Вскоре, по заключении еще первого перемирия, Псковский князь Иван Иванович Горбатый, обруганный в походе псковичами, не захотел сам у них княжить и в том же, 1503 году был вызван в Москву, а на место его прислан в Псков наместником князь Дмитрий Владимирович Ростовский. Но и он четыре года только здесь княжил, и преемником ему был прислан князь

Петр Васильевич Шуйский, через два года также выведенный. Все они определяемы были без воли и выбора псковичей, а потому не могли приятны быть ни чиновникам, ни народу, и выезжали с неудовольствием от сих республиканцев, всегда защищавших свою независимость и споривших за древние свои права и преимущества.

Впрочем, после совершенного усмирения и покорения в 1478 году «старших их братьев новгородцев» нельзя даже не удивляться чрезвычайному и долговременному снисхождению к ним великих князей московских. Ибо тогда как первые лишены были всех своих вольных прав и преимуществ: не имели уже ни особых князей, ни вече, ни посадников, ни других гражданских и военных своих чиновников, ни своего народного суда и наравне со всеми русскими княжествами, совокупленными под единодержавие, беспрекословно повиновались великому князю и его наместникам, псковичи в продолжение 32 лет гордились еще своими собственными князьями, по большей части по их же выбору, хотя и под именем наместников, от великих князей присылаемыми к ним и присягавшими им на вече, у них одних уцелевшем; требовали у великого князя и получали смену их; имели своих посадников и прочих по древнему обыкновению республиканских чиновников; удерживали насильно, хотя и не всегда вполне, древние свои права и преимущества; часто спорили за оные с самими великими князьями и выступали из границ повиновения и покорности им своими мятежами, несмотря на то что без покровительства и защиты их в последние сии времена они легко порабощены были бы усилившимися соседями своими – лифляндцами и литовцами. Псковский летописец приписывает терпеливость великих князей сперва силе самого города Пскова и потом опасению, чтобы он не отдался под державу литовскому великому князю – соседу своему, домогавшемуся уже сего.

Наконец, приблизился предел и их вольности. Выше уже было сказано, что великий князь Иван Васильевич еще в 1501 году сыну своему Василию дал титул великого князя Псковского, а в духовном завещании своем от 1504 года написал: даю ему (Василию) «город Псков и с городы и с волостьми и с селы и всю землю Псковскую». По кончине его, последовавшей в 1505 году, 27 октября, пять лет сей сын и наследник его ничего не предпринимал в отношении Пскова, оставляя оный только при наместниках своих. Но в октябре 1510 года, когда с братом своим князем Андреем, с зятем Петром, царевичем и с боярами прибыл он в Новгород, то псковичи сами подали ему повод к порабощению себя. Они, будучи недовольны присланным к ним в прошлом году князем, наместником Иваном Михайловичем Репней-Оболенским, отправили в Новгород 70 послов с двумя посадниками – Юрием и Михаилом и с боярами из всех концов города, во-первых, поднести в дар великому князю полтораста рублей новгородских, а притом просить, чтобы он жаловал вотчину свою, мужей псковичей, добровольных людей, изобиженных от наместника его князя Репни и от его пригородских наместников. Великий князь, приняв подарок, отвечал посадникам: «Яз вас свою отчину хочу жаловати и боронити, якож отец наш и деды наши великие князи; а что ми повествуете о наместнике моем и о своем князе о Иване Репне, аж на него станут многие жалобы, и яз его обвиню перед вами». С сим ответом отпустил он их во Псков. Но князь Иван Репня той же осенью сам поехал к государю в Новгород жаловаться на псковичей, что они и его, великого князя, бесчестят, и с ним обходятся не так, как с прежними великокняжескими наместниками; сами производят дела не так, как бывало; в суды его, в пошлины, в оброки и во всякие доходы вступаются; позорят и насилуют его людей и прочее. Великий князь по выслушании таковых жалоб отпустил и его, прислав с ним только повеление посадникам, и боярам, и всем псковичам, чтобы они не выступали впредь из почтения к нему и к наместнику его и в его доходы и суды не мешались. Однако ж псковские дети боярские и посадничьи, не уважая сего снисхождения, побежали вторично в Новгород взаимно жаловаться на наместника Репню. Тогда государь прислал уже во Псков окольничьего своего князя Петра Васильевича Великого и дьяка Третьяка Далматова, повелев им сперва порознь выслушать жалобы от наместника и псковичей, а потом дать им очную ставку, но псковичи на очную ставку не пошли. Посему князь Петр возвратился в Новгород без успеха. С ним поехали посадники опять просить государя, по крайней мере, о смене наместника, говоря, что «с ним прожить им не мочно». Государь, заметив сие упрямство и желая сам уже разобрать их раздоры, вызвал наместника в Новгород и повелел явиться туда и жалобщикам, а посадники со псковичами, вздумав скопом целой области превозмочь наместника перед великим князем, разослали по пригородам и волостям повестки, чтобы всякий недовольный им ехал в Новгород жаловаться на него. Сей неблагоразумный клич возмутил только всю область. Вызвались жалобщики не на одного уже наместника, но из самих посадников друг на друга, а народ на них и на новгородских помещиков, от Порховской стороны их стеснявших. Двое посадников, Леонтий и Юрий, на той же неделе поехали тягаться между собой перед великим князем; а оттуда Юрий писал во Псков грамоту, чтобы и прочие посадники ехали в Новгород на очную ставку с наместником, и буде не поедут, то вся земля будет виновата. В ту пору, как говорит псковский летописец, псковичам сердце было уныло. На четвертый день по получении сей грамоты поехали девять посадников, бояре, старосты всех рядов купецких и житейские люди в Новгород. Великий князь отсрочивал разбирательство и отвечал только: «Копитеся вы жалобные люди на Крещенье Господне, и яз вам всем управу подаю; а ныне вам управы никаковы нет». Из уездов псковские жалобщики все съехались сперва во Псков, а к назначенному сроку с ними отправились и еще другие посадники, купецкие старосты и прочие, кто хотел, в Новгород. В праздник Крещения Господня государь приказал посадникам, боярам и купецким старостам идти на водоосвящение к реке Волхову, и сам туда пошел с боярами своими. Тогда, за небытностью в Новгороде архиепископа, водоосвящение совершал, по сказанию Псковской летописи, Смоленский епископ Вассиан Кривой, а по сказанию «Русского временника» – Митрофан, епископ Коломенский. По совершении священного обряда все возвратились к Софийскому собору, а великий князь повелел своим боярам объявить псковичам, чтобы они шли в государев двор, где государь хочет всем управу дать, а кто не пойдет, тот страшился бы казни. Все они с реки собрались в архиепископский дом, где государь занимал себе квартиру. Посадники, бояре и купцы введены были в палату, а прочие оставались на дворе. «Русский временник» говорит, что государь сам велел наместнику князю Ивану Репне с посадниками встать перед ним и, выслушав их, сказал, «что его наместнику от псковских посадников непослушание было великое, что в суды и в пошлины у него и у людей его вступалися, и держали его не по тому, как прежних наместников; также и своей братье псковичам многие обиды и насильства были великие; над всем же сим и его государское имя презираху и нечестно своим презорством и непослушанием держаху. И за то на всех посадников опалу свою положил», а Псковский летописец, не упоминая о сем суде, говорит только, что бояре, вышедши, объявили псковичам: «Поиманы есте Богом и государем великим князем Василием Ивановичем всея Руси» и потом засадили старших в том же архиепископском доме, а младших роздали по улицам под стражу новгородцам впредь до управы. Весть о сем скоро достигла Пскова. Один купчина, Филипп Попович, ехавший в Новгород, остановившись на реке Веряже и услышав о том, бросил свой товар и, прибежавши во Псков, объявил согражданам, что великий князь всех жалобщиков пересажал. Тогда, как описывает выразительно Псковский летописец, «нападе на псковичь страх и трепет и туча, и пресхоша гортани их от скорби и печали, и уста их пресмякли; якоже многажды приходиша немцы на них, и таковы им скорби и печали не бывало тогда, якож ныне. И собрашася на вечи, начата думати, ставити ли шит против Государя и запиратися ли во граде? и вспомянуша крестное целование, что не мощно на государя руки подняти, ни воздвигнути против великого князя; а посадники и бояре и вси люди лучшие у него. И послаша гонца Евставия Сошского, бити челом со слезами от мала и до велика, чтобы государь наш великий князь Василий Иванович жаловал свою отчину старинную. А мы сироты твои и прежде сего и ныне не отступны были от тебе государя, и непротивны были тебе государю. Бог волен, да и ты с своею отчиною и с сими людишками твоими. И прислал великий князь дьяка Третьяка Далматова с жалованным со льстивым словом. И псковичи обрадовались от государя жалованья и старины, еже Третьяк им на вечи сказал первую и новую пошлину, поклон от великого князя, что де отчина моя псковичи только хотите в старине прожити, и выб есте две воли мои изволили, чтоб у вас вечья не было, да и колокол бы вечной сняли. А здесь быти двем наместником, а по пригородам по наместнику же быти; и вы еще в старине проживете. А только тех двух воль не сотворите государю и не изволите, ино как Бог по сердцу положит; ино у него много силы готовой, и то кровопролитие на тех будет, кто государевы воли не сотворит. Да государь наш хочет побывати на поклон к Троице во Псков. Да отговорив то Третьяк, да сел на степени. И псковичи удариша челом в землю, и не могли против его ответа дати от слез и туги сердечные, и никогож несть, иже бы тогда не плакал; только тыя не испустили слез, иже младенцы ссущии млеко, и токмо ему отвещали: посол государев! даст Бог заутра, и мы себе подумаем, да тобе о всем скажем. И бе тогда во Пскове плач и рыдание и стонание во всех домех, друг друга обнимающе. Наутриеж осветающу дни недельному позвониша на вечье и собрашася посадники и все псковичи. И приеха дьяк государев и начаша ему тако говорити: тако у нас написано в летописцех, с прадеды и деды и со отцем его государем крестное целование с великими князьями положено, что нам псковичем от государя своего великого князя, кой ни будет на Московском государстве, и нам от него не ответит ни в литву, ни в немцы; а нам жити по старине в добровольи. А мы псковичи отъидем от великого князя в литву, или в немцы, или о собе станем жити без государя, ино на нас гнев Божий, глад и огнь и потоп и нашествие поганых[32]. А государь наш не учнет тое крестное целование на себе держати, ино на него тот же обет, коли нас не учнет в старине держати. А нынеча Бог волен, да государь в своей отчине и дедине во граде Пскове и в нас и в колоколе нашем. А мы прежнего своего целованья не хотим изменити и на государя своего руки подняти, и в городе запиратися не хотим. А государь наш хочет живоначальной Троице помолитися, а в своей отчине побывати во Пскове; и мы его государя своего рады всем сердцем, что нас не погубил до конца. И генваря 13 спустиша колокол вечной у святыя Троицы, и начаша псковичи на колокол смотря плакати по всей старине и по всей воли; и повезоша его на Снетогорский двор к Ивану Богослову». «Русский временник» говорит, что сие требование великого князя объявлено было еще в Новгороде задержанным посадникам и боярам, которые все там же просили помилования у него и предавали весь Псков на его волю, а сами тогда же ему присягнули и с дьяком Третьяком писали ко псковичам увещательную грамоту, чтобы они во всем исполнили государеву волю. Третьяк с доносом об исполнении возвратился в Новгород того же 13 января, и с ним приехали с покорностью от Пскова посадник Козьма Сысоевич и бояре. После того вскоре, и именно за неделю до прибытия государя самого во Псков, присланы с войсками бояре князь Александр Владимирович Ростовский, конюший Иван Андреевич Челядин, окольничие князь Петр Васильевич Великий, Иван Иванович Хабар, Иван Андреевич Жулебин и дьяки Третьяк Далматов, Елизар Цыплятев, Сумарок Путятин, Андрей Харламов да при дьяке Далматове подьячий Меньших Путятин. Они привели всех псковичей к крестному целованию, а посадникам объявили, что великий князь прибудет в пятницу. Вслед за ними присланы были для занятия великому князю и свите его в Среднем городе дворов окольничие Михайло Константинович Беззубов, Андрей Васильевич Сабуров и в должности окольничьих Петр Яковлевич Захарьин да Михайло Юрьевич Захарьин и с ними дьяки Иван Телешов да Елизар Суков. Они велели всем псковичам выйти из Среднего города в крайний Большой, а самому великому князю очистить двор наместнический над Великорецким мостом. 20 января поднялся из Новгорода государь с братом своим князем Андреем Ивановичем Старицким, с зятем Петром, царевичем, с казанским царем Абдылетивом[33], с коим шли и татары, с боярами, воеводой князем Данилой Васильевичем Щеней, воеводой Григорием Федоровичем Давыдовым, князем Михайлом Львовичем Глинским и со многими другими. Первый стан их был от Новгорода в Голинах. Наперед их, 24 января, рано поутру прибыли во Псков Коломенский епископ Митрофан (по Псковской летописи он опять назван Вассианом Смоленским) и Симоновский архимандрит Варлаам. Псковские посадники, бояре, дети посадничьи и боярские, купцы и многие псковичи собрались было ехать встречать государя на Дубровне, а черное и белое духовенство – у Спасова образа в поле, но епископ объявил, что государь далеко встречать себя не велел. Итак, граждане выехали только за две или три версты от города, и того же 24 числа около обедни, встретив там государя, «пали все челом в землю». Государь спросил у них о здоровье, а они ответствовали только: «Ты б государь наш здрав был». Потом государь въехал в город. Епископ и архимандрит с монашеством и священством встретили его на торгу. Он слез с коня у княжьей церкви Спасской на площади и по принятии благословения от епископа пошел пешим в Троицкий собор, где пели по литургии молебен и многолетие государю. По сем епископ, благословляя его, рек: «Бог тя благословляет, Псков вземши без брани». При сих словах псковичи, бывшие там, горько заплакали и воскликнули: «Бог волен и государь! Отчина его и преж была, и старина отца его и деда, и мы вси его; дай Господи, он бы здрав был!». Государь по выходе из церкви в тот день обедал дома и с ним епископ, архимандрит, бояре и воеводы, а 26 января, в воскресенье, указал собраться к себе псковским посадникам, посадничьим детям, боярам, купцам и житейским людям и сказал им: «Яз хощу вас жаловати своим жалованьем». Все от млада до велика сошлись на государев двор. Государь повелел посадников и бояр, старост и купцов и лучших житейских людей отобрать в большую избу, а средним и прочим мелким псковичам не сходить со двора; сам сидел с боярами в передней избе. Потом, выйдя, окольничий князь Петр Васильевич Великий Шуйский начал перекликать по переписи посадников, бояр, купцов и всех лучших людей в большой избе; за ним вышли к ним бояре князь Александр Владимирович Ростовский, Григорий Федорович Давыдов, конюший Иван Андреевич Челядин, казначей Дмитрий Владимиров, дьяки Третьяк Далматов, Мисюр Мунехин, Иван Телешов и Лука Семенов и объявили псковичам: «Государь наш Василий, Божией милостию царь и государь всея Руси и великий князь, велел нам говорить, что ныне вас жалует, в животы ваши не вступаюсь, и впредь вас хочу жаловати. А здесь вам в нашей отчине во Псковской быти не пригоже того для, что наперед сего многие жалобы на вас в ваших неправдах и в обидах были; а жалую вас ныне своим жалованьем в Московской земле; а вам ехати ныне к Москве и с женами и с детьми; а средним и мелким людям псковичем всем, которые стояли на дворе, велел князь великий молвити: до вас государю дела нет, и вам разводу не будет изо Пскова, а до которых государю дело есть, и он тех к себе емлет, а вас государь пожалует грамматою жалованною, как вам впредь жити». После сего все лучшие люди псковские были расписаны и розданы за приставов по подворьям детям боярским, коим поручено проводить их и до Москвы, а оттуда развезти по низовым городам на Волгу и прочим. Всех их в следующую же ночь с женами, и детьми, и с легким имением, что взять могли, оставив прочее все, повел к Новгороду князь Михайло Данилович Щенятьев и с ним многие дети боярские. В то же время увели они и жен с семействами тех псковичей, кои задержаны были в Новгороде, – всего 300 семейств. Вслед за ними повезли из Пскова и вечевой колокол. Плач и рыдания были всеобщие. Многие мужья и жены, не желая идти в плен из своего града, ушли от поисков и постриглись в монастырях. При описании сего происшествия Псковский летописец жалобно восклицает: «Тогда отьяся слава псковская, и бысть пленен не иноверными, но своими единоверными людьми. И кто сего не восплачет и не возрыдает о славнейшем граде Пскове! великий во градех! почто сетуети и плачети? и отвеща прекрасный град Псков: како ми не сетовати? или како ми не плакати и не скорбети своего опустения? Прилете бо на мя многокрыльный орел, исполнь крыл и львовых ногтей; и взят от мене три кедра ливанова, и красоту мою и богатство и чада моя восхити, Богу попустившу за грехи наша; и землю пусту сотвориша, и град наш разориша, и люди моя плениша, и торжища моя раскопаша, а иные торжища коневым калом заметаша, и отец и братию нашу разведоша, где не бывали отцы и деды и прадеды наша, и тамо отцы и братию нашу и други наша заведоша и матери и сестры наша в поругание даша». После сего тот же летописец, присовокупляя поучение псковичам, между прочим в упрек и им, говорит: «Бог ждет нашего покаяния и обращения; и мы не покаяхомся, но еще на больший грех превращихомся, на злые поклепы и лихия дела, и вечь кричание: а не ведуще глава, что язык говорит, и не умеюще своего дому строити, а градом содержати хощем; сего ради самоволия и непокорения друг другу бысть сия вся злая на ны».