Но через каждые три года, по древнему обыкновению и по правилам соборным, приезжал и сам Новгородский епископ для обозрения этой епархии своей и для рассмотрения и решения важнейших церковных дел, причем по уставу должен был за счет псковского духовенства проживать по месяцу, и это называлось подъездом; но чаще заканчивал он все дела недели за три, две и менее, а за подъезд свой и за суды получал он особые пошлины и подарки. Архиепископ Евфимий, в 1449 году бывший во Пскове, на третий день своего приезда в Троицком кафедральном соборе совершал особенную со всем духовенством церемонию чтением церковного синодика, при котором проклинал всех, желающих зла Новгородскому Софийскому и Троицкому Псковскому соборам и городам Новгороду и Пскову, а погребенным в обоих соборах благоверным князьям и всем, пролившим кровь свою за дома Божии и за православное христианство, пел вечную память, живым же новгородцам и псковичам духовным и мирским – многая лета. С тех пор этот обряд неукоснительно совершал и сам он, и многие другие архиепископы новгородские во время приездов своих во Псков.
После наместников и старост отличную степень чести в псковской иерархии занимало духовенство соборов, или так называемых соборных церквей, отличавшихся от прочих достаточнейшим клиром для ежедневного служения. В эти соборы на храмовые праздники для совокупного богомоления, или выхода с иконами и крестами, собиралось все или частями духовенство. Сначала один только такой собор был во Пскове – Троицкий кафедральный, но впоследствии и другие знатнейшие церкви отличены были этим преимуществом, как то: в 1357 году – Софийская, в 1417 году – Николаевская над греблей, около 1439 года – Михаилоархангельская, в 1439 – Спасская на торгу, в 1462 году – Похвалы Богородицы, так что к 1469 году было уже во Пскове шесть соборов, а к 1555 году – уже семь и еще два меньших в церквах Покровской и Димитриевской в До-мантовой стене. Позже еще прибавлены Успенский на Пороме в Завеличье, а Георгиевский и Петропавловский в городе. Духовенству этих соборов в отличие определялись общественная руга, или оклад хлебный и денежный, сверх земельных владений, а также и для ежедневного служения церковные расходы. Из священников этих соборов избирались старосты поповские, а для общих совещаний все сходились к кафедральному Троицкому собору, близ которого в Домантовой стене построена была для них в 1481 году и особая горница.
Пока Псков был в согласии с Новгородом, или, лучше сказать, почти в полной от него зависимости по правлению своему, то и псковская церковь пользовалась всеми теми преимуществами и свободой, какими пользовалась новгородская, но, когда с XIII века псковичи начали принимать к себе на княжение не из новгородских князей, а из посторонних, и с новгородцами завелись раздоры, то духовенство псковское и миряне по духовным делам часто чувствовали от новгородских архиепископов и их наместников принуждение и отягощение. От этого нередко между ними происходили распри. В начале XIV века, и особенно в 1307 году, с архиепископом Феоктистом они имели открытый уже спор о правах его. В 1329 году архиепископу Моисею, приехавшему во Псков увещевать их, дабы они пребывавшего у них великого князя Тверского Александра Михайловича выдали татарам, они решительно отказали в повиновении. Но за это бывший тогда в Новгороде Всероссийский митрополит Феогност объявил им и великому князю проклятие, которое снято было с них по просьбе тогда уже, когда великий князь выехал от них через Лифляндию в Литву. Такие духовные строгости, особенно со стороны новгородских архиепископов, заставляли их помышлять об отделении себя от новгородской иерархии. Поэтому, когда митрополит Феогност в 1331 году находился во Владимире на Волыни для обозрения епархии, они отправили к нему посольство просить себе особого во Пскове епископа и посвятить в сан сей отпущенного с послами некоего монаха Арсения, о чем ходатайствовали тогда и литовские князья, и великий князь Тверской Александр Михайлович, туда же прибывший. Но просьба эта митрополитом не была уважена, и Псков по-прежнему оставлен был в зависимости от Новгородского архиепископа, в сан которого на Волыни тогда же посвящен был избранный новгородцами Василий. Гедимин, великий князь литовский, родственник Александра Михайловича, вместе с ним ходатайствовавший о посвящении во Пскове особого епископа, оскорблен был отказом митрополита, приказал было на обратном пути перехватить новопосвященного Новгородского архиепископа, но он, узнав об этом, окольными дорогами доехал до Новгорода. После того, как этот архиепископ прибыл во Псков по обыкновению на так называемый подъезд свой в 1333 году, то псковичи приняли его на этот раз с честью больше из угождения своему князю Александру Михайловичу, примирившемуся тогда с новгородцами, но в другое его прибытие, в 1337 году, они отказали ему и в судных пошлинах, а он, проклянув их, возвратился в Новгород. Поэтому-то в 1348 году, когда новгородцы, притесняемые на границах своих шведами, приглашали на помощь себе псковичей, то они употребили этот случай, чтобы договором от них истребовать ограничение влияния их на Псков, и, между прочим, постановили, чтобы архиепископским наместникам во Пскове быть не из новгородцев, но из псковичей, и этих наместников не вызывать в Новгород ни через дворян, ни через подвойских, ни через софийских духовных, ни через наместников, ни через биричей, или повещателей. Но постановление это не всегда было соблюдаемо. А от неудовольствий произошел около середины XIV века во Пскове даже некоторый род раскола, заведенного одним дьяконом Никитой и другим расстригой из дьяконов же Карпом, который прозывался или, как пишет преподобный Иосиф Волоколамский, был художеством стригольник. Они внушали народу, что сборами и пошлинами с духовенства священство получается на мзде и продаются таинства, а потому якобы и церковь уже стала не истинная христианская. Тщетно архиепископы новгородские извинялись в том, что эти сборы существуют и в Восточной церкви и что сами они великие пошлины и подъезды платят митрополитам. Поскольку же в это время было замешательство в Российской митрополии от поставленных в Константинополе вдруг двух митрополитов российских, то Моисей, архиепископ Новгородский, между этими возмущениями отнесся прямо к патриарху Константинопольскому Филофею и к императору Иоанну Кантакузину с жалобой и просьбой, чтобы они облегчили великие пошлины, требуемые митрополитами при их посещениях Новгорода, и защитили бы от принуждений и насилий, делаемых посылаемыми от них. На это император и патриарх в 1355 году прислали ему грамоту с золотыми печатями, в которой, между прочим, определено было, сколько брать с постановления в чины, сколько давать пошлин церковных и какие другие иметь церковные расходы. Но и этим патриаршим и императорским постановлением церковные мятежники во Пскове не успокоились. Поэтому на донос об этом Алексия, Новгородского архиепископа, в 1382 или, по другим летописям – вернее, в 1374 году тот же патриарх Филофей, подтверждая прежде назначенные им церковные пошлины, прислал псковичам через Суздальского епископа Дионисия, бывшего тогда в Константинополе, особую увещательную грамоту о неотпадении от Церкви и священства, изъясняя им, что иное значат святокупство и мзда за поставление, а иное – протори и издержки, нужные при нем. Но расколоучителя не внимали. Надлежало приступить к строжайшим средствам, и для того вышеупомянутые главные из них Никита и Карп и третий их сообщник схвачены были, свезены в Новгород и в 1375 году после их казни сброшены там с моста в реку Волхов. Однако лжеучение их осталось в народе и продолжало возмущать Церковь. В 1382 году Константинопольский патриарх Нил с тем же, уже архиепископом, Дионисием по донесению и просьбе Новгородского архиепископа Алексия прислал к нему опять уставную грамоту о проторях на поставлении, предостерегая его этим от еретиков стригольников и назначая именно, что брать с посвящения в Новгороде и Пскове, а другую – к новгородцам и псковичам, увещевая их оставить ересь стригольничью. Смятение Церкви несколько было успокоено, может быть, положением умереннейших пошлин, но, кажется, ненадолго. Ибо около 1388 года патриарх Антоний прислал увещательную третью грамоту к новгородцам и псковичам с объявлением уже проклятия стригольникам, не признающим ни Церкви, ни священства, ни таинств. Но ожесточенный разврат слишком уже укоренился и тайно разлился от Новгорода и Пскова в другие страны. Между тем и новгородцы, чувствуя на себе тягость митрополичьих даней, еще в 1385 году, во время другого замешательства Московской митрополии, определили на вече, чтобы в Москву к митрополиту на суд не ходить и ни в чем к нему не относиться, а судить их по духовным делам Новгородскому архиепископу по «Номоканону», или «Кормчей книге», и это определение утвердили присягой. Для беспристрастного же суда положили, чтобы обе судящиеся стороны при производстве суда избирали двух бояр и двух граждан из житых людей в посредники. Подражая этому, и псковичи ввели у себя мирских судей в участие с духовными. Московский митрополит Пимен, слабый преемник удалившегося тогда в Киев митрополита Киприана, не мог превозмочь этого постановления. Но в 1390 году возвратившийся в Москву Киприан послал об этом донесение и жалобу к Константинопольскому патриарху Антонию, который соборной своей в 1391 году присланной в Новгород грамотой уничтожил их учреждение. Однако же его не послушались новгородцы и самому Киприану, тогда же приехавшему в Новгород, отказали в суде и пошлинах. В следующем, 1392 году грамотой из Москвы от 29 августа Киприан увещевал и псковичей не вмешиваться в церковные суды и не отнимать своей властью духовные имения. Но, кажется, и это увещание осталось тщетным. Ибо когда в 1393 году по сильному требованию и настоянию великого князя Василия Дмитриевича новгородцы уже покорились митрополиту, то псковичи продолжали еще гражданским судом судить, извергать и казнить духовных людей и приговорами своими отнимать церковные имения, как видно из другой увещательной и запретительной грамоты Киприана, написанной к ним из Новгорода, от 12 мая 1395 года. Может быть, сами духовные, особенно худо замеченные своим начальством, искали больше покровительства в боярах. По крайней мере, на это намекает Киприан в послании своем псковичам в 1392 году, писавший: «Аще который игумен, или поп, или чернец имет отыматися мирскими властелинами от святителя, таковаго божественныя правила извергают и отлучают. А кто по них имет вступаться, того не благословляют». Наипаче вдовые попы, кажется, искали себе сей защиты. Поэтому Киприанов преемник, митрополит Фотий, при самом вступлении своем, в 1409 году, в управление церкви запретил во всей России служить вдовым попам, если они не примут монашеский чин. После, однако же, по недостатку священства при случае моровой язвы разрешил было им священнослужение, но, с другой стороны, видя Церковь, обуреваемую ересью псковских стригольников, порочивших священство, грамотой от 23 сентября 1417 года, из Москвы псковичам присланной, запретил опять вдовым их попам священнодействовать и увещевал всех не верить стригольничьим толкам, возмущающим народ на священство и Церковь, а из другого его послания к народу, правительству и духовенству псковскому видно, что там некоторые уже склонились даже к Западной церкви и отступили от правил восточных. Ибо он жалуется в нем, что псковские иереи в крещении употребляют миро латинское, а не святое, и перед судьями гражданскими дают присягу в полном священническом облачении и прочее. В третьей грамоте от 12 августа 1419 года он отвечает уже на вопросы замешавшихся в церковных своих обрядах псковичей и показывает Троицким соборянам и всему священству правила, как заготовить агнцы великопостные, или запасные, как справлять домашнюю службу священникам и мирянам, как петь троекратное «аллилуйя», как священникам приходить на исповедь к другим священникам, как обходиться с неисповедующимися мирянами, как возносить в домах панагию или Богородичный хлеб, как почитать кресты с надписью или без надписи и прочее, также как и кому позволяется кадить в домах, как и когда праздновать память трех святителей и прочее. После таких возмущений, недоразумений и отступлений в самих обрядах православной церкви трудно уже было новгородским архиепископам содержать духовенство и народ псковский в беспрекословном повиновении, так как и новгородцы в это время часто уже прекословили митрополитам, и особенно в их пошлинах, за что Иоанн архиепископ с 1401 года содержан был даже под стражей в Москве три года с половиной. Такие от митрополита притеснения могли служить оправданием новгородским архиепископам во взысканиях их и на псковичах, которые, однако же, упорно подражали самим им в неплатеже духовных пошлин и захватывали себе церковные земли, воды и прочее. Поэтому в 1418 году Симеон, архиепископ Новгородский, прибыв во Псков и увидев упадок церковных доходов, вынужден был даже всенародно говорить и раздать письменное увещание, чтобы миряне воздавали честь и повиновение святителям и духовенству и не отнимали у них доходов с земель, вод, судов, печатей и всех церковных пошлин. А преемник его архиепископ Евфимий II вскоре после посвящения своего не в череду и прежде урочного срока прибыв во Псков, в 1435 году, отважился не только лишить псковичей уступленного им новгородцами еще в 1348 году права иметь архиепископских наместников из природных псковичей, но даже возложить на них новые лишние сборы, и, когда псковичи представили ему, что он, вопреки договору их с новгородцами, несправедливо хочет иметь во Пскове наместника и печатника своего из новгородцев, а не из псковичей, и увеличивать сборы, то он, проведши у них целую неделю в спорах и разгневавшись, выехал от них; однако же Псковский князь Владимир, посадники и бояре, поразмыслив, уступили ему и, догнав его в Невадичах, упросили возвратиться. На сей раз он отменил пока новые сборы до разрешения митрополита, но определенный им новый наместник начал при нем же судить духовные дела совсем не по-прежнему: с большей строгостью собирал пошлину за грамоты и рядные и прежде данные даже отменял, а дьяконов, обыкновенно бывших церковными писцами и стряпчими, томил под стражей. Псковичи опять начали прекословить ему, а он, причинив священникам и игуменам многие убытки, 30 января с гневом уехал от них. После таких слишком тягостных притеснений, когда в 1438 году отправившийся из Москвы в Италию на Флорентийский собор митрополит Исидор через Новгород прибыл 6 декабря во Псков и здесь пребывал семь недель, то псковичи, встретив его на границе, а духовенство – за городом с крестами, и все время пребывания его угощая и чествуя дарами, представили ему чувствительнейшую на Новгородского архиепископа жалобу, которую он, уважив, исключил их из-под ведения его и дал им своего наместника архимандрита Геласия, препоручив ему весь духовный суд и все с земель и вод, с дел и печати архиепископские доходы и оброки. На обратном пути из Флоренции, прибыв в Литву в 1440 году, осенью, он опять прислал псковичам свое благословение и грамоты, а прежнего наместника своего Геласия отозвав, дал им другого архимандрита, Григория. Но поскольку митрополит этот за измену на Флорентинском соборе православной вере был лишен Всероссийской митрополии и бежал опять в Италию, то и Псков недолго пользовался независимостью своей и опять подчинен был новгородским архиепископам, которые с тех пор продолжали здесь содержать своих наместников и сами по обыкновению часто имели свои подъезды. Псковичи по-прежнему принимали их с честью. 27 декабря 1450 года архиепископ Евфимий встречен был князем и посадниками у монастыря Пантелеимона, а духовенством – с крестами за городом; принят, угощен и одарен щедро и провожден обратно до самой границы. В 1453 году, 3 января, он опять прибыл во Псков и взял у псковичей Ремедские рыбные ловли на Чудском озере, близ пригорода Кобылинска, а по их просьбе уставил у них четвертый собор в Спасской церкви на торгу. В 1457 году он опять был у них. Но все таковые подъезды дорого им стоили. А между тем обиды от новгородцев и по другим делам крайне их огорчали. Быв от них совершенно уже отделены правлением гражданским, они всячески старались отделиться от них и духовным подчинением. Поэтому в 1464 году двукратным посольством просили они великого князя Московского Ивана Васильевича дать им особого епископа из псковичей природных. Великий князь сначала ответствовал им, что дело это требует размышления, совета с митрополитом и собора всех епископов, а потом объявил, что он после скажет им свое мнение через послов. Получив такой неудовлетворительный ответ, псковичи немедленно сами отобрали земли и рыбную ловлю, принадлежащие Новгородскому архиепископу, и два года владели ими, а от подъездов ему отказали. Но новгородцы, согласившись с лифляндцами, объявили им за это войну, которая, однако же, отвращена была покорностью и просьбой псковичей и возвращением земель и ловли архиепископу по-прежнему, а также и позволением приезжать ему во Псков и получать пошлины. По этому обещанию 6 октября 1466 года прибыл к ним Новгородский архиепископ Иона, встречен был с честью, жил до 24 числа во Пскове и провожден до самой границы. Несмотря на это, своевольство и притеснения от наместников его вскоре вывели их опять из терпения. В сентябре 1469 года все монашествующие и всех пяти тогдашних соборов псковских священники с прочим духовенством, собравшись на вече, князю Федору Юрьевичу, посадникам степенным и прочим и всему псковскому народу объявили, что они намерены выписать из правил святых апостолов и святых отцов нужное к управлению и к суду между собой и, выбрав старост, поручить им правление церкви, потому что архиепископа во Пскове нет и наблюдать порядок и согласие между ними некому, а в церковные дела иногда вмешиваются и мирские власти. Для этого просили они, чтобы князь и посадники утвердили их постановление, а в случае нужды помогали им в его исполнении и от всяких злоупотреблений охраняли. Им позволено было это, и они, сочинив из «Номоканона», или «Кормчей книги», уставную духовную грамоту, положили ее в общий ларь, или ковчег, в котором хранились все псковские грамоты и приговоры, а правителями над собой избрали на вече перед всем народом двух священников – Михаилоархангельского Андрея Козу и с Завеличья Успенского Харитона. Но вскоре первый из них, попав под подозрение, бежал в Новгород и донес обо всем этом архиепископу Ионе, который 22 января сам прибыл во Псков и через неделю при священнослужении в соборе совершал по обыкновению чтение синодика с многолетием всем добрым и с проклятием злым. Потом, призвав степенных посадников – Тимофея Васильевича и Стефана Афанасьевича и всех священников, спрашивал их: для чего без ведома его сделали они новое в управлении постановление, тогда как сам он у них всякий суд отправлять может? И требовал, чтобы эта уставная грамота была изодрана и уничтожена. Псковичи ответствовали ему, что эта грамота ничего более в себе не содержит, кроме установлений апостольских и святых отцов, по которым и сами архиепископы суд производят, и что, поскольку самому ему всегда во Пскове быть, видеть между священством злоупотребления и разврат и скоро пресекать их нельзя, то не выдали ему грамоты сей и просили не уничтожать ее, а велеть по ней производить суд вместе с соборными священниками наместнику его, пребывающему во Пскове. Архиепископ, хотя сам признался, что и он замечает между псковским духовенством великие беспорядки, но какими средствами пресечь их, о том отнесется к митрополиту Московскому Филиппу. Затем, пробыв во Пскове две недели и получив подъездные свои пошлины со священства, 5 февраля выехал и провожден был псковичами до самой границы. Через десять месяцев потом из Москвы от великого князя боярин Сильван, а от митрополита Филиппа Глеб прибыли во Псков с грамотой митрополита, повелевающей по просьбе Новгородского архиепископа Ионы предоставить ему по-прежнему весь суд церковный и управление псковской церковью, а выписанную грамоту уставную отменить и уничтожить. Псковичи не осмелились прекословить, хотя и два месяца еще с исполнением медлили. Наконец, 5 января 1470 года они, вынув грамоту из ларя, изодрали и уничтожили свое постановление, а 7 числа отправили в Новгород посадника своего Якова Ивановича Кротова с боярами к архиепископу просить о распоряжениях церковными делами. Между тем, пока они еще там оставались, архиепископ прислал во Псков с нарочным повеление, чтобы ехали к нему в Новгород вдовые священники и дьяконы для получения так называемых епитрахильных грамот (ибо вдовцам священнослужение с начала XIV столетия Всероссийским митрополитом Петром, а со времени появления стригольничьей ереси Фотием запрещалось), и начал выдавать им такие грамоты запечатанными, без дальнейшего рассмотрения, получая с них пошлины по рублю и по полтора. Вскоре затем началась у новгородцев с великим князем Московским война, при которой и псковичи, ходившие с войском своим ему на помощь, разорили много новгородских селений, надеясь, может быть, во всем уже от них отделиться. Но, по заключении мира, остались по-прежнему в ведомстве Новгородского архиепископа. В 1485 году архиепископ Геннадий прислал своего боярина Бессона и игумена Евфимия, бывшего прежде ларником во Пскове, описать все церкви, монастыри и попов. Псковичи, однако же, этого не допустили. В следующем году, 19 января, сам он прибыл во Псков со многими боярами и жил три недели, а находясь на вече, благословил и много поучал народ. Потом дал им свою грамоту и, получив свои подъездные пошлины, отъехал. Впрочем, псковичи в это время уже и сами мало уважали права своего духовенства и наряду с другими подвергали их всем общественным повинностям, а на вече часто даже ругались над священниками. В 1496 году при открытии войны со шведами, занимавшими тогда Эстляндию, они потребовали и с церковных крестьян в войско набора рекрут, а когда некоторые священники доказывали им, что по церковным правилам никогда этого не бывало, то они, раздевая их, привлекали в одних рубахах на вече, ставили их на сенях, бесчестили и хотели даже бить кнутом. В последовавшие времена иногда со священников также брали телеги и лошадей под войска, а в 1617 году при перестройке упавшей стены в Кроме священников заставили подвозить весь камень без платы.
