По выводе посадников, бояр и прочих лучших псковских граждан великий князь начал раздавать боярские деревни своим боярам и определил во Пскове наместниками своими боярина Григория Федоровича Морозова да конюшего своего Ивана Андреевича Челядина и при них, для писания полных грамот и докладных, дьяка Мисюру, или Михайла Мунехина, и другого ямского дьяка, Андрея Никифоровича Волосатого; сверх того, уставил и воевод градских и по всем 12 псковским пригородам назначил также из своих детей боярских 12 наместников, или городничих, и 12 старост московских с их приказчиками, пошлинниками и тиунами, или судьями, а к ним 12 же старост псковских, коим дозволено с наместниками и тиунами заседать в судах; по волостям же уставлены были земские суды и с приказными; а всем им вместо жалованья даны деревни, и велено им же по всем пригородам и волостям привести народ к присяге. Для руководства в производстве судных дел великий князь дал псковичам уставную грамоту с назначением деловых пошлин. Из детей боярских для охранения Пскова и своих наместников оставил он на год 1000 человек, вызванных из Москвы, и велел занять им весь Средний город, а псковичам там не оставаться ни одному человеку и дворы свои ставить в Большом крайнем городе. Туда же указал вывести торговую площадь и гостиный двор (бывшие за Домантовой стеной, где и ныне), назначил для оных место за Средним городом – против Лужских ворот, за рвом, на огороде Юшки Носухина и посадника Григория Кротова, и сие место с тех пор прозвано новым торгом; а из Крома, то есть верхней части крепости, приказал всем псковичам статки (имущества) свои, хлеб и всякий запас и клети вывезти по домам и в Кроме размерить место, где быть собственному его двору, и житницам хлебным, и новой его церкви[34]; а в соборной церкви указал быть денно и нощно неугасимой свеще. Между тем пока великий князь пребывал еше во Пскове, послано в Москву от него известие о взятии сего города и повеление прислать сюда: 1) из низовых десяти городов на места выведенных туда 300 семей, поселян столько же, которые того же года к Троицыну дню приехали; 2) гостей московских для установления во Пскове тамги, или купеческих пошлин, с привозных и вывозных товаров, каковой пошлины у псковичей прежде никогда не бывало; сии гости тогда же при великом князе во Псков и прибыли; 3) для стражи города 500 человек новгородских пищальников (ружейников) и воротников (караульных по заставам); 4) монетных мастеров. Ибо великий князь отменил прежнее псковское клеймо и установил свое, о котором выше уже сказано. Всем им дома отведены были в Среднем городе, в коем тогда насчитывалось до 1500 дворов, а Псковская летопись по Архивскому списку полагает до 6500. Но сей счет, может быть, включает число всех градских дворов. Распорядив, таким образом, новый образ правления во Пскове и прожив там целый месяц, великий князь отправился обратно в Новгород и оттуда в Москву. При отъезде взял он с собой и другой любимый псковичами колокол, называвшийся «корсунским», а в замену оного уже в 1518 году прислал им в соборную Троицкую церковь большой колокол.
Так пал знаменитый Псков, сверстник и названный меньший брат Великого Новгорода, союзник городов ганзейских, бедный произведениями своей области, но обогатившийся деятельностью и тщательностью в переводной торговле, славившийся в течение многих веков свободой, всегда утесняемый сильными соседями, но храбро и мужественно защищавший оную, уступавший Новгороду в изобилии, но от европейских соседей больше его образованный просвещением и нравственностью и несколько лет долее его сохранивший свою вольность. Даже и потомство древних псковичей не осталось уже на местах своих. Ибо сверх выведенных при сем случае лучших граждан в 1569 году еще переселено было 500, в 1615 году – 300 семейств, а в 1695 году от случившейся во Пскове ужаснейшей из всех прежних моровой язвы почти все коренные жители вымерли, как сказано в летописи, и места их заселены уже переведенцами и пришельцами разного рода из других городов.
Определенные великим князем Василием Ивановичем во Пскове наместники, и по пригородам городничие, и московские старосты, и судьи не только не уделяли в судах своих никакой власти посаженным с ними псковским старостам, но и не внимали их представлениям. Из дошедших до нас грамот царя Ивана Васильевича видно, что не только наместники сильны были во Пскове, но и царские при них дьяки имели власть раздавать и отводить общественные угодья и даже деревни на оброк, по крайней мере впредь до указа государева. Простой народ, издревле привыкший к республиканской свободе, везде также чувствовал ограничивания, притеснения, необыкновенные налоги, от ябедников подметы и поклепы; а за выпуск на поруки платил по пять, по семь и по десять рублей, и если кто осмеливался ссылаться на установленные государевой грамотой пошлины умеренные за поручительство, того убивали. От таких насильств, как говорит летопись, многие, оставив жен и детей, разбежались по чужим городам, и все пригороды опустели; а иноземцы, жившие во Пскове, выехали в свои земли. С другой стороны, великий князь при всех своих походах на войну начал требовать от Пскова посошного[35]* набора войск. Таким образом, в 1512 году при походе под Смоленск взял он от псковичей 1000 человек пищальников, то есть ружейных стрельцов, из земцев, из коих многие там и побиты. В том же году и тогда же был и другой наряд псковского войска с князем Михаилом Кислицей. «Все то, – говорит Псковский летописец, – было псковичам не легость, тех людей поднимая». В 1515 году они ходили еще с наместником своим Андреем Васильевичем Сабуровым в Литву под Брацлав, а в 1517 города псковские Опочка, Воронич и Велье взаимно выдержали сильное нашествие и опустошение от литовских войск, соединенных со многими другими под предводительством Константина, князя Острожского, и потом в 1519 году опять псковские войска ходили в Литву, даже до Вильны. К счастью, еще тогда не было опасности от лифляндцев, ослабленных внутренними своими несогласиями и хранивших заключенный с Россией мир ненарушимым.
Между тем жалобы псковичей на определенных к ним первых наместников дошли до великого князя, и он, сменив их, прислал других двух – князя Петра Великого Шуйского, бывшего и прежде во Пскове, да князя Симеона Курбского, которые были снисходительными ко псковичам и управляли ими четыре года. При них, говорит летопись, начали в свои дома возвращаться и те, кои прежде разбежались. Правление добрых наместников и городничих убеждало псковичей мало-помалу забывать уже о древних правах и о своей свободе, но при жестоких притеснителях вспоминали они старину с воздыханием, а иногда и с явным ропотом. Великий князь по временам старался утешать их возобновлением и подкреплением их торговли. Таким образом, в 1514 году повелел он заключить с ганзейскими купеческими городами в Новгороде торговый договор на десять лет, коим и псковичи воспользовались; а в 1517 году такой же договор заключен был и со шведским королем Христианом о торговле через Ивангород. В 1521 году он обезопасил их от лифляндцев разграничением и мирным трактатом на десять лет, а в следующем году подтвердил торговый союз со всеми 73 ганзейскими городами, к которым в договор сей присовокупились также лифляндцы и эстляндцы и обещались быть посредниками. В том же году, после десятилетней войны с литовцами, при заключении перемирия открыта была и с ними свободная торговля. В 1533 году по некоторым неудовольствиям любчане запретили было своим кораблям ходить до Нарвы, но, увидев, что лифляндцы, в 1534 году заключив с Россией мир на 17 лет и воспользовавшись всей северной торговлей, начали и их притеснять в торгах, разрешили опять свое запрещение и в 1540 году подтвердили прежний трактат.
Все сие оживляло торговую деятельность псковичей. Но в 1541 году бывший у них наместником князь Андрей Михайлович Шуйский утеснениями и грабительством вывел их из терпения. Безмерные его с судов пошлины, всчинание старых и решенных уже дел и исков, принуждение всех мастеровых работать на себя без платы, беззащитность всем добрым и покровительство злым и развратным произвели повсюду вопли и жалобы на притеснение его и на дерзость, своевольство, воровство и разбои покровительствуемых им. Царь Иван Васильевич после кончины отца своего был тогда еще в малолетстве, и его именем правительствовал совет бояр. Псковичи отправили к ним жалобщиков своих с явными доказательствами, которые и были уважены. Наместник Шуйский был сменен, и на его место прислан другой, а псковичам возвращено даже было древнее их право: своими выборными, без отношения к наместнику и тиунам, ловить, пытать, судить и казнить разбойников и прочих лихих людей. Посему псковские целовальники, или присяжные, и сотские начали сами на княжьем дворе производить суды – и своевольства прекращены. Но власть сия была у них ненадолго. Ибо наместники, лишенные силы и доходов, мало-помалу опять вступили в дела сии. Псковичи оспаривали их, но терпели. В декабре 1547 года прибыл к ним юный царь Иван Васильевич, с боярами объезжавший города, но занимался он только звериной охотой, а не рассмотрением жалоб их и дел правительственных, которых тогда еще и не принимал на себя, хотя уже с 16 января того же года был он коронован и вступил в самодержавие. С того времени наместники великокняжеские именем его присвоили себе еще больше власти – и притеснения умножились, так что псковичи, опять выйдя из терпения, в Петров пост в 1547-м, по другим же запискам – в 1550 году, отправили в Москву к царю 70 человек своих жалобщиков на псковского наместника князя Ивана Турунтая Пронского; а опоченские пригорожане притеснявшего их наместничьего пошлино-собирателя сами заключили в крепость. Однако ж царь весьма немилостиво принял сих жалобщиков и, признав самих их виновными, бесчестил, обливая их горячим вином, зажигая потом свечой их бороды и волосы и растягивая их нагими по земле; а в Опочку для усмирения своевольных послал 2000 человек войска.