Ну хотя бы и к той, что, глядите, опять Бенито приехал. Ой, не зря ведь приехал, ой, что-то Бенито ищет. И, наверное, он снова будет всё так же славно балагурить и шутить. А исподтишка — тс! Выведывать информацию… Это значит, мы ему тоже нужны, очень нужны, стоит с ним пококетничать…

— О, Бенито, мой дорогой! — томно загундосил первый попавшийся среди них. — Чует моё бедное сердце, ты вернулся в Содом неспроста…

— Не за тем ли, чтобы завести здесь дружка? Или подружку?! — подхватил второй, с особенно вульгарной женственностью манер.

И Бенито привычно надел улыбку, из числа самых идиотских:

— Благодарю за идею, Пэтти! Ты кого-нибудь мне предлагаешь? — ибо знал он этого Пэтти.

— Только себя, Бенито! Только одну себя. Хочешь, в роли подружки, хочешь, в роли дружка — да ты только свистни, и я радостно зайду с любой стороны. Я ведь дама разносторонняя…

— Нет уж, выбери меня, Бенито! — перебил ещё один (или одна). — Я тебе подхожу намного больше, чем Пэтти. Веришь ли, в радостные мгновенья оргазма я даже кричу по-испански! Что, не веришь? Ну так испытай меня!..

— Почему же, Пилар, охотно верю. Думаю, крики по-испански неплохо заводят твоего партнёра. Искренние поздравления и тебе, и ему!

Родригес награждал равномерно благосклонной улыбкой всякого, кто с ним заговаривал, а заговаривали-то все. Да и как не заговорить, зная, что он откликнется? Так Бенито их здесь приучил — за все прошлые годы, когда в этой самой толпе незаметно стоял кто-то из его информаторов, подавал секретные знаки. Жаль, сейчас никто не стоит, но ведь это временно. А удобные традиции стоит беречь.

— Вот чего не пойму, Бенито, это как вы живёте в своём Бабилоне без эстетики плотских радостей… под диктатурой Флореса… — распинался ещё один, явно из тех новичков, что желают прослыть интеллектуалами. А на деле? Ну да, он способен языком достаточно сложным — произносить банальности. Среди либертинов принято гордиться свободным доступом к плотским радостям, ну а флоресов Бабилон презирать за ханжеский аскетизм. Ну да что им здесь ещё остаётся?

— Это вы у себя в Содоме пока не открыли всей чувственной прелести подчинения сильной власти! — Родригес-то за ответом в карман не полезет.

— Будь спокоен, Бенито, никакая прелесть нашего посёлка не миновала! — смеясь, восклицают либертины. — Нет, ну правда! В нашем Свободном Содоме тоже есть альфа-самцы — ну ничуть не хуже!

— Если бы это было по правде так, — заверяет Родригес, — то здесь бы стоял не Содом, а второй Бабилон. Или даже несколько. По числу альфа-самцов. Но Флорес один. И его вы не переманили.

Шутка, конечно. Шансов переманить к себе начальника колонии из его же вотчины — Бабилона — меньше всего у тех, кого он оттуда выгнал. Но в Содоме любят такие шутки. До чего их порой возбуждают обидные речи! Здесь ведь в большинстве мазохисты. Кто бы другой подобное счастье выдержал?

В этот момент к болтунам прибился красавчик Джон Грэди, между прочим, главный содомский сутенёр. Грэди сказал:

— Зря стараетесь, дурачьё. Бенито не переманишь. Он, вы забыли, сам в Бабилоне большой начальник. Ему Флорес навроде родного брата — так говорят, — Грэди иронизировал, но Родригес ему покивал, дескать, так и есть. — Но скажи-ка, Бенито, напрасно ведь ты не приедешь, — Грэди хитро прищурился, — ну по-честному, что там случилось, и что ты хотел бы выяснить?

— Ах, по-честному? Тогда ничего интересного. Плановая проверка работы старых агентов.

— Они здесь, среди нас? — Грэди оглянулся насмешливо.

— Так я вам и сказал! А впрочем, признаюсь: их нет.

Грэди так ему и поверил! И это к лучшему.

Тут Бенито надел улыбку самую тонкую и незаметную, и под видом серьёзных новостей всем отсыпал с два короба увеселительной ерунды, сочинённой прямо здесь же, на месте. Люди заслушались. Что-что, а поддерживать свою популярность в разных посёлках колонии ему удавалось без малейшего труда. Чувствовал людей, интуитивно понимал, чего им надо услышать. Ну и сам услышал почти обо всём, о чём собирался.

5

Как и стоило предполагать, артисты из группы «Оу Дивиляй» вскоре по отъезде из Бабилона прибыли сюда, в Свободный Содом. (А куда ещё? Ну не в Новый же Зеон, в самом деле?!).

Кстати, теперь здесь концерты раз в день, и отныне целый посёлок каждый вечер становится на уши. Либертины — они таковы, очень духовно богаты, в интересах разносторонни. Хорошо понимают не только в одном лишь сексе, но и в наркотиках, да, а ещё, понятно, в рок-музыке.

В общем, «Оу Дивиляй» наконец-то нашли ценителей. Выступать в Бабилоне, конечно, было не то. Ведь Бабилон — не Содом, не Содом однозначно. Ныне Драйхорн (это их солист) каждый концерт начинает с двух песен. Одна про Свободный Содом, другая про Эр-Мангали. А на словах говорит, что нашёл здесь счастье. Благодарит друзей, что сюда его подвезли.

Да не только Драйхорн, вся группа ходит счастливой. И каждый благодарит… Кто их сюда доставил? Да вроде бы Олаф Торвальдсен. Может, и Брандт, но, кажется, всё же он. Только толку с того, ведь он тогда и уехал, очень куда-то спешил, даже на концерт не остался…

Побывал ли здесь вместе с Олафом и некий ксенозоолог, Родригесу никто не сказал, а он спрашивать не торопился. Знал, что всякий его вопрос непременно запомнят и скорей раззвонят по посёлку: вот, мол, кого здесь искал Бенито! Вот зачем приезжал!..

Да и как иначе? Жизнь обитателей Содома в подавляющем большинстве протекает в острых наслаждениях и хронической праздности. Чем в этой праздности им заняться, если не чесать языком? Ну, если ничто другое уже не чешется…

Ну, да что бы у них там ни чесалось, Бенито не дурак выспрашивать у случайных людей о людях по-настоящему важных. Жаль, у неслучайных людей, у своих — спросить не получится. Служба безопасности колонии здесь и прежде была представлена негусто, а с недавних пор — так вообще не представлена. После одного то ли успеха, то ли провала.

Нет, ну, конечно же, молодцы. Вывели на чистую воду резидента Братства галактических асассинов — как не похвалить! Но и сами бездарно засветились, подставились — и пришлось их спешно эвакуировать в Джерихон, притом что и заменить-то их некем.

А всё почему? Свободный Содом очень на многих действует расслабляюще. В том и его привлекательность среди других посёлков. Правда, исход расслабления тот же, что и везде. Жёсткий удар наотмашь.

6

Подойдя к небольшому домику, где в Содоме нашли приют беглые артисты, Бенито почувствовал беспокойство. Как-то тихо здесь было. Для большой и дружной компании богемного типа, так уж точно. И со стены сорвалась афиша «Оу Дивиляй», яркая, красивая — никто не поднял. А она как раз на сегодня… Ладно, решил он, если ребята куда-то ушли, подожду до вечера. Свой концерт они не пропустят. Профессионалы.

Впрочем, подошёл, постучал в дверь домика. Может хоть кого-то оставили посторожить вещи, а Родригес его как раз и разговорит…

Стучал без особой надежды, хотел уже уходить, но раздалось:

— Открыто! — голос мужской, запоздало-поспешный.

Он вошёл. Первой, кого увидел, была девушка с боевым молотом. Ну ни дать, ни взять — с раритетным робарианским, похищенным у жадного Рабена. Надо же, и не ожидал, что так быстро его найдёт. Девушка стояла посреди комнаты, до половины забитой сценической аппаратурой, а в углу рыжий веснушчатый парень сосредоточенно ремонтировал осветитель. Впрочем, судя по морщинам, парень был не так уж и молод. Но по выражению лица — парень и есть.

Бенито представился. Девушка не ответила, а парень поднял руку:

— Хей! Я Флексиг, марсианская волынка группы. Вы, наверное, к Драйхорну? Он скоро будет, я думаю.

— Можно подождать? — Бенито присел на свободный стул. — Тихо тут у вас. Как-то необычно…

Флексиг вздохнул:

— Просто мы с Сони сегодня не разговариваем.