Они стали слишком близки. Они стали друг другом. И поэтому дальнейшая жизнь маргота была невозможна, словно нечем стало дышать.

Много часов, до самой ночи, никто не видел Морая. Никто не слышал, чтобы взревело небо, и чёрный дракон поднялся в погоню; никто не заметил жуткой тени в небесах. Поэтому соглядатаи Астралингов уже считали минуты, когда отправят в Арракис знаменательную весть.

Ждать пришлось до полуночи.

Тогда в Покое увидели, как маргот, пошатываясь, один бредёт вниз по тропе. Сей же час множество почтовых соколов покинуло город. Морай смотрел на этот рой — и знал, что это значит.

Но был безразличен.

В Покое его ожидали многие. Напряжённый Шакурх, тяжело смотрящий генерал Шабака, задумчивый Дурик, запыхавшийся с дороги Мавлюд.

— Объявляем боеготовность, маргот? — быстро произнёс генерал Шабака, что держал в руках сразу несколько свёртков для отправки на границу.

Морай смерил его и всех остальных равнодушным взглядом. И, ничего не ответив, пошёл к себе.

Однако его не собирались оставлять в покое так просто. Когда он брёл по коридору, за его спиной раздался скрип ступеней. Грузный купец Мавлюд догнал его.

— Маргот, — обратился он. — Ваш лётный супруг оставил этот мир. Но при его помощи вы выстроили это всё! Целая Долина Смерти — ваше царство, ваше королевство! Ваш кузен на ладан дышит, вот-вот сдохнет; и тогда — вы владыка всей Альтары! Да вас сам диатр одарит титулом марпринца! Вы станете вторым в очереди наследования Проклятого трона! Ну если вам всё равно на это всё, и на свою жизнь, ну хоть по инерции, хоть как-то… попробуйте дожать, и вы увидите, что оно того стоит.

Морай поднял на него глаза. Он был растерян и половину слов пропустил мимо ушей.

Ответил он коротко:

— Беги, Мавлюд. И все остальные, на кого зуб у Астралингов, тоже пускай бегут. Кузен будет здесь уже утром.

Тот сжал кулаки. И выпалил:

— Что ж вы, даёте приказ тысячам своих бойцов сдаться?! Тех, кто поверил в вас, и тех, кто всю жизнь сражался за вас? Тех, кого без вас предадут суду?

— Да, — оборонил Морай и хлопнул дверью, удалившись к себе.

Ему никого было не нужно. Он вышел на балкон с видом на задний двор, оперся о перила и скрестил лодыжки. Холодный горный ветер щекотал покрытое шрамами лицо. На воздухе дышалось легче, и россыпь сияющих звёзд впервые привлекла взор маргота.

«Как красиво», — подумал он почему-то.

В тот день, когда его забыли у горных озёр, и он бродил один, он тоже смотрел на звёзды. Ему было шесть лет. Его с лёгкостью мог отыскать и сожрать горный ирбис. А может, стая горбатых гьеналов.

Но никто не тронул его, а он и не знал, какая опасность ему грозила. Он беспечно созерцал небо и представлял себя там.

«С тобой, Скара, я обрёл жизнь, а без тебя её не было. И не будет».

Имели ли смысл эти звёзды теперь, когда к ним нельзя подняться? Может быть. А может быть и нет.

«Может, я и правда слабак, что не способен жить дальше без него», — вяло подумал Морай. — «Может, я должен превозмочь это. Но мне не для чего. Вот и всё».

Скрипнула дверь. Даже не оборачиваясь, он знал, что пришла она — его Чёрная Эйра. Она приблизилась и остановилась рядом.

Он повернулся к ней и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

— Какие яркие звёзды, — прошептала жрица и тоже оперлась о перила. — Разгал раскинулся небесной рекой во всей своей красе — вечный ночной дракон. И такой волнующий холод. В этой тьме величие смерти бесконечно.

— Да, — негромко оборонил Морай. И положил голову ей на плечо.

Она стала гладить его по волосам, ничего не говоря.

Молчание разлилось по Долине Смерти. Стрекотали кузнечики. Изредка им вторил хриплый вой гьеналов. Чёрный ворон Краль реял неподалёку, но даже его бранная глотка сегодня не исторгала ничего нового.

Было так тихо и так спокойно. Конец настал.

Морай дрогнул и потёрся щекой о плечо жрицы. И прошептал:

— Скажи, Эйра… что есть в этом мире, ради чего можно было бы остаться?

— Ничего, Морай, — изрекла она. — Всё временно и бренно. То, ради чего ты есть, ты придумываешь себе сам. Или придумывают за тебя. Но в действительности не нужно ничего. И бессмысленно всё.

— Хм, — тихонько хмыкнул маргот и притянул её к себе. Обнял, зарылся носом в чёрные волосы. Она тоже обвила руками его шею. Покачиваясь, словно в танце, которого никто из них не знал, они стояли на ветру и слушали музыку ночи.

В тепле её рук Морай неожиданно ослаб. Он больше не хотел бороться и решать, бросать вызов суверенам и богам. Он отпустил свою судьбу. Перестал желать ею управлять, передал её в чёрные руки жрицы.

— Эйра, — шепнул он ей в плечо. — Утром здесь будут Астралинги. Меня возьмут под стражу, и не далее как на закате кузен покончит со мной.

Её пальцы продолжали приглаживать белые пряди.

— Да, Морай.

— Но сейчас, с тобой, я не столь уверен, — молвил он и закрыл глаза, наслаждаясь её лаской. — Ведь я ещё мог бы защититься — или бежать. Мне ничего на свете не надо, и я ничего не хочу. Однако, раз жизнь — столь редкий дар… Я не стану распоряжаться ею столь огульно. Поэтому я прошу совета. Жить ли мне, Эйра?

Жрица обняла его крепче. Щека прижалась к щеке. Они согревали друг друга, и сердца их бились одновременно.

Она сделала трепетный вдох и стиснула его в своих руках, будто сокровище. Отзвучало несколько пустых секунд.

— Тебе пора умереть, Морай, — прошептала она.

И последний луч надежды, что освещал тёмное дно его души, погас. Он кивнул и спрятал лицо в её волосах.

«Ты права», — подумал он. — «И честна. За это я тебя и люблю».

Он погладил её по спине, успокаивая её порывистые вздохи.

— Не плачь, — молвил он ей на ухо. — Ты же знаешь…

— Д-да, — справляясь с собой, отвечала Эйра. Но слёзы всё же побежали у неё по щекам. — У Схаала никто не мучится и не терзается. Когда ты явишься к нему, всё будет хорошо.

Они прижались друг к другу вновь, маргот и схаалитка. Всё труднее им было согреться на ночном ветру.

Где-то там, в городе, начался переполох. Убегали, бросая свои посты, беглые дворяне и разыскиваемые преступники. Работорговцы, кляня слабость Морая всем на свете, распускали свой товар. Словно раздавленный муравейник, шумела и суетилась Бреза, оставляя лишь растерянных солдат и замирающих от страха простолюдин.

Но здесь, на балконе, было тихо.

Замёрзнув совсем, они всё-таки пошли обратно в спальню. Морай откупорил белого вина и разлил его по кубкам. Они выпили — и им стало легче. Сидя рядом под одним одеялом, они находили особый шарм в том, чтобы отдыхать вот так, пока пылал, кажется, весь мир.

«Я могла бы любить тебя», — говорил её тёмный взгляд.

«И я мог бы любить тебя тоже», — отвечали его алые глаза.

Но оба они были отданы истинной любви. Он жил лишь памятью о своём лётном супруге; а она сквозь тернии всех сомнений всё равно оставалась верна только тёмному жениху.

Иногда они говорили ни о чём. И это ничего приобретало поистине забавные формы.

— Знаешь, я вспоминал, как ты изгоняла мою мать, — протянул Морай, раз за разом рассматривая один и тот же узор на стене. — Ты была как настоящая колдунья.

— Это не колдовство, — покачала головой Эйра. — Это служба.

— И всё же эта сила, неподвластная смертным. Я не привык верить сказкам о Моргемоне, но теперь это не кажется мне пустым брёхом. Её прозывали Кошачьей Диатрис за то, что по всей Рэйке бегали кошки, что приносили ей доносы и чужие секреты. Так она правила крепко и справедливо. Пускай в её годы всякий боялся лишний раз даже рот открыть. Это была королева-ведьма.

Эйра ответила ему белозубой улыбкой.

— Нам тоже в монастыре иногда рассказывали сказки о волшбе былых времён, — припомнила она.

Он кивнул и повесил голову. Уставился на свои колени, провёл пальцем по складкам одеяла.

— Иногда я думаю, на что действительно способны живые, — молвил он. — Кто-то сворачивает шею, упав с крыльца. А кто-то падает с дракона и остаётся жив. Быть может, со смертью так же? Что кому-то — конец всего, то кому-то — ерунда. Лишь небольшой шаг.