Все эти вопросы теснились в голове Алекто, а ответить на них мог, пожалуй, только один человек – сам художник.
Поскольку Готье-Дагоберт находился под стражей в подземелье маркграфского замка, Алекто предстояло решить ещё одну задачу. Как до него добраться?
Глава 32
Алекто рассчитывала проникнуть в темницу, где в заточении ждал приговора Готье-Дагоберт, тем же волшебным образом, с помощью которого ей удалось освободить Обера. Она не знала, что ей понадобится для того, чтобы совершить это путешествие в подземелье маркграфского замка, но, вспоминая предыдущее, надеялась на сновидение. Ведь именно сны открывали ей дверь в таинственный мир, существующий за гранью понимания; именно в снах она обретала способность не только видеть умерших, но и говорить с ними. А ещё Алекто верила в магическую силу браслета, подаренного ей Радегундой, который, как оказалось, прежде принадлежал Аталии де Лармор. Её родной матери...
Задув свечу, Алекто забралась под покрывало и вытянулась на кровати, стараясь расслабиться. Поначалу сделать это было непросто: после всех потрясений и открытий прошедшего дня её тело было напряжено, мышцы точно окаменели, а в голове навязчивым роем теснились обрывки разговоров с Дагобертом и мадам Оригоной.
«...Насколько мне известно, сестра Харибальда не была замужем, а после вашего рождения наложила на себя руки... Полагаю, ваш отец, мадемуазель, был простолюдином... Мне кажется, будто кто-то невидимый следит за мной с тех пор, как я сошла на берег... Я слышала, что убийца Арогасты был взят под стражу, но потом сумел сбежать... Я не знаю, что дурного сделала ему моя бедная сестра, поэтому опасаюсь и за свою жизнь...»
«Нет... я не верю... Агнес убита?.. Но кем? За что?.. Нет, я вам не верю!..»
Впервые за несколько дней Алекто вспомнила о менестреле, брате бедняжки Агнес. Алекто единственная не поверила в виновность Обера Видаля, утверждая, что настоящий преступник остался на свободе, и она же помогла ему бежать из заточения. А что если она ошиблась? Что если Обер ловко обманул её, воспользовавшись её доверчивостью? Вдруг это он убил свою сестру?.. Да и сестра ли она ему была? Может, он был влюблён в Агнес, а, когда узнал, что та отправилась на поиски своего жениха, которому хранила верность, последовал за ней на Раденн и убил её в приступе ревности?.. Такая история не казалась Алекто невероятной: ведь на самом деле она ничего не знала об Обере. Если предположить, что гибель Агнес дело его рук, то тогда, возможно, и смерть мадам Арогасты тоже остаётся на его совести... Избавившись от одной сестры, которая, как и он, приехала на остров из Лютеции, Обер готовил убийство другой – мадам Оригоны. Не зря же ей казалось, что за ней следят? Если эти домыслы принять за правду, тогда необходимо немедленно найти ответ на очень важный вопрос: с какой целью менестрель охотился за обеими сёстрами де Монфор? Возможно, потому, что они знали о его отношении к Агнес? И, следовательно, могли догадаться о том, что это он убил бедную девушку?.. По-прежнему оставался без ответа и другой вопрос: кто напал на саму Алекто во время её прогулки на скалах? Случайно ли менестрель оказался рядом и спас её от убийцы или же разыграл очередную комедию, чтобы завоевать у неё ещё больше доверия?
«Мне легче выследить убийцу, пока все считают меня добычей, а не охотником. Верьте мне, мадемуазель, я его непременно выслежу и тогда... тогда смогу отомстить...»
О ком же вы говорили, Обер? – мысленно обратилась к менестрелю Алекто, глядя в темноту. – Об убийце Агнес или о её возлюбленном, вашем более счастливом сопернике, укравшем у вас мечту?.. И где же вы теперь прячетесь, Обер Видаль?
«Мы ничего не знаем о юноше по имени Обер Видаль, – на память ей пришли слова мадам Бертрады. – Что если под шкурой безобидной овцы скрывается лютый волк?..»
При одной мысли о том, что ей довелось пережить при нападении на скалах, у Алекто по телу пробегали мурашки, и она невольно посматривала на браслет, возможно, в надежде увидеть призрак Аталии.
- Помоги же мне, помоги, как уже помогала, – шептала Алекто, чувствуя, как веки становятся тяжелее, а глаза слипаются от внезапно навалившейся усталости. – Мне нужно поговорить с Дагобертом! Я должна... непременно должна узнать правду!..
После этого Алекто провалилась в глубокий долгий сон. Но в этот раз, вопреки её надеждам, в нём не было сновидений. Ни одного.
Когда Алекто проснулась, в комнату сквозь щели в ставнях проникал солнечный свет. Она ощущала голод и безудержное желание встретиться с Готье-Дагобертом; она думала также о предстоящем разговоре с графиней и испытала смущение и растерянность, когда, спустившись на кухню, увидела ту за завтраком.
Мадам Бертрада сидела за столом и из чашки с широкими краями медленно пила душистый травяной настой, смешанный с гречишным мёдом. Всё было залито лучами солнца, на удивление щедрого в эту пору года. Лёгкий бриз играл в ветвях деревьев, врывался в приоткрытое окно и ласкал Алекто лицо и руки. Графиня продолжала с задумчивым видом пить свой любимый утренний напиток, не замечая присутствия девушки.
- Доброе утро, – бодро сказала Алекто и затем неуверенно прибавила: – матушка.
- Доброе утро, милая, – с улыбкой отозвалась мадам Бертрада и жестом пригласила девушку сесть.
Алекто устроилась за столом напротив графини и, взяв ломоть хлеба, чтобы размочить его в чашке с тёплым молоком, проговорила:
- Вчера я виделась с вашей сестрой, матушка, с мадам Оригоной. Она недолго пробыла на Раденне. Ей известно о несчастье, постигшем вашу старшую сестру мадам Арогасту...
- Вот как! Значит, Оригона была на острове, но не пожелала встретиться со мной, – без тени удивления или недовольства заметила мадам Бертрада, отхлебнув горячий пряный напиток.
- Она прислала мне письмо с просьбой о встрече, в котором также жаловалась на то, что за ней кто-то следит, – вела дальше Алекто, наблюдая за лицом графини и убедившись в том, что судьба сестры её нисколько не волнует. – Она опасалась, что её могут убить так же, как мадам Арогасту...
- Какие глупости! – Бертрада как будто рассердилась. – Для чего кому-то убивать Оригону? Впрочем, она всегда отличалась излишней подозрительностью...
- Но ведь нам до сих пор неясно, кто и за что убил мадам Арогасту, – напомнила Алекто. И, набравшись смелости, прибавила: – Возможно, они обе хранили чужую тайну, из-за которой их захотели заставить замолчать... навсегда. Вы ведь тоже посвящены в эту тайну, матушка?
Мадам Бертрада тянула время, отхлёбывая свой напиток, и заставляла Алекто ждать. Алекто поняла, что графиня умеет хорошо держать паузу.
- Ладно, – не выдержав возникшего между ними напряжения, продолжила Алекто. – Тогда я сама расскажу вам об этой тайне. Мадам Оригона раскрыла её мне – теперь я знаю, что вы удочерили меня и что моей родной матерью была Аталия де Лармор.
- Что ж, – вздохнула графиня и, опустив чашку на стол, посмотрела на Алекто, – когда-нибудь ты должна была узнать правду о себе и своих настоящих родителях. Можешь назвать меня малодушной, но я рада, что не мне пришлось сказать тебе об этом... Оригона оказала мне огромную услугу...
Бертрада сделала ещё одну паузу, словно оценивая Алекто. Поскольку они говорили откровенно, Алекто должна была бы чувствовать себя неловко перед женщиной, которую столько лет считала своей матерью. А может, неловкость испытывала сама Бертрада?
- То, что я узнала правду о своём рождении, ничуть не изменит наших прежних отношений, – сказала Алекто и, протянув руку через стол, ласково погладила графиню по руке. – Вы навсегда останетесь для меня моей матушкой. Вы заботились обо мне как о своей родной дочери, вы меня воспитали... Но, зная теперь об Аталии, я хотела бы понять, был ли моим отцом её возлюбленный по имени Алафред?
Сказав об Алафреде, Алекто заглянула матери в глаза с видом человека, ожидающего приговора суда.
