— Смерть магии неподвластна, — улыбнулась Эйра. — Смерть однозначна и непреодолима. И прекрасна, когда доверяешь ей. Не только себя. Но также и тех, кого любишь больше жизни.

«Если б ты знала, как я хотел бы ей доверять. Чтобы знать, что Скаре теперь хорошо».

— Многим драконьим лордам нынче приходится полагаться на приказы богов, — промолвил он. — Не получая в ответ ничего. Расставаясь с лётными супругами просто потому, что им так велели. Не надеясь, что то, во что они верят, правда.

— Значит, так нужно, Морай.

— Без них остаётся лишь тупая, болезненная, унылая простота бытия, — оборонил маргот. — Мне даже жаль тех, кто будет в ней жить. Хорошо, что не я.

Лишь на мгновение он всё же допустил сомнение насчёт того, что будет с ним дальше.

— Интересно будет узнать, — вздохнул он и расслабленно прислонился лопатками к изголовью кровати, — что там, «за чертой». Что Схаал убаюкает всех, кого примет, я допускаю… но что будет с теми, кого он отвергнет? Пускай даже это редчайшее явление, и ты уверена, что за всю историю человечества такое случалось единицы раз?

«Не лишним будет приготовиться к тому, что я войду в летописи не только, как Драконорез, но и как тот редкий гений, что пополнит число этих единиц».

— Ругательство, подразумевающее, что Схаал тебя не примет, призвано низвергнуть тебя до уровня нищих, — пространно объяснила Эйра. — Обречь душу на вечные скитания в неутолимом голоде и непроходящем холоде. Сделать её бедняком духовного мира, бесприютного и отвергнутого.

— А что насчёт преисподней? — хмыкнул Морай. — Черти, демоны и диманты, которых мы поминаем всякий раз, когда стукнемся коленом о кровать?

Эйра пожала плечами. Она не разделяла его беспечности. Его лицо было задумчиво и печально.

— Демоны… кто знает. Может, их роль в том, чтобы вносить смуту в людские жизни. Может, они существуют для того, чтобы на том свете наказывать тех, кто того заслуживает. А может, ими становятся сами наказанные.

— То есть, мы вполне ещё можем увидеться?

Она так грустно улыбнулась ему, что Морай понял: ответить ей нечего. То ли она хотела этим сказать, что это будет уже не та встреча, какой она ему представляется.

То ли знала о его будущей судьбе что-то большее, чем он сам.

«Наверняка Схаал уже поведал ей, как истерзает меня», — решил Морай. — «Она просто не хочет меня стращать, ведь её пылкое сердце склонно сострадать».

Он не стал настаивать. Всё равно эти толки не имели смысла.

Несколько часов они просто были друг с другом. Далёкий вой гьеналов долетал до них. Сон не шёл.

— У меня к тебе одна просьба, — прошептал Морай. — Как будет светать, прошу, пойди к Скаре.

«Я не хочу, чтобы она оказалась здесь, когда сюда явится Каскар».

— Морай, — вздохнула Эйра и потёрлась носом о его щёку. — Я не вправе отпускать драконьи души.

— Я знаю, — молвил он. — Но всё равно, вдруг ему хоть что-то нужно. Пожалуйста. Я уверен, ты разберёшь в его урчании то, что ты называешь… последними просьбами.

Она расплылась в улыбке и с нежностью посмотрела на него.

— Хорошо. Я это сделаю.

Они сидели вместе до рассвета. И потом, когда небеса огласил торжествующий рёв Наали, Морай встрепенулся, поднялся и вытащил Эйру из кровати.

— Тебе пора, — сказал он, держа её за плечи.

Её глаза влажно заблестели, и он поцеловал их. А затем — её губы цвета чёрного кофе. После чего он взял тугой кошель золотых рьотов и вручил ей.

— Пусть будет твоё, — сказал он. — Каскару меньше достанется, а ты всегда употребишь на благое дело.

— Спасибо, но мне не нужно…

— Нужно. Купишь ещё лопату, — пошутил он с грустной улыбкой. — Ну же, иди.

— Я ещё приду к тебе, Морай, — дрожа мелкой дрожью, прошептала жрица и погладила его по обветреной щеке. — Я ещё приду.

— Хорошо. Только иди, — попросил Морай и поцеловал её ещё раз. Тогда она, собравшись с духом, покинула его покои.

Он остался один дожидаться кузена.

***

Эйра знала, что ей больше не доведётся жить в Покое. Поэтому она собрала все свои пожитки в сумку; надела на себя много слоёв подаренной марготом одежды, сверху накинув обещанный им плащ из врановых перьев; и ушла из особняка.

Сердце её болело. Мокрые от слёз щёки замерзали в утреннем бризе. Она стискивала букет ароматных маттиол и постоянно прижимала их к своему носу.

«Я сделала это для тебя, мой тёмный супруг», — повторяла она, нетвёрдо шагая по светлеющему лесу мимо Лордских Склепов. — «Я могла сказать ему, чтобы он жил; но сказала, что он должен уйти. Я сделала это. Сделала ради тебя…»

Неслышный плач душил её. И идти было тяжело. Даже несмотря на то, что речь шла, в сущности, о святом — о последнем желании Морая — она не имела сил приступить к исполнению сразу же. Она задержалась на лесной тропе и села прямо у дороги, пытаясь успокоить себя.

«Хоть бы не дрожали плечи», — думала она. — «Я плачу так, как может плакать влюблённая женщина, что стала палачом своему избраннику. Но ведь мой избранник лишь ты, Схаал».

Слёзы от этого не делались слабее. Всхлипывая, она сидела и слушала, как трещат кузнечики слева и справа от неё.

Один из кузнечиков зашуршал по тысячелистнику, что был прямо у неё под ногами. Эйра, поддавшись детскому рефлексу, схлопнула обе руки вокруг него — и поймала стрекотуна.

Тот смолк. Девушка чувствовала, как он плутает по её ладоням и ищет выход.

— Скоро наступят холода, — прошептала она. — И ты погибнешь. Но, пока ты живёшь, ты стрекочешь. Не зная, какой из дней станет для тебя последним.

Величие и спокойствие смерти немного утешили жрицу. Она раскрыла ладони — и кузнечик стрелой вылетел в придорожную траву.

«Мы всем там будем», — напомнила она себе и неловко поднялась на ноги. — «Трое правят миром мудро. Аан ведает над живыми, королями и воинами; Разгал — над зверьми и бурями; а Схаал — над теми, чей час настал. В царстве Троих нет места чудесам, но в предопределённости есть прекрасная, погибельная правда. И я принимаю её с любовью, как принимала всегда».

Она вновь прижала к носу пучок маттиол. И застыла, услышав шорох в кустах. Невидимые гьеналы приближались, присматриваясь к ней. Падальщики наблюдали.

«Кто там?» — думала она. — «Дети Шакали, гривастые псы цвета серебристых тисовых веток? Вы кровь Долины Смерти, что всегда бежит по её венам. Мы с вами ходим по одной и той же тьме».

Осознание того, что её могут попробовать на зуб, заставило Эйру подняться. Она поднялась и побрела вверх по тропе.

«Здесь холодно», — думалось ей. — «Но где-то там, в моих родных краях, нынче светит солнце. Люди идут исцелять свои тела и души, окунаясь в священный Источник… и их чужеземный бог дарует им то, что они просят. Бывают ли другие боги? Бывают ли боги милосерднее?»

Она поёжилась и постаралась унять свои сомнения. Здесь им было не место.

Вступить в жилище даже мёртвого дракона было испытанием храбрости. Но Эйра поборола своё благоговение и упрямо пересекла участок выжженой земли перед зевом пещеры. Мрак грота поглотил её.

Первая косточка хрустнула под сапогом. Эйра замерла. Звук разлетелся и отразился от стен, и ей показалась, что тьма ожила.

Но нет — когда глаза чуть привыкли, она увидела лишь чёрную махину. Мёртвый Скара был неподвижен.

Тогда жрица поставила сумку рядом с тем местом, где начинались кости, и разожгла свою колдовскую свечу.

В полном штиле пламя горело ровно. Потрескивал фитиль. Она смотрела на него и думала — что ей спросить?

«Как ты теперь?» — неловко подумала она. — «Вряд ли он ответит мне. Драконья душа покидает тело очень медленно, и сейчас он меж жизнью и смертью. Схаал не может забрать его к себе — но всё равно пребывает рядом, чтобы отделить его от мира смертных».

Вдруг огонёк дёрнулся влево. И мимолётно обрисовал круг — против часовой стрелки.

И снова влево.

Эйра подобралась.

«Драконья душа — очевидно, не то, что людская», — объяснила она себе. — «Поэтому огонёк идёт влево».