Напряжённая, леди Вельвела наблюдала за отрядом, который вошёл в пещеру Скары, с верхнего этажа донжона. Сперва всё было тихо. А затем она услышала полный боли рык — и ночь озарилась огнём.

Ослеплённый, истекающий чёрной кровью Скара вырвался из пещеры. Солдаты разлетелись в стороны от его когтистых лап и бешено оскаленных зубов. Он был жив; он взмыл в небо и немедля напал на Покой. Слепой дракон бился в каменные стены, лапами рушил башни и непрерывно поливал огнём бойницы и укрепления. Он прекрасно знал, кто отдал этот приказ.

В ту ночь под полыхающими завалами погибли ещё два сына Минорая, Мааль и Морлей. Но леди Вельвела чудом уцелела, выпрыгнув на крышу конюшни из горящей крепости. А Скара, разрушив почти весь замок, со стоном уполз обратно в пещеру — умирать.

Леди Вельвела едва не тронулась умом после случившегося. Но сердобольные дети утешали её. Маленький Вельг, пересидевший драконий налёт в подвале со своим братом Врангом, убедил мать, что она не виновата. А потом из Арракиса прибыла няня со старшим из оставшихся сыном Мора́ем и совсем крошечной дочкой, Мальтарой.

Малышка Мальта́ра очень любила Морая, поэтому она часто напрашивалась в его поездки. А сам Морай очень любил мечи и уличные драки. В Арракисе он уже в семь лет умудрился повздорить с оруженосцем марпринца Кассата и подлым тычком в живот убил его, хотя тот был в возрасте двенадцати лет. Он сделал это, по его словам, чтобы впечатлить дядю и показать ему, что всякий из династии доа, династии Гагнаров, будет по определению более могуч, чем простой человек. После этого Кассат ужаснулся и отослал его обратно в Брезу; и не напрасно. Вельвела сама боялась этого ребёнка.

Когда Морай увидел дымящийся город, руины Покоя и засилье ворон, он задал только один вопрос:

— Я надеюсь, мать получила по заслугам за то, что разгневала Скару?

Бессердечие Морая было известно всем Тарцевалям с самого детства. Он унаследовал удивительные очень светло-рыжие, почти белые волосы отца. Словно густой туман на пожухлых кронах или облако на буром закате. У него было симпатичное лицо и пытливые серые глаза. Они темнели, когда он злился, и светлели, когда улыбался. Он был невероятно хорош собою по моде Рэйки — длинные локоны, чистое лицо, высокий рост и широкие плечи — всё то были кровные признаки настоящей голубой крови. Словно монарх, он никогда не стриг своих развевающихся волос, продолжая династию «длинноволосых диатров», коими называли Астрагалов со времён Моргемоны — и его пушистые пряди, разделённые посередине пробором, красиво ниспадали на плечи и на спину.

Нынешние правители были крайне щепетильны в этом вопросе. Они заставляли стричься всех своих придворных не диатрийской крови; лишь посвящённым рыцарям дозволялось отращивать волосы — и только до плеч, не более. В то время как сами короли своей длинной гривой заявляли о своей принадлежности к династии Гагнаров.

Так неосознанно делал и Морай — этот маленький белокурый ангел с самого детства имел нрав задиристый и протестующий, что постепенно превратился в характер неукротимого злого чёрта.

Он безо всякого повода обижал братьев и сестёр, подсовывал лошадям осиные гнёзда и с любопытством смотрел на кровожадные охоты Скары в черте города. Маргаса Вельвела не знала, что и думать о Морае. С детства она велела няне почаще водить его в триконх, городскую церковь, чтобы он молился всем Троим: Аану, Богу-Человеку; Схаалу, Богу Горя с головой козла; и Разгалу, Богу-Зверю в виде дракона-змея. Но Морай бурчал молитвы с полнейшим презрением и зачастую коверкал имена богов.

Однако теперь ему суждено было носить титул лорда Тарцеваля, маргота Брезы. И он с самых семи лет пользовался этим без зазрения совести. Он велел казнить любых своих обидчиков, выкалывать глаза всяким завистникам и грозил младшим братьям тем, что так будет и с ними. Даже регент, добродушный нобель Куолли, не мог вразумить его — и с каждым годом возражал ему всё тише, чтобы не стать жертвой его самодурства. Может, маргаса Вельвела и смогла бы приструнить маленького мерзавца. Но её моральных сил едва хватало на то, чтобы просто просыпаться по утрам. И к делам своего сына она стала равнодушна.

— Наиграется — и перестанет, — рассеянно говорила она даже собственным детям, когда те жаловались на Морая.

Одно достоинство было у юного лорда: он был весьма смел.

Когда Мораю было десять, он велел вскрыть заваленную пещеру Скары. И самолично отправился туда. Он знал, какая судьба постигла его отца и старшего брата Моргала; но, сжимая кулаки, шёл вперёд.

«Я тебя не боюсь», — думал он. — «Всё равно в этой Брезе тоска смертная, из развлечений — только пьяный шут по пятницам и нытьё маменьки на поминальных субботах».

Он прошёл по хрустящим костям погибших солдат и приблизился к чёрной чешуе почившего дракона. Тронул её рукой.

И обнаружил, что она горячая.

— Эй! — крикнул Морай, обернувшись к выходу из пещеры. — Разве драконы не коченеют, как люди, когда померли?

Эхо повторило и погасило его слова. Он сам запретил рыцарям следовать за ним, а те — нарочно или нечаянно — не услышали его возгласа. Может, они надеялись, что юный лорд Тарцеваль навернётся на камнях и тем закончит своё правление.

Морай пожал плечами и с удовольствием повёл рукой по жёсткой чешуе. Скара был не самым крупным драконом, но у него были сильные лапы, крепкая шкура и густая грива от затылка до кончика хвоста.

«Лохматый — словно создан для земель далеко от солнечных берегов Рэйки».

Каждое касание наполняло его странной любовью.

«Какой ты громадный и чёрный — прямо как моя душа, если верить словам священника».

Он довёл рукой до самых век Скары и обнаружил, что тот был ослеплён не полностью. Один глаз вытек, но второй, весь обложенный корками, остался на месте.

И глаз этот двинулся под ладонью мальчишки.

Морай вздрогнул, но не отпрыгнул. А воскликнул радостно:

— Да он жив!

Дракон проснулся от трёхлетнего сна. Он исхудал, но сумел восстановить нанесённые ему раны. И медленно, треща запекшейся кровью, поднял голову. Рыжий глаз едва-едва мелькнул из-под плёнки. Он ничего толком не видел.

Но, втянув ноздрями воздух, он сразу же понял, что рядом с ним человек. Голодный дракон издал нетерпеливый вздох… и поднялся, не навредив Мораю. Он выскользнул из пещеры и тут же захрустел бронёй ожидавших снаружи рыцарей. Морай успел увидеть лишь его мелькнувший косматый хвост.

— Эй, погоди! — обрадовался молодой лорд и побежал к выходу из пещеры вслед за Скарой. Он хотел вновь коснуться чёрной чешуи, погладить огромную морду, прикоснуться к воплощённому огню. Но Скара отмахнулся от него порванными крылами и залёг у пещеры.

Морай возвратился в Покой без сопровождения и немедля велел забить для Скары коз, кабарг и яков.

— Если мама узнает, что дракон проснулся, она же умрёт от страха, — пролепетала юная Мальтара, смотря в окно. Окна теперь были большие: на месте разрушенного замка, в руинах могучих стен воздвигли сухой, удобный для жизни особняк. Он куда лучше топился камином дождливыми зимами.

— Ну и чёрт с ней, — пожал плечами Морай вновь и тут же велел экономке передать его требование городскому камергеру. А после смотрел, как Скара съедает поднесённые ему туши яков и самих подносителей. Юный лорд нетерпеливо потирал руки и улыбался.

Маргаса Вельвела действительно едва не околела от таких новостей.

— Мы немедленно уезжаем отсюда к моему брату в Арракис! — выкрикнула она.

Морай сверкнул на неё серыми глазами и сказал:

— Мама, я здесь маргот. И я решаю за Тарцевалей. Мы никуда не едем.

Впервые в Вельвеле проснулась былая гордость дочери самого Альтара и внучки Рыжей Моргемоны. Она схватила Морая и как следует отлупила его, заявив, что он не дорос ещё даже до оруженосца, а уже смеет так себя вести. И в тот же день велела собираться, чтобы покинуть проклятое место рядом с логовом Скары.

Но Вельвела и не подозревала, насколько хитёр её сын. Ночью он украл с кухни разделанную тушу кабарги и ею поманил Скару за собой. И привёл его к единственной дороге, что вела из Брезы в Арракис. Усталый дракон разлёгся прямо поперёк колеи.