— В Ленинград.

— Аэродром приземления Горская.

— Аэродром Горская. — послушно повторил Ренге

— Как отдашь приказ, сразу спи. У тебя был тяжёлый период, тебе очень хочется отдохнуть. Ты очень устал, ты очень хочешь спать. Но сначала отдай команду лететь в Ленинград.

— Я всё понял. Отдам приказ лететь в Ленинград и наконец, смогу поспать.

Наконец, самолёт поднялся на высоту три километра и перешёл в горизонтальный полет, пилот вышел из кабины.

— Куда лететь? — спросил он.

— Летим в Ленинград. Аэродром приземления Горская. — усталым голосом приказал Ренге — Выбери безопасный маршрут. Без необходимости не буди меня до посадки.

— Понял. — кивнул пилот — Рейс в Ленинград на аэродром Горская по безопасному маршруту, до посадки вас не будить.

Самолет повернул в сторону Аландского моря, и не входя в зону ПВО Аландских островов, направился к материковому побережью Финской Советской автономной области. Над почти безлюдными лесами центра ФСАО самолет немного довернул на юг, и направился к Ленинграду. Всё это время Антон пытался реанимировать свою способность общаться на радиочастотах. Наконец, когда самолёт уже почти достиг городка Миккели на юге Финляндии, Антону удалось связаться с Центром боевой подготовки НКВД в Ольгино, на счастье, его узнала тамошняя радистка.

— Ой, как хорошо, что Вы опять в наших краях, товарищ Дикобразов! — защебетала она.

— Сашенька, я тоже очень рад, но извини, время подгорает. Срочно передай командиру центра, чтобы встретили пассажирский самолёт Локхид Лодестар бело-синей расцветки. В самолёте профессиональные боевики-троцкисты. Поручиться могу за двоих, но возможно, что экипаж также имеет боевую подготовку. Ты слышишь меня, Сашенька?

— Слышу отлично, сразу стенографирую. — лаконично и жёстко ответила радистка — Вы в порядке?

— Более-менее. Я связан и парализован, а воспользоваться аптечкой не в состоянии.

— Ясно, товарищ Дикобразов, передам немедленно. Где приземлитесь?

— Планирую в Горской, полосы там хватит. Отбой связи.

Самолёт ещё не зарулил на стоянку, а к нему уже подлетел трофейный немецкий бронетранспортёр, из которого посыпались автоматчики. Самолёт тут же окружили, на правое крыло набросили аркан, конец верёвки привязали к Пуме[1]. Теперь точно не улетит. Из открывшейся двери высунулся недоумевающий пилот:

— Мужики, в чём дело? Мы свои!

— Свои так свои. — ответил поджарый длиннорукий седой старлей с лицом перечеркнутым шрамом — Сейчас примем груз и пассажиров, и никаких претензий.

— А, вон оно что! — понятливо кивнул пилот — Ну принимайте.

Из подъехавших вслед за броневиком легковой машины и фургона вышли командиры НКВД и полезли в самолёт. Вслед за ними на аэродром въехала машина скорой помощи. Из самолёта выгрузили тела, разнесли их по машинам: двоих в фургон, а Антона в карету скорой помощи. Сразу после погрузки, фургон, под охраной Пумы и Эмки с вооруженной охраной, помчалась к клиническому госпиталю НКВД. Скорая с Антоном поехала к небольшому зданию в сосновом лесу, на дальней окраине аэродрома.

[1]

[1]Пума — бронетранспортер SD.KFZ. 234/2 Puma, состоявший на вооружении ВС Германии во время Второй Мировой войны.

— Пить хочешь? — это было первое, что услышал Антон, придя в сознание.

— Очень. — просипел он.

Носик никелированного поильника ткнулся в рот, и Антон с наслаждением присосался. Господи, как ему не хватало такой простой вещи, как чистая холодная вода!

— Спасибо, Юра! — Антон только сейчас разглядел человека, сидящего у кровати. — Ты какими судьбами здесь?

— Вот зашел тебя проведать, а ты тут же и очнулся.

— И долго я тут валяюсь?

— Долго. Третий день. Стрельникова и Смирнова с тобой возятся, но только провели детоксикацию, а у тебя почему-то всё ещё практически заблокирована центральная нервная система

— Насколько всё серьёзно?

— Более чем серьёзно. Тут вокруг тебя водят хороводы самые маститые академики, да всё зря, никакого внятного ответа от них нет. Ну да ладно, ты пришел в себя, теперь наладишь свою аппаратуру, да и излечишься.

— Это ты хорошо придумал, Юра. Дай-ка мне диагност.

— Держи.

Спустя полтора часа Антон поднялся с кровати. Оделся в гражданский костюм-тройку, что висел тут же на плечиках. Бельё и сорочка лежали на стуле, а лёгкие туфли под ним. Чувствовал он себя совсем неплохо, если не считать слабость и некоторую заторможенность. Впрочем, неприятные ощущения скоро пройдут, надо лишь хорошо покушать и размяться, чем Антон на пару с Юрием и занялись. В старом ангаре, переоборудованном в спортзал, их нашли Ирина и Лариса.

— Антон, ты почему не в постели? — подбегая вплотную, напустилась на него Ирина.

— Належался уже. До одури, до дрожи, до отвращения. — широко улыбаясь ответил Антон, приобнимая Ирину за плечики.

— Знаешь, как было страшно, когда ты лежал и никак не реагировал ни на что? — тихо спросила Ирина, прижимаясь к Антону.

— Но всё же обошлось? — понизил голос и Антон, крепче обнимая Ирину.

Юрий переглянулся с Ларисой, взял её за руку и вывел прочь. И дверь закрыл.

— Так и бросила своих пациентов, когда бросилась меня спасать? — шепнул Антон

— Угу. Так и бросила. На самом деле я подготовила себе хорошую смену. Ты же понимаешь, что двадцати твоих мешков для анабиоза бесконечно мало, правда?

— Конечно же, понимаю.

— Пришлось интенсифицировать их использование. У нас при госпитальном аэродроме десять скоростных санитарных самолётов, переделанных из бомбардировщиков. А для охраны — полк истребителей, в пилоты нам давали только асов. А ещё у нас специальная диспетчерская служба с агентами во всех медсанбатах.

— Откуда столько людей?

— Да всё просто: дежурный врач при сортировке раненых тут же даёт сведения радистам, а те передают их нам. Тут же вылетает самолёт с мешками и микрохирургами, а дальше дело техники — тех, кто полегче, везут в госпиталя армейского и фронтового уровня или в Москву, а самых тяжёлых — к нам. У нас самый лучший запас твоих агрегатов, а с тех пор, как мы сумели заставить микрохирургов размножаться, стало намного легче. У нас теперь десять операционных, вот.

— Тяжело приходится, Иришка?

— Ничего, я уже привыкла.

— Исхудала. Одни глаза остались.

— Тебе не нравится?

— Очень нравится.

Постояли, помолчали, разглядывая друг друга. Взгляд Антона наконец оторвался от лица Ирины, скользнул по фигуре.

— Ого! Откуда столько наград? И ты уже полковник? Первый раз вижу тебя в форме и с регалиями.

Действительно, китель Ирины украшали золотые нашивки с полковничьими шпалами и целый иконостас: два ордена Ленина, ордена Красной звезды, Трудового Красного знамени, а поверх всех наград — Золотые Звезды Героя Социалистического Труда и Героя Советского Союза.

— За эти три года мы вытащили с того света больше ста пятидесяти шести тысяч бойцов и командиров.

— Неужели?

— Однако это так. Наш госпиталь действует уже три года, в день вы принимаем не менее пятидесяти, но чаще больше ста пятидесяти пациентов, и мы их сразу, буквально через сутки после восстановления, отдаём на долечивание.

— Невероятно! То есть, вы проводите только реанимацию и заживление. Теперь я понимаю секрет вашей производительности. Иришка, как ты с этим справляешься?

— Как ты говоришь — в процессе жизни. Мы внедряем все новинки, что предлагает твой биологический центр, у нас налажено непрерывное обучение сотрудников всех уровней… Вот ведь глупость какая…

— Что случилось, Иришка?

— Да понимаешь, Антоша, я шла сюда объясниться в любви. Вот я тебе рассказываю о серьёзных вещах, а у самой мысль: как бы сказать то, зачем шла.

— Бедная девочка... — вздохнул Антон — Знаешь, Иришка, я ведь тоже к тебе неравнодушен и тоже хотел с тобой объясниться, да всё дела, дела... Да и слишком старый я для тебя. В этом мире у меня только ты, Лариса и Юра стали близкими людьми, а с остальными я как-то и не сошелся. В друзья лезут многие, да уж очень много среди них просто ловких людей. Ты же знаешь, я это вижу.