Несмотря на то, что все дружелюбно относились к приезжему, Шаймурат не доверял ему. Поэтому поздно вечером старик отправился в лабораторию, где расположился на ночь академик.

— Чего тебе, старина? — спросил Губкин.

— Мое место здесь, — ответил Шаймурат.

— А ты умеешь молчать?

Шаймурат утвердительно кивнул головой и подумал про себя: «Нельзя спускать с него глаз. Странный человек».

Иван Михайлович вскоре позабыл о старике.

Какой вывод можно сделать из того, что он увидел здесь? Четвертая буровая порадовала его. Конечно, надо продолжать бурить. Скоро ее можно будет опробовать. Обстоятельства требуют немедленного и категорического вмешательства: необходимо продолжать бурение остальных трех скважин. Об этом уже послана телеграмма Орджоникидзе. Он, кажется, еще не ушел в отпуск. Нарком поддержит.

Однако все это только начало великого открытия. Пора подумать о создании местного башкирского треста. Это он записал в своем блокноте.

От волнения Губкин не мог усидеть на месте. Как будто приближается финал. Сколько было речей и статей об Урало-Волжской нефтяной области, сколько споров и огорчений! «Да, не легко далась ты, башкирская нефть. Выстрадали мы тебя».

От стенки до стенки шесть шагов. Губкин резко поворачивается, проходит мимо удивленного Шаймурата, не видя его, бормочет:

— Кто кричал, что нецелесообразно бурить на «пустых» структурах, что башкирская нефть «мертва»? Кто требовал заняться испытанным Кавказом и покинуть Урал?

Губкин вспомнил конференцию нефтяников в январе 1932 года, на которой его упрекали в авантюризме.

— Посмотрим, кто из нас прав. Мы еще покажем себя! — закончил он вслух спор со своими противниками.

Шесть шагов туда, шесть обратно.

То, что недавно было догадкой, гипотезой, теперь подтверждается практикой. Здесь было Пермское море, ныне мертвое. Можно уверенно утверждать: между Уралом и Волгой раскинулся богатейший нефтяной бассейн. Тут вместится несколько Баку. Это большая нефть.

Однако через минуту он громко возразил самому себе:

— Только не увлекайся, Иван Михайлович. Еще надобно добраться до нефти, самому взглянуть на скважины, которые бурятся под Самарой и около Сызрани, тогда яснее будет общая картина. Мечтатель не должен отрываться от земли, на которой он стоит…

Губкин садится за стол, чтобы еще раз проверить документацию.

Вот геолого-технический наряд: сначала идет галька, потом песчаник, глина красная, глина с галькой, снова галька, глина коричневая, бурая, серая, гипс. Толщина гипсового пласта почти сто сорок метров. Далее пошел гипс с ангидридом. Ниже — ангидрид с песком, ангидрид с глиной. На глубине пятисот сорока метров впервые встретился известняк. Начиная с пятисот семидесяти метров до шестисот десяти бил газовый фонтан.

Иван Михайлович радостно смотрит на схемы и карты.

Подходя к ящикам, в которых хранятся керны, он просмотрел все шестьдесят шесть кернов, извлеченных через каждые десять метров. Все правильно!

Шаймурат настороженно следит за действиями приезжего, как бы он чего не натворил!

«И все-таки нельзя торопиться с выводами, — охлаждал себя Губкин. — Надо отдохнуть». Иван Михайлович откинулся на спинку стула. Не усидел. Подошел к окну.

На улице пели девушки. Особенно один голос, высокий, звонкий, выделялся из хора. Пели далеко, голоса звучали негромко, но внятно.

«Почему этот старик так настороженно следит за мной?» — подумал Губкин, заметив пристальный взгляд Шаймурата. Вспомнилось давно позабытое.

…Осень, дождь. Он шлепает по грязи в рваных калошах с двоюродным братом, другом детства Алешей Наумовым. Оба голодные, но веселые: они окончили сельскую школу. «Теперь подадимся в уездную школу, а там, глядишь, и в школу, откуда выходят «образованные люди», — мечтали мальчишки. Но дорога оказалась не такой легкой, как в мечтах. Сколько унижений пришлось перенести, пока получил аттестат зрелости! Нет, не то.

…Особняк нефтяного короля в Калифорнии. Хозяин беседует с русским ученым:

«Американцы — предприимчивые люди, поэтому им всегда сопутствует удача. Что сделало нашу страну богатой? Прежде всего нефть, потом золото. Вы были в Тайтусвилле? Там забил первый фонтан нефти. Это было в тысяча восемьсот пятьдесят девятом году. Первый фонтан родил «Стандарт ойл компани». С тех пор наша компания стала богом нефти».

Собеседник старается внушить русскому инженеру мысль о превосходстве американской промышленности:

«Никому за нами не угнаться. Мы оглушаем своих противников масштабами производства. Мы пробурили более полумиллиона нефтяных скважин. Мы можем помочь России. Американцы — щедрый народ. Мы вложим средства в Баку, и вы увидите, как расцветет Баку».

Это было в 1916 году.

…Луна спряталась за крышей соседнего дома, а девушки все пели. В углу — нетронутая постель. Старик сидит возле печи, молчит. О чем еще напоминала песня? Память подсказала. 1913 год. Морское побережье. Изумрудным ковром расстилается Каспий. Гортанные голоса азербайджанцев, иранцев и татар. Вот так же пели женщины, только их песня навевала уныние. Безысходная тоска была в песнях женщин, их лица закрывала черная паранджа.

Рядом с Иваном Михайловичем сидел азербайджанец с глубоким шрамом на левой щеке. «Почему так много воды в Каспии? — спрашивал он. — Не потому ли, что тысячи голодных плачут на его берегах? Нас грабят голландские и английские купцы, на богатой земле живут нищие труженики. На мне одни штаны и сто вшей. Скажи: долго ли будет продолжаться эта жизнь? Ты ученый человек, должен знать».

Тогда Губкин не сумел ответить. А теперь он ответит этому старику, который бодрствует возле него, ведь он тоже ждет ответа:

— Вот что, старина, на твоей земле есть нефть. Ты еще не представляешь, что она даст тебе и твоему народу. Похоже на то, что вы обгоните всех нефтяников России…

— Чем дальше мы пойдем, тем больше встретим препятствий, и если мы не сумеем преодолеть встречное течение, грош нам цена. Мудро сказал этой ночью мне ваш старик: «Птица познается в полете, конь — на подъеме, воин — в бою».

Это было напутствие Ивана Михайловича геологам и бурильщикам.

Людмила Михайловна, слушая его, подумала: «Приехал всего только один человек, но каким он оказался нужным. Вник во все наши дела, указал на ошибки, а вот теперь спокойно учит бороться за свое дело». И тотчас же поймала себя на мысли: «Интересно, каким он был молодым? Таким же сдержанным, спокойным или горячим и злым, как Артем?»

Невольно она сравнила двух людей, по-разному дорогих ей: Ивана Михайловича Губкина, перед знанием, волей и талантом которого она преклонялась, и Артема Белова, любимого ею. Может быть, это происходило оттого, что ей хотелось найти в Белове черты характера Губкина?

— Итак, подведем итог тому, что выполнено, и позволим себе помечтать…

Для Губкина как будто не существовало препятствий, которые измучили экспедицию: приказы треста, сомнения и неудачи. Он спокойно перечислял, что уже сделано. Послушаешь его — и кажется, что сделано немало. Ведь больших открытий не совершают малыми усилиями.

— У нас скоро войдут в строй все четыре скважины. Их надо углубить. Проводите опробование разных горизонтов.

Белов, конечно, более запальчив. Он не ограничился бы таким спокойным разговором. Обязательно кого-нибудь обидел бы, поссорился бы с кем-нибудь.

Людмила Михайловна понимает, что это спокойствие — результат не только знакомства с геологической документацией Башкирской экспедиции. Многие годы Губкин посвятил изучению Урало-Волжской области, он выдержал много сражений, которые не всегда заканчивались победой; но поражения не убили в ученом способности увлекаться… Да, да, он увлекался, как юноша.

— Погребенные рифовые массивы уходят на юг, на восток и запад. И вы ищите нефть на юге, западе и востоке. Артинская толща должна дать промышленную нефть. Эта ближайшая ваша задача.