Сменив в предтаежной и южнотаежной части Обь-Иртышья самусьцев, андроновское (федоровское) население вступило в активные контакты с жившими севернее носителями гребенчато-ямочной орнаментальной традиции, в результате чего в южной части обь-иртышской тайги сложились сузгунская и еловская культуры; в сузгунских и еловских орнаментах явственно прослеживается сочетание элементов двух орнаментальных традиций: андроновской (федоровской) и гребенчато-ямочной. Если учесть, что большинство археологов связывают федоровцев (и черкаскульцев) с уграми, а носителей гребенчато-ямочной традиции — с самодийцами, то сложение сузгунско-еловской общности в этническом аспекте следует воспринимать как процесс взаимодействия и смешения угорских и самодийских групп. От поздних этапов бронзового века к началу эпохи железа в южнотаежном Обь-Иртышье и лесостепном Приобье наблюдается возрастание роли самодийского (гребенчато-ямочного) этнического элемента. С продвижением сюда в переходное время от бронзового века к железному носителей северного крестово-ямочного орнаментального комплекса население этих районов стало, по всей вероятности, преимущественно самодийским.

Северная часть гребенчато-ямочного ареала не испытала сколько-нибудь существенных андроновских (федоровских) воздействий. Однако и здесь развитие гребенчато-ямочной орнаментации несколько отклонилось от традиционного пути. На поздних этапах бронзового века в орнаменты керамики северных районов Сибири все более внедряются крестовый и мелкоструйчатый штампы. Удельный вес гребенчатого штампа соответственно снижается, в результате чего гребенчато-ямочная орнаментация трансформируется здесь в струйчато-ямочную и крестово-ямочную. Следует особо отметить, что оформившаяся на западносибирском севере на поздних этапах бронзового века струйчато-ямочная (хэяхинская) и крестово-ямочная (атлымская) орнаментация генетически близка гребенчато-ямочной, возникла на ее основе и по существу являет собой не что иное, как северный вариант развития гребенчато-ямочной орнаментальной традиции. Поэтому мы вправе рассматривать население с крестово-ямочной и струйчато-ямочной керамикой, с одной стороны, и носителей гребенчато-ямочного орнаментального комплекса, с другой стороны, в русле единой развивающейся самодийской общности.

В начале I тыс. до н. э. значительная часть этого северного населения переселяется в более южные районы Зауралья и Западной Сибири. В Свердловско-Тагильский регион и в северную часть Южного Зауралья приходит население с крестово-струйчатой посудой, оставившее здесь памятники гамаюнской культуры. Накануне прихода гамаюнцев часть жившего здесь черкаскульско-межовского населения отодвигается на юг — в сторону Верхнего Притоболья и степного Поишимья (Зданович Г.Б., 1975; Потемкина, 1976). Хотя пришедшее в предтаежное и Среднее Зауралье население с крестово-струйчатой керамикой было весьма многочисленным (судя по обилию оставленных ими памятников), оно так и не смогло преодолеть местную (в данном случае черкаскульско-межовскую) линию развития. Сложившаяся здесь около VI в. до н. э. иткульская культура является прямым продолжением межовской и не содержит в своих орнаментах по существу ничего от крестово-струйчатого орнаментального комплекса. Таким образом, приход гамаюнцев — кто бы они ни были по своей этнической принадлежности — не повлиял сколько-нибудь существенно на дальнейшую этническую историю Восточного Зауралья, хотя южная граница угорского ареала в конце бронзового века, наверное, сместилась к югу (мы имеем в виду вытеснение гамаюнцами в сторону степей части черкаскульско-межовского населения).

Примерно в это же время, т. е. около рубежа бронзового и железного веков, южнотаежное и лесостепное Обь-Иртышье заняли продвинувшиеся сюда с севера носители крестово-ямочной орнаментальной традиции. Они известны по памятникам красноозерского типа в Среднем Прииртышье (поселения Красноозерское, Инберень 5–8 и др.) и завьяловского типа в Новосибирском Приобье (поселения Завьялово 1, Ордынское I, городище Завьялово 5 и др.). Территорией их первоначального формирования было Нижнее Приобье, где на поздних этапах бронзового века на базе местных гребенчато-ямочных культур сложилась атлымская культура с характерной крестово-ямочной керамикой (Васильев Е.А., 1982). Осваивая южные районы Западной Сибири, эти северные группы частично ассимилировали сузгунское и еловское население, частично отодвинули его далее на юг — вверх по Иртышу и Оби. Черты гребенчато-ямочной орнаментации живут на верхнеобской керамике до эпохи раннего железа: чередование решетчатых поясов; параллельные ряды «жемчужин», соответствующие горизонтальным рядам ямок на гребенчато-ямочной посуде; усеченный зигзаг и др. (Грязнов, 1956а, табл. X, XIII, XIV и др.). Скорее всего миграция на юг носителей гребенчато-ямочной (и крестово-ямочной) традиции отражает приход в верхнюю часть бассейна Оби большой группы самодийского населения.

Возможно, несколько столетий спустя имела место еще одна самодийская волна, тоже докатившаяся до Алтае-Саян. Мы имеем в виду продвижение около рубежа нашей эры из таежных районов Приобья в сторону Алтая населения кулайской культуры. Правда, к этому времени на территории Западной Сибири произошло смешение разных орнаментальных традиций, и они практически не выступают в своем «чистом» виде. Так, в орнаментации кулайской керамики присутствуют узоры, сопоставимые с федоровскими, гребенчато-ямочными и самусьскими декоративными мотивами, но определить, элементы какого орнаментального комплекса являются ведущими, практически невозможно, так как они представлены в трансформированном виде и их удельный вес в разных районах и на разных этапах кулайской культуры неоднозначен. Если согласиться с мнением В.Н. Чернецова, что культуры I тыс. н. э. в Нарымском Приобье, генетически связанные с кулайской, можно считать древнеселькупскими (Чернецов, 1957, с. 238), то правомерно предположить, что в составе кулайцев скорей всего преобладал самодийский этнический компонент.

Видимо, часть пришедшего на юг северного самодийского населения закрепилась в Алтае-Саянах и дожила до этнографической современности (мы имеем в виду самодийские группы, которые застал там в середине прошлого столетия М.А. Кастрен). В этой связи следует особо подчеркнуть, что традиционная точка зрения о саяно-алтайском происхождении самодийцев не подтверждается новыми археологическими и лингвистическими данными. Факт недавнего проживания самодийцев в Алтае-Саянах не может служить свидетельством их алтае-саянского происхождения — это лишь один из этапов или эпизодов сложной, богатой миграциями истории самодийского населения. В этой связи нельзя не привести весьма остроумное замечание Д.В. Бубриха: «То обстоятельство, что Кастрен нашел на Саянах исчезающие самодийские народцы, само по себе ничего не говорит о „прародине“ самоедов, как ничего не говорит о прародине финно-угров то обстоятельство, что большой финно-угорский народ, венгры, живет на Среднем Дунае» (Бубрих, 1948, с. 516–517).

К истории проблемы. В Северной Азии А.П. Окладников выделил два больших этнокультурных региона, различие между которыми особенно отчетливо прослеживается в изобразительном искусстве (Okladnikov, 1964). Один из них — Дальний Восток (ниже Хабаровска по Амуру) и прибрежные районы Тихого океана, второй — лесные и лесостепные области Прибайкалья, Средний Енисей и Западная Сибирь. Во втором (сибирском) регионе А.П. Окладников выделил два ареала: западносибирский (от Урала до Енисея) и прибайкальский, к которому тяготеют, помимо собственно Прибайкалья, Северная Якутия, Забайкалье и отчасти Приамурье.

Исследуя древнюю скульптуру Урала и Западной Сибири, В.И. Мошинская положила в основу ее классификации принцип взаимосвязи особенностей стиля с функциональным назначением предмета (Мошинская, 1976, с. 28). Это позволило ей рассматривать материал не по сюжетам, а по категориям предметов. Однако, хотя влияние функции предмета на особенности передачи образа несомненно, оно далеко не все объясняет в его стилистике. В той же, если не в большей мере, следует учитывать традиционные каноны в трактовке образа. Поэтому в дальнейшем материал будет излагаться по сюжетам, что позволит, на наш взгляд, более четко проследить их распространенность во времени и пространстве.