Дальше, когда из вскрытого брюха полезли внутренности, стало ясно, что гадина здесь и останется. Ведь куда ей теперь такой? Но Бенито, однако же, отползал, не прерывая стрельбы: мало ли сколько в ней силы. Лишь расстреляв всю обойму, смог вполне убедиться: бестия совершает в агонии движения однообразные, по несложному стереотипу.

— Почему опять так воняет? — вдруг возмутился Рамирес. — Ну откуда взялась эта новая вонь!

Ясно, откуда. На сей раз из Собачины. В вони жила, сама воняла, а умирала — воняла ещё сильней. Очень по-человечески.

— Парни, похоже, Рамирес выживет, — медленно произнёс Бенито. Быстрее он и сказать не умел, да и кто бы быстрее услышал?

9

— К вездеходу, — сказал Бенито. Соображал он теперь пусть немножечко, но быстрее. Правда, притом изводил самого себя неспешностью мысли. — Эй, да бросьте свою пирамиду — понесли Рамиреса! Надо доставить в Свободный Содом, к врачу.

Правда, врачом там моральный урод доктор Хойл, но выбирать не приходится. До Гонсалеса в Новый Бабилон заживо не довезёшь.

— Кровью истечёт, — догадался Диас. — Множественные порезы. Надо здесь оказать первую помощь.

Они с Маданесом развернули походные аптечки, которые имели с собой, плеснули на раны чем-то кровоостанавливающим да заклеивающим порезы. Самые глубокие закрыли бинтом.

— Рёбра ещё поломаны, — определил Маданес.

Ну ещё бы их не сломать при таком-то полёте! В общем, на долю доктора Хойла много чего останется. Пусть поработает.

К вездеходу шли так: первым шёл Диас, освещая тропу фонариком, дальше Бенито с Маданесом по возможности плавно несли Рамиреса. Пока шли, Родригесу что-то казалось странным и неестественным.

Только что? Болтовня Маданеса о Собачине: мол, устроить бы в логове музей, а из самой набить чучело и поставить его у входа — но нет. Не то. Может, фонарик Диаса. Мог бы выключить, не стараться: уже светало.

Нет, другое. Диас прихватил пирамиду. Как это ему удалось?

Лишь у вездехода дошло и до Диаса, что он в одиночку тянет тот самый артефакт, который они с трудом отрывали от грунта вдвоём с Маданесом. И даже не «тянет» — несёт под мышкой, при том, что в свободной левой руке держит фонарь. Обернувшись, он ошалело присвистнул:

— Ты гляди, Маданес, что за чудо творится: пирамида сделалась ну совсем лёгенькой.

— Наверно, испортилась, — предположил Бенито.

— Или выключилась, — дал вариант и Маданес.

— Плохо мне, парни, — пожаловался Рамирес. — Ну её в пень, вашу пирамиду.

Раз Рамирес осознал, как ему плохо, это было, надо надеяться, хорошо.

10

— Не захотят нас видеть в Свободном Сдоме, — хмыкнул Маданес. — да и его не так уже захотят! — Он кивнул на Рамиреса, уложенного на пол салона между рядами кресел. — Мы с Диасом, и не онажды, выдворяли сюда содомитов — жёстко выдворяли, они надолго запомнят. А Рамирес их сучке что-то такое высказал. Нет, не примут.

Хорошо, что Диас в кабине разговора в салоне не слышал и уверенно вёл вездеход к Содому. Ни к чему колебания с раненым на руках.

— Ерунда, — ответил Бенито. — Я попрошу — и примут. Помощь окажут точно. Остальное — как повезёт.

— В чём повезёт?

— В разговоре с Бастиндой. Вы, как я понял, не зря прихватили ксеноштуковину. Всё же надеетесь как-то сменять на молот.

— Прихватили для Бабилона, на всякий случай. Показать профессуре — Беку, Шлику да Блюменбергу. Пусть оценят, определят стоимость.

— Определят, — Бенито кивнул, — да штуковина-то бракованная. Не уберегли. Когда кровь попадает на артефакт, это первый из признаков брака.

— Ой, да ну?

— Верно говорю. Расспроси Бека, Шлика и Блюменберга. За такую много не выручишь. Лишь одна надежда: впарить тому, кто не шарит.

— Что, Бастинде?

— Повезёт, так и ей. Дама ушлая, но откуда ей знать, сколько весить должна пирамидка?

— Ну, пожалуй. Хоть я не возьму в толк, для чего ей так много весить…

— Так зависит от назначения артефакта. Которого мы не знаем.

То же самое произнёс, что Маданес, но насколько умнее сказано!

11

На сей раз в Свободный Содом Бенито Родригес въехал отчасти героем, отчасти просителем за Рамиреса — неопределённый такой, многозначный статус.

Спрыгнув из салона вездехода на площади у ворот, первым делом Бенито попросил позвать доктора Хойла. Пояснил малой утренней толпе скучающих любителей происшествий:

— У нас раненый.

— А что с ним? — спросил кто-то из зевак.

— Адская Собачина закогтила.

— И не насмерть? — удивился тот из либертинов, который пошёл позвать доктора. Двигался медленно, демонстративно виляя задом. Точно ли дойдёт до врача, это ещё вопрос. Будем думать, что постарается.

Провожая досадливым взглядом эту задницу в двух тесно связанных смыслах, Бенито с печальной иронией напомнил себе самому, что у него в Свободном Содоме завербована целая музыкальная группа, а послать за доктором некого. Да и новости здесь, у ворот, все кому не лень, собирают, лишь от Родригеса нет никого. Раз тут нету его шпионов, осталось признать, дело, наверное, в нём самом. Чисто вести от содомитов неинтересны, навевают одну тоску…

Нет уж, решил Бенито, пора мне исправиться. Удивлю-ка ребят из «Оу Дивиляй», попрошу, так сказать, отработать вербовку. Ежедневно кому-нибудь подежурить на площади у ворот, потолкаться среди распространителей новостей — и Родригесу польза, и музыкантам лучшее понимание здешней аудитории…

— Странно мне, что Собачина его не догрызла. Всегда догрызает.

Судя по тону, это сказал человек компетентный. Обернувшись, Бенито узнал одного из людей, опрошенных вечером по пропаже Квентина. Тот рассказывал о локации, о повадках. Что-то про «днём она спит, ночью охотится».

— Надорвалась Собачина, — с озабоченным видом сказал Бенито. — Не смогла прожевать.

— Её кто-то — того, успокоил? — Бенито кивнул. — И кто же счастливчик?

— Я.

Зашептались. От Бенито здесь ждали многое, но не это.

Вы не знали ещё, как я крут?

Снова вопрос по тому же поводу:

— Бенито, это не шутка? Кто-то сумел убить Адскую Собачину?

Да. Слом шаблона. Собачину должен убить великий герой, образец мужества для женоподобных геев. Не говорливый латинос. Ни в коем случае. Не начальник-посмешище самой смешной бабилонской службы.

— Ну а то! Я ужасно крут. Вы об этом, конечно, догадывались.

Подмывало ещё и не так отшутиться. А перед тем — не признаться, что Собачья Вонючина и впрямь мертва. Но не время, чувствовал он, скрывать успехи. Ни свои, ни многострадальной службы. Хоть какая служба секретная, а в момент на себя наезда всё равно должна обозначиться наяву.

— Нет, Бенито, а если серьёзно? Кто завалил Собачину — двое шкафов от Рабена?

— Те шкафы отработали декорацией. А Рамирес приманкой.

Но больно вопросы пошли утомительно однообразные. Бенито покинул площадных скептиков, залез в вездеход. Там Маданес и Диас как раз обсуждали вопрос пирамиды — да, тот самый, возникший с его подачи. Что же делать с порченной вещью? Предложить её, может, Бастинде вместо коллекционного молота? Так решили, что недурно бы попытаться — и о том известили Бенито.

— Хорошо, — согласился он, — я пожалуй, что попытаюсь.

Ну а сам подумал, что сперва хорошенько прикинет, а тогда и решит за Мэри Бастинду Сью, отдавать ли ей молот. Если да, то пойдёт и попросит молот у Сони. Но неплохо для этого «да» понимать, чем ценна пирамидка. Да куда уж понять самому! Нужные знания и талант есть у Кая Гильденстерна, да его-то в Свободном Содоме и след простыл. А примчать в Новый Джерихон, чтобы там его перехватитть, всё мешают дела: то вербовка группы, то поиск браслета Квентина, то бой с Адской Собачиной. Очень важные, очень ситуативные.