— Не знаю, моя хорошая, — отвечала Эйра. — Я родилась в селе неподалёку от Морских Врат, в Гангрии; оно называлось Верески. Там рядом был Верестар, схаалитский монастырь. Так что я с детства слушала все те же сказки, что и ты.

— А какие?

— Ну, какие… про Кошачью Диатрис, например.

— Я такой не знаю.

Эйра подняла брови. Натянув её волосы выше на расчёску, она решила, что «львиная грива» Артистке очень подойдёт.

— Да не может быть, — проворчала жрица. — Кошачья Диатрис — это Рыжая Моргемона. Прабабка маргота и бабка нынешнего диатра Рэйки. Она стала первой доа за много лет и возродила искусство лёта для многих родов, в которых ещё теплилась кровь Кантагара. До неё драконов оставалось всего пять, никем не сёдланных; а после они расплодились. И хотя теперь их всё равно не так много, как во времена Гагнаров, она заложила кирпичик в то, чтобы они остались на этом свете. И чтобы кто-то нет-нет да и садился на них, дабы увидеть Рэйку с высоты превыше птичьей.

— Это я слышала, — кивнула Артистка. — Но почему Кошачья Диатрис?

— Ох, — вздохнула Эйра.

И поведала ей историю о рыжей диатрис, что взошла на престол, будучи чародейкой. Она говорила с драконами на одном языке и была лётной супругой опаснейшего дракона Мордепала. Но и на земле у неё были свои драконы — городские коты. На всех островах и побережьях пушистые соглядатаи королевы приносили ей сведения и секреты в обмен на законы, что защищали их, и на вкусные подачки с замковых кухонь. Всякий боялся осудить Рыжую Моргемону вслух: коты были повсюду. Верные солдаты Кошачьей Диатрис несли её волю на земле, верный дракон Мордепал — в небе, а верная шпионская сесть множества хвостов поддерживала её из тени. То была настоящая диатрис-волшебница.

— Ух ты! — заблестели карие глаза Артистки. — Как бы я тоже хотела вот так! Жница, ты знаешь что-нибудь об этом? Говорят, ты ведаешь всякое; может, и колдовать умеешь?

— Нет, дорогая, — вздохнула Эйра. — Колдовство — это плохо.

— Но почему? — расстроилась девочка.

— Так устроено бытие, — изрекла Эйра, повторяя слова Кадаврика. — Когда-то мир был молод, и всего, что взрастила в нём Великая Мать — и Богов, и драконов, лесных духов савайм, и магию — было в изобилии. Но потом мир повзрослел. И стало ясно: любое баловство с колдовством скверно, ибо опасно заигрывать с силами, что царствовали в мире до прихода Троих. Боги защищают нас от этого не просто так. Может, это скучно; но всяко лучше, чем стать кормом для голодных демонов или савайм.

Леди Мальтара не отходила от постели своего брата. Он лежал спиной кверху, а она перемещала по его отёкшей спине мешочек с колотым льдом. Бледный свет сумрачного дня просачивался внутрь. Всё казалось тягучим и болезненным, как в лихорадочном сне.

Морай повернул голову набок и вновь посмотрел в окно. Там, в горах, дремал болезный Скара. Его единственный добрый друг, его судьба и его душа. Когда он примчался к нему минувшей ночью, он обнаружил дракона обессиленно лежащим на груде костей. Тот слабо заурчал при виде своего всадника.

Но его тело было холоднее обычного. Морай тогда ощупал все его раны и убедился, что шея его, хоть и прокушена, но цела. Однако безвольная слабость чёрного дракона страшила маргота.

«Плоть их соткана из чешуи, жара и стали», — вспоминал он строки из Кодекса Доа. — «Лекарства и яды людей им безразличны».

Очередная капля упала со свёртка со льдом ему на поясницу, и он вздрогнул. Но не издал ни звука. Он не отрывал взгляда от окна.

«Я ничего не могу для тебя сделать, Скара…»

Кулаки сжимались от злого бессилия.

«Если б я мог сражаться один, без него, чтобы такого не бывало! Но без доброй битвы он продолжит гаснуть, как тлеющие угли. Лишь на войне он снова становится живым».

Он сморгнул влагу со светлых ресниц и сдавленно вздохнул.

«Скара, ты мне нужен. Держись, Скара».

— Братец, — прозвучал тихий голос над головой. Мальтара тронула его плечо мягкой рукой. — Не волнуйся ты так. Он же дракон, справится.

Ярость взорвалась у него в груди. Он дёрнулся и локтем отпихнул её мешочек со льдом.

— Заткнись, дура! — рявкнул он. — Молчи, если не понимаешь, о чём речь!

Мальтара испуганно затихла и подхватила кулёк. Сестра раздражала его. После того случая, когда они на радостях от захвата Таффеита напились и переспали, она от него вообще не отходила.

А поскольку она в Покое была вроде камергера, занималась снабжением и обеспечением всех живущих в особняке и укреплениях, от неё было в целом никуда не деться.

— Прости, — тихо сказала она. — Но он же гораздо сильнее тебя. Он дракон, а ты человек. Вы всё равно всегда будете разделены…

Он зверски сверкнул на неё своими глубоко посаженными глазами и процедил:

— Мальтара, я уже сказал. Ты дура и ничерта не понимаешь. Если хочешь болтать — уйди.

Она покорно склонила голову и продолжила прикладывать лёд к его спине.

«Одно хорошо», — думал маргот. — «По слухам, Каскар лишился ноги и сейчас тоже не вылезает из постели. Рубрал летает по окрестностям, Наали в бешенстве бросается на своих, и Таффеит устоял. А Ланита завтра будет здесь, и я вышлю Врангу весть об этом. Вот только Скаре… Скаре это не поможет. Ничего нельзя сделать, можно только ждать».

Он закрыл глаза и, казалось, задремал. Пока его не разбудили поцелуи Мальтары — на лопатке и сзади на шее. От этого Морай тяжело вздохнул и уткнулся лбом в свою руку.

— Я так понимаю, когда Исмирот предпочёл спать не с тобой, а с этим проходимцем Кинаем, тебе стало скучно одной? — пробурчал он, не в силах отбиваться.

— Мне без него хорошо, — ответила она тихо. — А без тебя — нет. Зачем тебе шлюхи? Почему не зовёшь меня?

— Потому что ты мне не сдалась.

— Но я твой верный друг с самого детства! Я всегда хотела быть рядом. И я всегда люблю тебя.

Он протяжно вздохнул, вновь спихнул кулёк со льдом и перевернулся на спину. И уставился на неё тяжёлым взглядом.

— Я слишком устал для этого, — сказал он. — Хочешь ублажить меня — давай. Но если ты скажешь ещё хоть одно слово, я велю тебя запереть до конца недели.

«И так голова болит».

Глаза Мальтары вспыхнули. Она с восторгом приникла губами к его животу, пошла ниже… но касания её рук были до того осторожны и боязливы, что Морай не испытал ничего похожего на возбуждение. Он смотрел на неё снисходительно и уныло.

«Когда-то мне казалось, что у неё живой и сильный разум», — думал он, следя за тем, как скользит её язык по шрамам на его коже. — «Но теперь я не понимаю её».

— Ты совсем устал, — сказала она тихо. — Твоя плоть не отзывается мне.

— Ага, — буркнул он.

«Именно это я имел в виду. Твой жалкий вид делает всё ещё хуже, заставляя меня думать об упадке нашего семейства».

— Может, мне позвать тебе шлюху? — услужливо предложила она. — Дирабеллу? Или ту, чёрную, с которой ты приехал?

— Принеси мне портвейна и умолкни, — сказал Морай. — Главной шлюхой станет мой брат. Я погляжу, на что он способен, выпрашивая то, что ему так нужно.

На следующий день Ланиту действительно привезли. Связанную, как порося на убой, её вынесли из повозки в холл к марготу в одном исподнем. И он, перенеся вес на одну ногу, встал над ней. Улыбка украшала его уста.

— Как прошёл путь, миледи? — спросил он у обессиленной растрёпанной пленницы.

— Благодарю, маргот, — хрипло прошептала Ланита в ответ. Её каштановые кудри превратились в слипшиеся верёвки, а на лице застыла вековечная тоска. — Хорошо.

— Вы скромничаете, — усмехнулся Морай и склонился, помогая ей встать. — Пойдёмте, я позабочусь о вас. Парни, ну кто ж так возит знатную леди! Бедняжка совсем замёрзла, не правда ли?

Ланита смотрела на него недоверчиво. Он рассёк верёвки, что связывали её руки, и повёл её за собой, на второй этаж.

От глаз пленницы не укрылось, что маргот выраженно хромает. Он проследил за её взглядом и проговорил: