работает.

— Я оставлю чертежи и советы, — говорил Айнар. — Они будут у господина Клауса, кузнеца, вместе с инструкцией по созданию резьбы, но еще и у дочери господина Конрада, Иванки, потому что она помогала мне все это сделать.

— Вот же тьманник паршивый, — пробормотал Конрад.

— Но до начала самостоятельной жизни Иванки все доходы от механизма, если кто-то задумает его повторить, будут принадлежать господину Конраду. За вычетом услуг кузнеца.

Поднялись крики и свист. Урд, шатаясь, вывалился вперед.

— И-и-искры-то? Каа-ак там?

— Этого не понадобится, — твердо проговорил Айнар.

Солнце блеснуло в его стеклах поверх глаз. Конрад сглотнул и отвернулся: Искра, которую стоило все же вернуть Гунтраму, по-прежнему лежала на траве — брошенная и никому не нужная.

— А еще советую собрать в лесу побеги лозы, она вытягивает соль из почвы, — продолжал Айнар, впрочем, менее уверенно. Он тряхнул головой. — Я пришлю к вам свою… хорошую подругу. Ее зовут Гарат, Гарат Ашшала, она тоже… — снова запнулся, так бывает, когда что-то придумал, а теперь вспоминаешь, лишь бы ладно соврать, — из Тесхена.

«Он говорит не как тесхенцы. И по повадкам не похож»

Конрад мысленно отмахнулся. Он подошел к источнику «вечной воды», промочил руки и омыл лицо.

— Благослови тебя Светочи, Айнар Венегас.

— Нет, — резко ответил тот. — Светочи творят магию, Искры. Это — не магия. Это то, что способен сделать любой, вы или Иванка, или…

— Что, и-ик, даж я? — вновь вылез Урд.

Айнар задумался.

— Даже вы. Только все-таки на трезвую голову.

Его фраза потонула в хохоте, но Конрад хмурился. Иванка вертелась рядом с тесхенцем (никакой он не тесхенец), в голову лезло всякое: а что, мол, хороший жених для девки, работящий, мозговитый. Да он же против Светочей? Или не против?

Айнар еще объяснял, но Конрад поднял Искру и пошел домой, к жене. Райна встретила его холодным киселем и мясным пудингом, а потом все разошлись по обычной дневной работе. И так запоздали. Коровы вон мычат, требуют выпустить.

***

Вернувшись вечером, Конрад обнаружил, что Айнар Венегас исчез. Иванка сидела на крыльце. Незабудка лизала ее большим розовым языком. Белянка осуждающе поглядывала, жуя жвачку поодаль.

— Пап, он ушел, — всхлипнула Иванка.

— Эх, ну что ж.

Конрад сел на ступеньку рядом и положил руку на плечо дочери.

— Может, и вернется. Ты вон его тайну знаешь, что не слабее Искр, так?

Иванка заплакала, но потом слезы ее высохли, и она кивнула.

— Айнар просил рассказать всем, что так можно. Он это назвал, — девчонка задумалась, — Про-гресс. Ци-ви-ли-за-ции.

«Опять тесхенское наречие», — чуть было не плюнул Конрад, да остановился в последний момент.

Одолженная Искра в своем кристальном коконе горела на столе, когда в дверь постучали. Иванка зашивала брату рубаху, но соскочила открыть, и попятилась.

— Ой…

Конрад замер с открытым ртом.

В дом вошла и сразу заполнила собой каждый уголок, не оставив ни единой тени, Светоч.

Она выглядела как юная девушка — чуть старше Иванки, только не тощая и плоская, а фигуристая; взгляд чуть не скользнул по едва прикрытой золотой полоской шелка груди и бедрам, и тут же Конрад потупился. Нельзя же оскорблять скабрезными мыслями — ее!

Она была красива, но, не мог отделаться от мысли Конрад, ни один мужик бы не хотел такой жены: слишком уж прекрасна, ни единого изъяна, ни родинки, ни шрамика, аж жуть берет.

Волосы и глаза меняли цвет. Розовое перетекало в лазурь, вспыхивало оранжевым и затухало глубоким темно-синим. Индиго, зачем-то вспомнил услышанное на базаре слово Конрад.

Он упал ниц перед Светочем.

— Повелительница!

— Ты приютил Гасителя, Конрад Грун, — голос звучал отовсюду, заставляя поднять голову и раствориться в нем, словно коровье масло на раскаленной сковороде. — Где он? Где преступник, где осквернитель самой сути Света, где проклятый Гаситель?

— Я-а… э… не…

— Он называет себя Айнаром Венегасом. Где он?

Конрад заговорил.

Рассказал про лес Цатхан, про коров и колодец, только имя дочери старался не упоминать, и часть его протестовала: тесхенец не заслужил кары Светочей, даром, что отверг Искры… Хула? Осквернение? «Гаситель»…

Конрад рыдал, когда Светоч ласково гладила его по лицу, а потом снова заговорил, одним ртом, без мыслей, и чудилось — с каждым словом вытекает кровь.

— Значит, твоя дочь узрела тайны Гасителя…

Светоч огляделась. Конрад повторил ее жест, потому что не имел своей воли.

Иванка исчезла.

— Где твоя дочь?

— Н-не… зна-а…

— Неважно, — Светоч отпустила Конрада, и тот повалился на пол, из носа и рта хлестала кровь. — Глупо собирать искры, если горит дом. Ты рассказал мне достаточно, Конрад Грун. Теперь мы найдем Гасителя.

Его дом наполнился светом, и светом оставался до самого конца.

***

Утром грязная, вся в саже, Иванка стояла на пепелище. Она сжимала кристалл с потухшей Искрой и смотрела на угли, где среди уцелевших кусков дерева или глины отвратительно хрустели кости.

Светоч сказала отцу: вот что будет с теми, кто приютит Гасителя, но Иванка не верила.

Айнар Венегас помог им и сделал водяной таран. Этот таран мог напоить поле и коров, и никаких больше Искр не надо.

Айнар Венегас не сжигал ее дом, отца, мать, братьев, и… — Иванка едва не наступила на истонченный детский череп, — маленькую сестру. Деревенский люд пока не осмеливается высунуться, слыхано ли — сама Светоч покарала греховодников, но они придут, будут шарить и искать уцелевшие щепки и черепки, но никто не похоронит проклятые кости.

Иванка швырнула кристалл на пепелище.

Чертеж она держала при себе. Вытащила примятую бумагу, поозиралась — вся деревня казалась пустой, даже не хотелось проверять, выжил ли еще кто-то после визита Светоча, — и снова убрала за пазуху.

Руины Малых Ручейков молчали.

Иванка не плакала. Все стало еще проще, чем там, в темной шумной яме-колодце. Она найдет Айнара, и, раз он Гаситель, — тем лучше.

— Коль Свет должен погаснуть, пусть так и будет. Больше никаких Искр и никаких Светочей.

Кристалл расплавился среди тлеющих углей, но Иванка уже не видела того.

Свежая рана открылась, на сероватой рубашке проступило розовое пятно. Не совсем кровь, скорее сукровица, выхаживали его честно, насколько вообще можно без Искр Жизни. Хорошо, что без Искр Жизни. Не хотелось оставаться в долгу у этих. Сам виноват: перенапрягся в последний день, надорвался.

Пришлось снять рубашку и достать зеркало. Хорошо, местность безлюдная — стоило спуститься чуть к оврагу от тракта, и ни единой телеги, ни единой лошади. Все равно, никто за целый день так и не предложил подвезти, гнали и кареты, и утлые развалюхи телег, как будто по пятам преследовала стая волков. Звенящая цикадами контрастировала с грохотом телег, красноватой пылью, цокотом копыт. В овраге щекотала трава, пахло кислым — муравейником, недозрелыми ягодами дикого крыжовника.