Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

По выводе посадников, бояр и прочих лучших псковских граждан великий князь начал раздавать боярские деревни своим боярам и определил во Пскове наместниками своими боярина Григория Федоровича Морозова да конюшего своего Ивана Андреевича Челядина и при них, для писания полных грамот и докладных, дьяка Мисюру, или Михайла Мунехина, и другого ямского дьяка, Андрея Никифоровича Волосатого; сверх того, уставил и воевод градских и по всем 12 псковским пригородам назначил также из своих детей боярских 12 наместников, или городничих, и 12 старост московских с их приказчиками, пошлинниками и тиунами, или судьями, а к ним 12 же старост псковских, коим дозволено с наместниками и тиунами заседать в судах; по волостям же уставлены были земские суды и с приказными; а всем им вместо жалованья даны деревни, и велено им же по всем пригородам и волостям привести народ к присяге. Для руководства в производстве судных дел великий князь дал псковичам уставную грамоту с назначением деловых пошлин. Из детей боярских для охранения Пскова и своих наместников оставил он на год 1000 человек, вызванных из Москвы, и велел занять им весь Средний город, а псковичам там не оставаться ни одному человеку и дворы свои ставить в Большом крайнем городе. Туда же указал вывести торговую площадь и гостиный двор (бывшие за Домантовой стеной, где и ныне), назначил для оных место за Средним городом – против Лужских ворот, за рвом, на огороде Юшки Носухина и посадника Григория Кротова, и сие место с тех пор прозвано новым торгом; а из Крома, то есть верхней части крепости, приказал всем псковичам статки (имущества) свои, хлеб и всякий запас и клети вывезти по домам и в Кроме размерить место, где быть собственному его двору, и житницам хлебным, и новой его церкви[34]; а в соборной церкви указал быть денно и нощно неугасимой свеще. Между тем пока великий князь пребывал еше во Пскове, послано в Москву от него известие о взятии сего города и повеление прислать сюда: 1) из низовых десяти городов на места выведенных туда 300 семей, поселян столько же, которые того же года к Троицыну дню приехали; 2) гостей московских для установления во Пскове тамги, или купеческих пошлин, с привозных и вывозных товаров, каковой пошлины у псковичей прежде никогда не бывало; сии гости тогда же при великом князе во Псков и прибыли; 3) для стражи города 500 человек новгородских пищальников (ружейников) и воротников (караульных по заставам); 4) монетных мастеров. Ибо великий князь отменил прежнее псковское клеймо и установил свое, о котором выше уже сказано. Всем им дома отведены были в Среднем городе, в коем тогда насчитывалось до 1500 дворов, а Псковская летопись по Архивскому списку полагает до 6500. Но сей счет, может быть, включает число всех градских дворов. Распорядив, таким образом, новый образ правления во Пскове и прожив там целый месяц, великий князь отправился обратно в Новгород и оттуда в Москву. При отъезде взял он с собой и другой любимый псковичами колокол, называвшийся «корсунским», а в замену оного уже в 1518 году прислал им в соборную Троицкую церковь большой колокол.

Так пал знаменитый Псков, сверстник и названный меньший брат Великого Новгорода, союзник городов ганзейских, бедный произведениями своей области, но обогатившийся деятельностью и тщательностью в переводной торговле, славившийся в течение многих веков свободой, всегда утесняемый сильными соседями, но храбро и мужественно защищавший оную, уступавший Новгороду в изобилии, но от европейских соседей больше его образованный просвещением и нравственностью и несколько лет долее его сохранивший свою вольность. Даже и потомство древних псковичей не осталось уже на местах своих. Ибо сверх выведенных при сем случае лучших граждан в 1569 году еще переселено было 500, в 1615 году – 300 семейств, а в 1695 году от случившейся во Пскове ужаснейшей из всех прежних моровой язвы почти все коренные жители вымерли, как сказано в летописи, и места их заселены уже переведенцами и пришельцами разного рода из других городов.

Определенные великим князем Василием Ивановичем во Пскове наместники, и по пригородам городничие, и московские старосты, и судьи не только не уделяли в судах своих никакой власти посаженным с ними псковским старостам, но и не внимали их представлениям. Из дошедших до нас грамот царя Ивана Васильевича видно, что не только наместники сильны были во Пскове, но и царские при них дьяки имели власть раздавать и отводить общественные угодья и даже деревни на оброк, по крайней мере впредь до указа государева. Простой народ, издревле привыкший к республиканской свободе, везде также чувствовал ограничивания, притеснения, необыкновенные налоги, от ябедников подметы и поклепы; а за выпуск на поруки платил по пять, по семь и по десять рублей, и если кто осмеливался ссылаться на установленные государевой грамотой пошлины умеренные за поручительство, того убивали. От таких насильств, как говорит летопись, многие, оставив жен и детей, разбежались по чужим городам, и все пригороды опустели; а иноземцы, жившие во Пскове, выехали в свои земли. С другой стороны, великий князь при всех своих походах на войну начал требовать от Пскова посошного[35]* набора войск. Таким образом, в 1512 году при походе под Смоленск взял он от псковичей 1000 человек пищальников, то есть ружейных стрельцов, из земцев, из коих многие там и побиты. В том же году и тогда же был и другой наряд псковского войска с князем Михаилом Кислицей. «Все то, – говорит Псковский летописец, – было псковичам не легость, тех людей поднимая». В 1515 году они ходили еще с наместником своим Андреем Васильевичем Сабуровым в Литву под Брацлав, а в 1517 города псковские Опочка, Воронич и Велье взаимно выдержали сильное нашествие и опустошение от литовских войск, соединенных со многими другими под предводительством Константина, князя Острожского, и потом в 1519 году опять псковские войска ходили в Литву, даже до Вильны. К счастью, еще тогда не было опасности от лифляндцев, ослабленных внутренними своими несогласиями и хранивших заключенный с Россией мир ненарушимым.

Между тем жалобы псковичей на определенных к ним первых наместников дошли до великого князя, и он, сменив их, прислал других двух – князя Петра Великого Шуйского, бывшего и прежде во Пскове, да князя Симеона Курбского, которые были снисходительными ко псковичам и управляли ими четыре года. При них, говорит летопись, начали в свои дома возвращаться и те, кои прежде разбежались. Правление добрых наместников и городничих убеждало псковичей мало-помалу забывать уже о древних правах и о своей свободе, но при жестоких притеснителях вспоминали они старину с воздыханием, а иногда и с явным ропотом. Великий князь по временам старался утешать их возобновлением и подкреплением их торговли. Таким образом, в 1514 году повелел он заключить с ганзейскими купеческими городами в Новгороде торговый договор на десять лет, коим и псковичи воспользовались; а в 1517 году такой же договор заключен был и со шведским королем Христианом о торговле через Ивангород. В 1521 году он обезопасил их от лифляндцев разграничением и мирным трактатом на десять лет, а в следующем году подтвердил торговый союз со всеми 73 ганзейскими городами, к которым в договор сей присовокупились также лифляндцы и эстляндцы и обещались быть посредниками. В том же году, после десятилетней войны с литовцами, при заключении перемирия открыта была и с ними свободная торговля. В 1533 году по некоторым неудовольствиям любчане запретили было своим кораблям ходить до Нарвы, но, увидев, что лифляндцы, в 1534 году заключив с Россией мир на 17 лет и воспользовавшись всей северной торговлей, начали и их притеснять в торгах, разрешили опять свое запрещение и в 1540 году подтвердили прежний трактат.

Все сие оживляло торговую деятельность псковичей. Но в 1541 году бывший у них наместником князь Андрей Михайлович Шуйский утеснениями и грабительством вывел их из терпения. Безмерные его с судов пошлины, всчинание старых и решенных уже дел и исков, принуждение всех мастеровых работать на себя без платы, беззащитность всем добрым и покровительство злым и развратным произвели повсюду вопли и жалобы на притеснение его и на дерзость, своевольство, воровство и разбои покровительствуемых им. Царь Иван Васильевич после кончины отца своего был тогда еще в малолетстве, и его именем правительствовал совет бояр. Псковичи отправили к ним жалобщиков своих с явными доказательствами, которые и были уважены. Наместник Шуйский был сменен, и на его место прислан другой, а псковичам возвращено даже было древнее их право: своими выборными, без отношения к наместнику и тиунам, ловить, пытать, судить и казнить разбойников и прочих лихих людей. Посему псковские целовальники, или присяжные, и сотские начали сами на княжьем дворе производить суды – и своевольства прекращены. Но власть сия была у них ненадолго. Ибо наместники, лишенные силы и доходов, мало-помалу опять вступили в дела сии. Псковичи оспаривали их, но терпели. В декабре 1547 года прибыл к ним юный царь Иван Васильевич, с боярами объезжавший города, но занимался он только звериной охотой, а не рассмотрением жалоб их и дел правительственных, которых тогда еще и не принимал на себя, хотя уже с 16 января того же года был он коронован и вступил в самодержавие. С того времени наместники великокняжеские именем его присвоили себе еще больше власти – и притеснения умножились, так что псковичи, опять выйдя из терпения, в Петров пост в 1547-м, по другим же запискам – в 1550 году, отправили в Москву к царю 70 человек своих жалобщиков на псковского наместника князя Ивана Турунтая Пронского; а опоченские пригорожане притеснявшего их наместничьего пошлино-собирателя сами заключили в крепость. Однако ж царь весьма немилостиво принял сих жалобщиков и, признав самих их виновными, бесчестил, обливая их горячим вином, зажигая потом свечой их бороды и волосы и растягивая их нагими по земле; а в Опочку для усмирения своевольных послал 2000 человек войска.

вернуться

34

Так свидетельствует «Русский временник», но Псковский летописец говорит, что сию новую свою церковь во имя преподобной Ксении (24 января, день прибытия его во Псков) государь поставил на Пустой улице в саднике Ермолки Хлебникова. Улица же сия Пустой слыла-де потому, что среди огородов дворов на ней не было.

вернуться

35

То есть по числу земли – сколько кто обрабатывает. В каждой сохе считалось три обжи, а каждая обжа причиталась на одного работника с лошадью. Следовательно, соха значила три работника с тремя лошадьми. По сему счету делалась и денежная раскладка податей. А поскольку распашка диких земель с года на год распространялась, то через 10 лет или более присланы бывали писцы посошные для описывания земель и покосов, и оттого произошли «Писцовые книги». В военные походы посошный набор был вместо запасного земского войска для дополнения служащих и до востребования составлял обозный корпус. Посохи были частью конные, частью пешие. Избранным в оную службу позволялось вместо себя нанимать охочих людей.

18
{"b":"817916","o":1}