Всхлипнула. По бархатным нежным щечкам пробежали мокрые дорожки.
Я не пытался прервать девушку, только тихонько обошел со стороны.
– Мой дядя – потомственный шаман. И он заговорил браслет, чтобы тот впитал в себя магию Кристалла. Сказал, что это... Что это поможет унять жар и полностью излечить от огненной болезни.
– Ты не виновата, – прошептал я.
– Нет, виновата! – резко вскрикнула девушка и вновь разрыдалась.
Встревоженные родители Мадлен, услышав крик дочери, поспешили наверх. Были хорошо различимы бухающие шаги отца и шаркающие – матери.
– Ты ни в чем не виновата, – повторил я и прижал к себе подругу.
– У тебя рана, – девушка коснулась оцарапанной щеки.
– Это пустяк, – я мягко отвел нежные пальчики.
Старший брат Мадлен Илай сильно побледнел. Кожа приобрела восковый оттенок и казалась совершенно бескровной.
Мои губы беззвучно произнесли:
– Покойся с миром.
В то утро небосвод сиял кристальной чистотой. Не было даже морозного ветра. Редкие снежинки, местами осевшие на земле, под лучами солнца превратились в маленькие лужицы. Наверное, эта суббота – последний день в году, когда стоит такая чудесная погода.
На городском кладбище собралось немного народу. Проповедник произносил торжественную речь. Мускулистые рабочие вырыли яму, и пока велась служба, терпеливо курили самокрутки в стороне.
Я находился в отдалении от основной группы людей, поскольку не являюсь ни родственником умершего, ни его знакомым. Просто человек, который пришел выразить соболезнования семье и поддержать Мадлен.
Само кладбище выглядело ухоженным. Аккуратные плиты могил, возвышающиеся над ними каменные символы Хранителя, подстриженная трава, опавшие листья сметены в два больших вороха, по размеру не уступающим стогам сена, – все это говорит об исправной работе смотрителя. Он трудится усердно и в полной мере отрабатывает свою зарплату. Вдали, на холме, темным пятном пестрело здание склепа. Двухэтажное, с облупленными стенами, оно выглядело зловеще. Словно отвратительного вида язва на чистой безупречной коже.
– ...И когда пришло время Илая, Хранитель забрал его в свои чертоги, – между тем надрывался проповедник.
Рабочие откровенно скучали, один из них вытер потное лицо рубахой, другой докурил свой табак и поглядывал на лопаты. Для них это был обычный день, впрочем, как и для меня. Однако собравшиеся люди пребывали в подавленных чувствах. Мадлен, одетая в черный костюм, скорбно скрестила руки и смотрела вниз, на носки своих туфель.
От толпы отошел грузный мужчина.
Первое наше знакомство нельзя назвать идеальным, – как-никак я пытался ворваться в его дом, – теперь он относился ко мне с большим доверием.
Мужчина встал рядом, некоторое время мы молчали.
– Тебя ведь зовут Эван, не так ли? – наконец, спросил он.
– Да, сэр.
Мне не зря тогда пришла в голову ассоциация этого человека с медведем. На нем темный траурный наряд выглядел неестественно, а пиджак вот-вот грозился порваться на спине.
– Мое имя Фрейн, но для тебя я мистер Фитцжеральд, усек?
– Да, сэр, – повторил я.
Отец Мадлен заворчал, удовлетворенный ответом
– Моя дочь рассказала о тебе. Что вы учитесь на одном курсе, что дружите. Поведала также о своей безумной затее с Кристаллом, и о том, что ты помог ей. Возможно даже, спас от смерти.
Я воздержался от комментариев.
– Позволь спросить, как ты разобрался с глиняными стражами?
– Просто везение.
– Их было четверо.
– Я уничтожал големов по одному.
– Что же, умно, – мистер Фитцжеральд потер заросший подбородок. – А как ты узнал, что Мадлен затеяла авантюру ради брата?
Фрейн посмотрел на Илая. Последний лежал в гробу из ясеня. Восковая кожа совсем огрубела, бескровные пухлые губы полуоткрыты. В доме я не заметил, насколько красив молодой человек. Виной тому были признаки короткой агонии и обилие отпечатков огненной болезни, а именно красных пятен. Но при жизни, готов поспорить, Илай имел немалый успех у женщин.
– К чему эти расспросы, мистер Фитцжеральд?
– Я вижу, что ты – нормальный парень, – нехотя признак здоровяк. – Просто кое-что не укладывается в голове. Мадлен выбежала из университета гораздо раньше, тем не менее, ты примчался в наш дом. Уверен, дочь не только не упоминала о том, где живет, но и не говорила ни слова об Илае. Так в чем подвох? Как ты все разузнал?
Вспомнился вечер, когда мы гуляли по Кварталу Ремесленников. Это было в начале ноября, единственный раз, когда я вытащил девушку в город, и мы бродили по улицам, смеялись и смотрели на первые звезды. Тогда Мадлен неопределенно махнула рукой в сторону жилых домов, сказав, что в одном из них проживает с семьей. О брате, конечно, девушка не обмолвилась, однако с диагнозом огненной болезни не живут больше года. И газеты не могли не осветить возвращение ветерана столкновений с некромантами в родной дом. Статья вышла не так давно, чтобы я не мог ее не прочитать.
Собрав воедино шаткий паззл, я озвучил версию, что, во-первых, Мадлен показывала их родовое гнездо, и, во-вторых, в прессе писали об Илае Фитцжеральде, и о недуге, с которым он вернулся на родину.
– Похоже, ты не только наблюдательный и умный, но и обладаешь хорошей памятью, – подытожил Фрейн.
– Это так, мистер Фитцжеральд.
– Хорошо. Очень хорошо.
– Позвольте заметить – если о том, что я был в башне, узнает ректорат, то я вылечу из университета. И глазом не успею моргнуть.
– Если я выложу правду, то подставлю не только тебя, но и свою дочь. Мне это не нужно. Будь спокоен.
Мы опять помолчали.
Проповедь подходила к логичному завершению.
– Я хочу, – начал мистер Фитцжеральд, – чтобы ты присматривал за дочерью, когда будет возможность и время. Мне не по нраву, что ты одобрил авантюру с башней, но, полагаю, тебе можно доверять. Если Мадлен вновь полезет в бутылку, ты же остановишь ее, не так ли?
– Не извольте сомневаться, сэр.
– Я уже потерял сына. Мадлен – последний ребенок в семье. Она – все, что осталось у нас с Ирмой. Она хорошая девочка, однако может попасть в переделку. Засунуть руку за медом в улей, полный злых пчел.
Не хотелось говорить, что Мадлен будет небезопасно находиться рядом со мной. Отец, убитый горем, искал союзника.
– Я присмотрю за ней одним глазком.
– Вот и славно, Эван, – мужчина протянул волосатую ладонь.
Мы пожали друг другу руки.
– Заходи к нам как-нибудь. Мы с Ирмой всегда тебе рады. А сейчас откланяюсь, нужно попрощаться с сыном.
С этими словами Фрейн Фитцжеральд отошел. Проповедник как раз закончил исповедь, и рабочие побрели к гробу, натягивая на ходу перчатки.
Первым с Илаем прощалась сестра.
Я решил, что мне здесь больше делать нечего, развернулся и отправился к выходу с кладбища. Настроение было подавленным. Как и у всякого, кто возвращается с похорон, пусть и незнакомого человека.
По обеим сторонам тянулась ограда, за которой простирались ухоженные могильники. Светло-серый камень надгробий выглядел грубо и угрюмо. Сейчас я собирался посетить штаб-квартиру и написать подробный отчет о вылазке в башню. Необходимо рассказать Папе о глиняных големах. На свете существует немного мастеров, кто имеет дело с этим материалом, создает весьма непрочных существ и вдыхает в них жизнь. Хотя сложно назвать жизнью набор команд, встраиваемых в голову истуканов. С другой стороны, чем искуснее колдун, тем более разнообразно поведение глиняных существ, а также их форма. Например, мне доводилось видеть сказочного грифона, слепленного умелым магом, который сумел поднять свое творение в воздух и обучил нескольким незамысловатым маневрам.
Выходит, что если найти того мастера, то можно выведать кое-какую информацию по университету. И что-то может оказаться полезным для расследования...
От раздумий отвлек оклик:
– Эван.
Я обернулся. Ко мне спешила Мадлен.
Погрузившись в пучину раздумий, я и не заметил, как дошел до массивных стальных ворот, выводивших с территории кладбища. Возле деревянной сторожки стоял седоусый сторож и молчаливо наблюдал за нами.