— Не идеальные результаты, по вашему скромному мнению… — покивал старец — Разумеется, не идеальные, да-да. А позвольте осведомиться, Ирина Михайловна, сколько же вы исцелили раненых за время заведования госпиталем?
— По последней сводке, в госпитале прошли первоначальное излечение и отправлены на долечивание сто пятьдесят семь тысяч восемьсот тридцать пять человек.
— Почти сто пятьдесят восемь тысяч человек. Учитывая, что в вашем госпитале и сейчас работа по исцелению продолжается, не прерываясь ни на минуту. Работа по созданным вами методам. — задумчиво повторил старец — Смею утверждать, что это совсем немало, на что нам всем здесь присутствующим и указали наши прихожане. Позвольте вопрос, Ирина Михайловна и Лариса Авдеевна: а с какими мыслями вы встречаете каждый новый свой трудовой, я бы сказал, подвижнический день?
Ирина растерялась. Она как-то по-другому представляла себе вопросы, которые ей должны задавать священники.
— Э-э-мм… Обыкновенные мысли. Хорошо, что погода лётная, тогда не будет трудностей с посадкой самолётов. Хотя в приданной госпиталю авиагруппе лётчики летают в любую погоду кроме урагана, но ураган, он на короткое время, так что приземляются и взлетают. Ничего. Хорошо если раненых поменьше — людям не нужны лишние страдания. Хорошо если придумалось что-то, что поможет ускорить заживление ран и выздоровление пациентов. Хорошо увидеть коллег, узнать у них как прошла их смена и понять, что предстоит доделать. А всего лучше — увидеть, что все раненые, доставленные накануне, отправляются на долечивание в специализированные лечебные заведения. Ну и совсем уж замечательно, когда выясняется, что кого-то из раненых удалось восстановить полностью, и ему осталось только отдохнуть в санатории. Но такое бывает крайне редко, увы.
— А что скажете Вы, Лариса Авдеевна?
— Ирина Михайловна сказала очень хорошо, могу лишь добавить, что бодрое и хорошее настроение в нашем деле необыкновенно важны. Знаете, радостно провести обход по палатам, где нет ни одного унылого и впавшего в отчаяние пациента. Все они знают, что выживут, и даже те, кто потерял конечности или зрение, не унывают, потому что после войны мы обязательно наладим процесс восстановления утраченных членов.
— Позвольте! Неужели вы способны и на такое чудо? — привстал со своего стула невысокий крепкий старик в шляпе.
— Это не чудо, а достижения науки, техники и практики. — спокойно ответила Ирина — Пока мы не можем заниматься такими делами, поскольку аппаратуры хватает лишь на спасение самой жизни, а всё остальное может подождать.
— А вы подумали, каково людям будет годами жить без конечностей, а тем более, без глаз??
— Гораздо лучше, чем не жить совсем. — парировала Ирина — Поймите простую вещь: сейчас за восстановление одной руки придётся заплатить жизнями от десяти до двухсот раненых. Именно столько будет затрачено аппарато-часов на восстановление членов, по сравнению с простым сохранением жизни.
— Ходят слухи, что кое-кого из высокопоставленных пациентов вы восстанавливали полностью и сразу. — настаивала шляпа
— Скажу больше: одного из генералов мы сначала вылечили после осколочного ранения, причём приживили ему руку и ногу. Потом его же вылечили после отравления.
— Я знаю, вы говорите о генерале Ватутине!
— Да, о нём. Всем присутствующим, я надеюсь, понятна жестокая логика войны: жизнь талантливого военачальника много ценнее, чем жизни простого бойца или командира. Но это мы знаем умом, а командующий фронтом осознал это лично, он получил страшный урок. Когда Николай Фёдорович узнал, что ценой его восстановления стали жизни почти трёхсот бойцов, он испытал тяжелейший шок. Теперь товарищ Ватутин седой как лунь. Но смерть генерала Ватутина обернулась бы гибелью десятков тысяч бойцов и командиров, вот такая арифметика.
— И вы так спокойно об этом говорите?
— Это профессиональный навык: держать дистанцию, иначе можно легко сгореть.
— Каким образом вы отбираете пациентов в свой госпиталь?
— Мы принимаем всех, кого к нам доставили. Отбирают в медсанротах и медсанбатах из числа самых тяжело раненых.
— Хотелось бы удостовериться, что целительная сила, используемая вами, не исходит от нечистого. — подал голос кто-то из средних рядов.
— Мы такими методиками не владеем. — улыбнулась Ирина — Если у присутствующих будет желание, можно провести проверку вашими методами. Но проверка никоим образом не должна помешать лечебному процессу, и вообще, работе госпиталя. Договаривайтесь между собой и присылайте комиссию, мы не возражаем.
Вопросы следовали один за другим, казалось бы, бессистемно, без плана и цели, но Ирина, Лариса и Юрий чётко осознавали: здесь собрались очень умные, высоко образованные люди с огромным житейским опытом, опытом работы с людьми, как с массами, так и с личностями. Собравшиеся здесь искушены в аппаратных играх, групповых и блоковых интригах. В конце концов, каждый из них являлся знатоком человеческих душ не только по обязанности ранга и сана, но и по личной склонности.
Вон как они ловко ведут опрос: кто-то ласково, кто-то требовательно, кто-то, как например деятель в шляпе, чуть ли не хамски. Нет, истинную свою суть они не собираются демонстрировать. Напротив — все они, очень дружно и слаженно, пытаются сбить женщин с толку, заставить отвечать сгоряча, не задумываясь, то есть, демонстрируя истинные мысли. Ирина готова была поклясться, что допрос, замаскированный под собеседование, был тщательно срежиссирован, и роли в нём заранее распределены. Но она понимала, что это мнение ложно. На самом деле каждый просто взял на себя некоторую типовую роль и сейчас её отыгрывает. Даже поп, который сунул им руку для поцелуя, на самом деле просто отыграл свою роль, и разочарование на его лице было не более чем жест лицедея. Интересно будет пообщаться с ним потом, посмотреть, что он за человек на самом деле.
— Когда вы стояли на ступенях Князь-Владимирской церкви в Лисьем Носу, многие надёжные, не склонные к аффектации свидетели увидели вспыхнувшие на ваших головах нимбы, слившиеся в один. — подступил к Ларисе старичок едва ли не столетнего возраста, в чистом, опрятном, но ветхом на вид одеянии — Что вас посетило в сей момент?
— Да ничего особенного. Мне было просто любопытно. Храм красивый, нарядный такой. Когда открылась дверь, по лицу пробежал солнечный луч, такой не по-вечернему горячий.
— Не по-вечернему горячий. Да-с. — старичок просто вперился взглядом в глаза Ларисы — И вы полагаете, что это некий знак?
— Ничего подобного я не думаю. Мы просто пошли посмотреть, как на экскурсию. Не каждый день вам обещают показать вашу же икону. Вам бы тоже было любопытно.
По лицам присутствующих пробежала тень улыбок — ещё бы! Такое простодушие увидишь нечасто.
— Речь не обо мне, многогрешном, а о вас. Это вы возмутили спокойствие верующих целой страны.
— Мы никого не возмущали, уважаемый дедушка. — отрицательно замотала головой Лариса — Мы вообще атеистки, большевички, лично я знаю только название одной молитвы, «Отче наш», а слов никогда не учила. Не требовалось.
— Ах, милая девочка, было бы всё так просто! Окольными путями до нас доходят вести, что в странах воюющей с нами Европы народ потянулся в божьи храмы, чего там не было последние тридцать лет. И многие приходят помолиться святым Ирине и Ларисе. Вы не ведали о том?
— Откуда? — Лариса была искренне поражена, впрочем, как и Ирина, как и Юрий.
— Больше тебе скажу, девочка, о том же сообщают и прихожане других конфессий.
— Не может быть!
— Может. — басовитым голосом сказал сухой старик в оранжевом плаще — Так получилось, что несколько сотен воинов, бурятов по национальности, спасённых вами, после излечения были отправлены в отпуск для восстановления сил. А на них, как оказалось, уже пришли извещения о гибели, в просторечии похоронки. А тут возвращаются сотни людей, по которым уже справлены поминальные тризны… Бурятия большая по площади, но малонаселённая область нашего государства, слухи о чудесном возвращении мужчин, считавшихся погибшими, немедленно облетели все города, айлы и кочевые улусы. Все вернувшиеся из-за края убеждены, что спасли их именно вы, Ирина Михайловна и Лариса Авдеевна. Но это не всё. Есть свидетели, утверждающие, что из-за грани вы их вытащили лично, проникая в тонкий мир.
