— Очень прошу, отстань от меня! — рассердилась Мака.

Рассердилась скорее всего потому, что ужасно захотелось протянуть гадалке руку.

О чем сразу подумалось ей?

Она тряхнула головой, не желая придавать особое значение тому, что моментально вспомнила о Коринтели, избавилась от гадалки и ускорила шаг.

— Мне никто не звонил? — по обыкновению вместо приветствия спросила она.

— Кто позвонит в такую рань? — рассмеялся совсем еще молодой, но уже совершенно лысый редактор.

— Дай-ка мне газету!

— Пожалуйста!

Со второй страницы на Маку смотрело знакомое лицо. Она узнавала и не узнавала. Пробежала глазами заголовок: «Большой успех молодого ученого», — ощутила сердцем — Рамаз Коринтели. Почему он показался ей изменившимся? Почему трудно было узнать его? Может быть, потому, что у него появились усы? Они явно шли ему, как будто делали старше и придавали степенности лицу молодого человека. Мака залпом проглотила статью. Потом начала сначала, неторопливо, внимательно, вдумываясь в каждую фразу и взвешивая ее, прочла все. Особенно много раз она возвращалась к одному абзацу: «Открытие пятого типа радиоактивности — величайший успех молодого грузинского ученого, а самое исследование смело можно поставить в ряд с выдающимися научными открытиями».

Мака снова перевела взгляд на снимок. Интересный молодой человек смотрел прямо на нее. Какие у него добрые глаза, добрые и умные! Она, разумеется, ошибалась, его взгляд не вызывал к ней отвращения.

«Люблю?

Или нравится?

Может быть, ни капельки не нравится, а просто хочется наказать его за пренебрежение?

Как и чем?

Нужно, чтобы он влюбился в меня. Да-да, чтобы влюбился! И тогда мой отказ будет лучшей местью!»

«Боюсь влюбиться в вас!» — послышался вдруг голос Коринтели.

«Точно! Нужно, чтобы он влюбился в меня. Отказ будет лучшей местью!

А за что мне мстить ему? В чем он виноват? Неужели я злюсь на него за то, что он сказал правду прямо мне в лицо? Или я такая злопамятная? Всю жизнь не могла терпеть злопамятных и мстительных людей!

Неужели люблю?

Невозможно!»

Звонок телефона.

Мака вздрогнула.

Звонок повторился.

Девушке почему-то было страшно снять трубку.

— Мака, ты что, не слышишь? — крикнул лысый.

Она сняла трубку, бог весть почему уверенная, что звонит Коринтели.

— Слушаю!

— Мака, это вы?

— Да! — По телу девушки пробежала дрожь, она узнала голос молодого человека.

— У вас телефон изменился?

— Да.

— Узнали меня?

— Узнала.

— Я хочу видеть вас, у вас есть время?

— Сначала не мешало бы спросить, согласна ли я?

— Извините! Вы согласны?

— Допустим, согласна! — Она с самого начала знала, что будет согласна. И сейчас, слыша голос Коринтели, окончательно убедилась, что Рамаз нравится ей, а может быть, она даже влюблена в него…

— Через полчаса я подъеду к главному входу телецентра. Прошу вас выкроить для меня хотя бы пару часов.

Мака взглянула на часы. Было десять.

— Почему вы молчите?

— Откуда вы знаете, что я так рано читаю газеты?

— Какие газеты?

— Вы что, не читали?

— Что я должен был читать?

— Статью о вас, «Большой успех молодого ученого».

— Клянусь сестрой, не читал.

Мака счастливо засмеялась. Она поверила, что молодой человек клялся искренне. И сама клятва сестрой понравилась ей.

— Поздравляю вас!

— Большое спасибо. Вы согласны?

— Хорошо. Приезжайте в одиннадцать.

Ведя за собой гостя, Мака открыла двери большого павильона. С потолка огромного помещения свисали «юпитеры». Оно было совершенно пустое — ни людей, ни вещей. И лишь черный рояль в углу казался незаметно пробравшимся сюда буйволом.

— Вам нравится? — спросила девушка Рамаза.

— Я восхищен!

— Усы придают вам совсем другой вид.

— Плохой или хороший?

— Не знаю. Мне непривычно.

— Если вам не нравится, сейчас же сбриваю.

— Не стоит ради меня принимать столь радикальное решение, — засмеялась Мака. — Пригляжусь, может быть, привыкну.

— Стукнуло в голову, вот и отпустил. Отпускать нелегко, целый месяц уходит на это. Сбрить — минутное дело.

— Пойду принесу стулья.

— Не лучше ли нам прокатиться на машине?

— Я вас не знаю, и нас ничто не связывает. Я даже не знаю, какое у вас ко мне дело. Только раз между нами могли завязаться деловые отношения. Вы почему-то не пожелали сниматься в документальном фильме. Прочитали мне нотацию и — с приветом. Если у вас какое-то дело ко мне, зачем куда-то ехать? Развернуться в этом павильоне есть где. Там, за роялем, в углу, должны быть стулья, сядем и побеседуем.

— Курить здесь, разумеется, нельзя! — попутно выяснил Рамаз.

— Вы угадали!

Они сели на стулья.

— Не думала, что усы так меняют человека. На улице я не узнала бы вас.

— Видимо, безобразят меня, раз вы вторично возвращаетесь к ним.

— Наоборот, придают вам солидности и степенности. Слава богу, что вы в таком возрасте, когда выглядеть старше, видимо, доставляет удовольствие.

— Я давно перешагнул за седьмой десяток.

— Мне следует прийти в восторг от вашей шутки?

— К сожалению, я не шучу.

— Хорошо, оставим пустословие. Ответьте прямо, почему вы позвонили мне?

— Я люблю вас, Мака!

— Что вы сказали? — смешалась девушка.

— Я люблю вас, Мака, и пришел просить вашей руки!

«Я люблю вас, Мака, и пришел просить вашей руки!»

— Я совсем вас не знаю, Рамаз! — проговорила Мака и тут же прикусила губу. Она сразу выдала себя — что, как не согласие, означают ее слова?! И попыталась исправить оплошность: — Мне просто интересно, можно ли полюбить так, с первого взгляда. Любовь с первого взгляда всегда казалась мне чистой воды литературщиной.

— Настоящая любовь бывает только с первого взгляда, все остальное — приспособление, сделка, расчет, анализ! А любовь с первого взгляда — истинная любовь, чуждая анализа, привычки, торга с самим собой.

Мака ничего не ответила, только испытующе посмотрела на молодого человека.

— Вы знаете, что я написала заявление? — наконец нашлась она.

— Какое заявление? — не понял Рамаз.

— Потому и изменился мой телефон. Я же была заместителем главного редактора. Но, вняв вашим нотациям, перешла в рядовые редакторы.

— Вы шутите? — растерялся он.

— С какой стати? Поэтому я не смогла принять вас в своей комнате, где нас теперь четверо.

— Зачем вы совершили такую глупость?

— Затем, чтобы ни вы, ни другие, ни в глаза, ни за глаза не могли сказать обо мне те слова, которые вы сказали мне в тот памятный день. Но не это главное. Главное то, что вы были правы. Главное в том, что я хочу своими силами, а не папиным авторитетом прокладывать себе дорогу.

— Господи боже мой!

— Вы огорчены? А я думала, обрадуетесь!

— Я обрадован, я очень обрадован, я восхищаюсь вашим благородством, но…

— Что «но»?

— Но я огорчен. Кто оценит ваш поступок? Да какая там оценка, ваше благородство еще не подняли на смех?

— Я не ждала никаких благодарностей и оценок и не собиралась никого поражать своим «моральным героизмом», — Мака подчеркнуто иронично произнесла слова о «моральном героизме». — Мне достаточно, что я права перед самой собой… И еще перед тем человеком, который меня любит.

— Я могу считать, что тот человек я?

— Не знаю, ничего не могу вам сказать. И не воображайте, что всякий блицкриг завершается победой!

— А вам не кажется, что я сам — жертва блицкрига?

Мака засмеялась.

— Поздравляю вас с большим успехом! Поверьте, что он меня искренне обрадовал.

— Благодарю. Верю, что он вас обрадовал.

— Вы всемирно известный ученый, а вместе с тем совершенно молодой человек. Не подумать ли нам снова об одночастевке?

— Мака, я более двух месяцев думал и готовился к сегодняшнему дню. Очень прошу вас, не опрощайте драгоценные для меня минуты.