Пока шел ремонт плугов, в кузницу заглянули несколько человек. Одной из первых прибежала вдова Хадича, чтобы лично удостовериться в том, что Буран стал кузнецом.

Вслед за ней Магира принесла паять кумган[10], а отец притащил десятилинейную лампу, которую зажигали в канцелярии в торжественные дни, во время общих собраний.

Буран тревожно поглядывал на кучу заказов, не догадываясь, что Ясави Хакимов сам следит за тем, чтобы новый кузнец не оставался без дела.

Длинная изба, обмазанная глиной, с черными от сажи окнами, стояла как раз посреди аула, у дороги. Едешь ли в поле, возвращаешься ли из лавки, идешь ли купаться — тебе никак не миновать кузницу. Она у всех на виду.

Работа в кузнице начиналась еще до восхода солнца. По Карасяю разносился звон молота: кон… ком… кон… ком…

Буран размеренно ударял по искрящемуся металлу. Помощник кузнеца не торопился, знал: самое главное — сохранить ритм в работе.

У Галляма молоток поменьше, и бьет он им чаще, будто отбивает чечетку: чан, чан, чан…

Со лба стекают ручейки пота. Спина зудит от пыли, которая с трудом отмывается в бане, и от соли: ведь за день выпиваешь не меньше полведра воды!

«Галлям не выдержит, свалится, — думал Буран. — Опять придется тащить его на свежий воздух, как вчера… или обливать водой».

Но старший кузнец и не думал сдаваться. Нет времени даже передохнуть: Ясави загрузил кузницу как никогда. Не успели наладить сеялки и плуги, как привезли жнейки и веялки. Да еще всякий мелкий ремонт — текущий, как говорил Галлям. Что бы ни случилось в поле или на дороге — сломалась ли передняя ось телеги или расковался конь, — бегут в кузницу: выручай, мол; шина слетела, болт отскочил — давай сюда Галляма или Бурана!

С непривычки у Бурана все время звенит в ушах. Решил было поработать полдня, подковать пару лошадей, а задержался вон на сколько. Дни мелькают, как железнодорожные вагоны, сливаясь в один сплошной длинный поезд.

Сев кончается, на носу сенокос. Как тут уйдешь?

Буран внимательно присматривался и прислушивался к тому, что происходило в родном ауле. Кузница стояла на бойком месте: сюда приходили люди и приносили самые противоречивые слухи. Где только рождались они?

— Крутую дорогу выбрали, — отвечал сам себе Буран. — Она манит и пугает. Крестьяне с беспокойством думают о будущем. Все им теперь непривычно!

Раньше у всех поколений карасяевцев была одна судьба. Они сеяли пшеницу или рожь, держали одну или две лошади, корову и мелкий скот, чтобы прокормиться. Их жизнь была ограничена своим небольшим хозяйством. А теперь другие люди, со стороны, взялись направлять жизнь аула. И надо сказать, не всегда удачно они это делают.

Вдруг потребовал район, чтобы построили в колхозе свиноферму. Карасяевцы возмутились, наотрез отказались ухаживать за «погаными животными», пригрозили, что уйдут из колхоза. С большим трудом Ясави Хакимов отбился от свиноводческой фермы. Только было улеглись страсти, как прислали новый план по овощеводству. А карасяйки сроду не занимались овощами, покупали их в окрестных русских и украинских селах.

Аул бурлил, как большой котел, рассчитанный на сотни ложек.

Кузнецы ковали, клепали, паяли, лудили, а заказы все не убывали, наоборот, их накапливалось все больше и больше. Приходилось изворачиваться, чтобы угодить заказчикам. Одни из них ласково упрашивали, а другие угрожали пожаловаться председателю.

Кон… ком… кон… ком…

С тех пор как появился Буран, старший кузнец присмирел: видно, подействовало на него предупреждение Ясави. Подручного он принял без радости, но и отказываться от него не собирался. Видел — работа горит в его руках. Этот ловкий и сильный парень был рожден для кузнечного дела.

Только иногда, когда какая-либо карасяйка вместе с самоваром, который нужно было починить, приносила бутылку самогонки, Галлям настороженно косился на свидетеля его тайных сделок. Но тот делал вид, что ничего не замечает.

«Я тут временный человек. Зачем соваться не в свое дело?» — думал Буран.

Как-то однажды, когда Галлям и Буран были в кузнице, Галлям вдруг перестал бухать молотом. Передохнуть, что ли, решил?

— Иди, к тебе пришли, — сказал он, хитро подмигнув.

Буран оглянулся и увидел девушку, несмело заглядывавшую в темную кузницу. Да ведь это Зифа! Вот не думал не гадал…

— Кумган принесла, что ли? — пошутил Буран.

На грязном от пота и сажи лице его блеснули зубы. Зифа терпеливо ждала, пока он рукавом вытирал пот со лба.

— Ну, хватит, не на свадьбу собираетесь!

— А почему бы и нет? — отшутился он.

— Меня Кабир прислал собрать сведения. Из райкома запрашивают, как мы читаем художественную литературу. Вот и пришла узнать, какие книги вы прочитали с тех пор, как вернулись.

Буран громко рассмеялся и окончательно смутил этим члена бюро комсомольской ячейки.

— Какие тут книги! Плуги и кумганы чиним. Болты и колесики «читаем»…

— Разве так объяснишь райкому? Если требуют, надо отвечать в порядке комсомольской дисциплины, — вздохнула девушка.

Галлям тоже вышел из кузницы подышать свежим воздухом.

— Хорошо, Зифа, сделала, что пришла нас проведать. Ты первый человек, который зашел просто так, без всякой железяки.

Буран объяснил:

— Интересуется, что я читаю… Не отстаю ли…

Кузнец усмехнулся:

— Брось, Зифа. Ты бы лучше нам воды принесла. К колодцу некогда сбегать.

Парень ожидал, что Зифа обидится, но она, схватив ведро, пошла к колодцу.

— Девка что надо! — подмигнул Галлям. — И куда только смотришь? Упустишь, ей-богу, упустишь. Украдут соседи или женихи с гор засватают. Вот увидишь!

И Зифу похвалили:

— Ничего не скажешь, молодец ты у нас!

На другой день Зифа снова забежала на минутку.

— Отчет отослала, — доложила она. — Я написала, что вы прочитали одну книгу Горького и Тукая стихи.

Парень с недоумением взглянул на нее.

— Зачем же обманывать?

— Иначе нельзя, — улыбнулась девушка. — Не прочитали — прочтёте. А то в райкоме подумают, что Буран Авельбаев не повышает свой культурный уровень.

В конце недели она пришла предупредить его:

— Скоро сабантуй. Пойдете?.. Призы собрали богатые, как никогда. Я сама обошла пол-аула. И правление колхоза распорядилось, выделило часы, сапоги, ситцу.

У нее был задумчивый вид.

— Не знаю, сколько подкинут работы, — уклончиво ответил Буран.

Девушка удивилась.

— Посевную кончили. Какая же теперь срочная работа для кузнеца? И Камиля обещалась приехать…

Она внимательно поглядела на Бурана.

— Все будет зависеть от Ясави, — ответил он, как будто пропустив мимо ушей весть о скором возвращении Камили. — Если подкинет работу — не до праздника будет. Галлям правильно говорит, что бог обошел деревенских кузнецов, когда раздавал людям отдых.

Ему хотелось расспросить про Камилю. Правда ли, что приедет? Одна или с мужем?

Но сдержался. Сердце подсказало: «Молчи! Скоро сам увидишь». Обязательно надо вырваться на праздник.

Зифа сделалась серьезной и спросила:

— Не пойдете на сабантуй, если даже я попрошу?

Сказала и сама испугалась.

— Перед такой просьбой кто устоит! — улыбнулся Буран.

Ему нравилась Зифа, и он был благодарен ей за то, что она находила время заглянуть в кузницу просто так, без дела…

С пленума райкома Ясави возвращался в скверном расположении духа. Он рассуждал о том, что может натворить одна бумажка с сотней взрослых мужчин. Ну, допустим, район по пахоте занял предпоследнее место в области. Так что же теперь прикажете делать? Переругались, рассорились, как будто у всех районных работников вдруг язва желудка или камни в печени появились!

Вся республика навалилась на район. Разнесли по всем статьям.

— И есть за что! — говорил он, хмуро глядя на поля соседнего колхоза, мимо которых проезжал. Единоличники давно распахали свои лоскутки, а колхозники в ус не дуют.