— Проведать пришел?

— Ага…

— Поглядеть, как живем-работаем?

— Да, то есть нет…

Что-то его смутило во взгляде парня, в том, как он держался, сутулясь и отводя глаза.

— Случилось что?

— Нет, то есть да…

— Не темни, говори, в чем дело?

— Возьмите меня назад, Леонид Иваныч.

— А грипп? А свежий воздух?

— Там его вовсе нет. Один мясной дух. И субпродукты.

— Холодно. Какое время-то выбрал. — Он все еще раздумывал, что ему делать, как посмотрит начальство на летуна. Сам он летунов терпеть не мог.

— Леонид Иваныч…

— Ладно. Надевай спецовку! Поехали…

Горела на подошедшей машине мережа красных огней, сигнальный фонарь перекрывал дорогу, и проходящий транспорт, тормозя, объезжал аварийный участок. Коля Мишаков, стоя в поднятой башне, на жгучем ветру, захватывал клещами провод, нащупывая с помощью амперметра точку замыкания. Леонид Иваныч, зорко следя за дорогой, корректировал снизу:

— Возьми правей, видимо, замкнулось на опоре.

— Да там все цело. Порыва не видно.

— Его и не будет видно. Смахнул троллейбус провода, они и легли на траверзу. Там и сгорели.

— И правда.

— То-то, восстанавливай квалификацию, бывший работник торговли… Шофер, подай вперед! Опусти чуток башню. Много. Подымай! Вот, теперь самый раз…

На помощь Мишакову полез Волков с проводом и инструментом, через полчаса сеть была восстановлена. Но светильники не подавали признаков жизни, смутно белея в прошитой метелью тьме. И тогда Леонид Иваныч понял, случилось то, чего он втайне опасался, — повреждена не только воздушка, но и кабель — редкий случай.

— Кабель, — сказал Волков, подтверждая догадку.

— Ничего, — закричал Леонид Иваныч, — сейчас мы его полечим.

— Сперва найди…

— Найдем, куда денется!

Чуть погодя посланный на подстанцию Волков уже включил резервный кабель. Защелкало переключение, словно оповещая на своем языке, что сеть жива, действует безотказно и, значит, все в округе ни на миг не лишится света, никто и не заподозрит об аварии, никому и в голову не придет, что сейчас, на метельном ветру, делают свое привычное дело монтеры, хранители городского огня.

По телефону уже была оповещена высоковольтная служба. И вскоре из переулка выехала крытая машина с кенотроном. Из нее выскочил «кенотронщик» Валера. Худощавый, шустрый, в тулупчике, в наушниках поверх шапки и с ловушкой в руках, ни дать ни взять армейский сапер. Вот такие же ребята в далеком сорок четвертом шли по опушке леса, по краю поля вдоль родного Ленькиного села Бабенцы, обезвреживая заминированные тропы.

— Здорово, Иваныч! — закричал Валерка. — Давно не виделись.

— Как дела, профессор?

— Лучше всех. Повезло тебе, старик, что я на дежурстве.

— Это еще посмотрим, повезло ли.

В душе Леонид Иванович и в самом деле обрадовался. Монтеры не зря окрестили Валерку «профессором». У него было чутье на всякие повреждения, никто так ловко и быстро, как он, не находил прогоревший на глубине кабель. Минуту-другую урчал генератор, пуская импульсы, и Валерка, словно отключившись от всего, молча шел с ловушкой по линии. Казалось, сквозь гудение мотора слышны короткие гудки в его наушниках. Вот он заплясал на месте, взметнулась вверх его рука:

— Стоп, нашел!

— Не ошибся?

— На что спорим? Тем более завтра выходной, выиграешь — пригодится. Ну что скажешь?

— Талант, что там говорить.

Оставив вешку, машина умчалась. Ее сменила другая, ссыпав на точку аварии целый холм раскаленного песка. Вот когда можно было отогреться вволю. На время все замолчали, держа ладони над парившим холмом. К утру земля отойдет, кабель исправят, и по нему снова пойдет ток.

— Только бы дежурные не опоздали.

— Да накажем, все будет в порядке, — успокоил Леонида Иваныча Волков. — Или ты уже сам на завтра прицелился?

— Да надо бы проверить.

— Вот суета. Пошел бы лучше на лыжах. Лес там у вас, благодать.

— Лыжи само собой… Ну шабаш, поехали домой.

Домой — стало быть, в контору.

Оставалось совсем немного до конца рабочего дня. Пришли дежурные, им предстояла ночная смена. Ничего уже в дневной не предвиделось, все было спокойно, исправно горели четырнадцать тысяч светильников, озарявших путь людям, спешившим но домам после трудового дня. Леонид Иваныч, ожидая, когда освободится жена, читал «Вечерку». Оторвавшись от газеты, с удивлением заметил, что ребята не расходятся, сидят, дымя сигаретами.

— Все свободны.

Но никто почему-то не тронулся с места.

— Замерзли шибко?

— Да нет, — сказал Виктор, — мы тут с твоей хозяйкой днем переговорили. Ну и как у тебя с паркетом?

— Да все так же. А при чем тут паркет?

— Иваныч, — сказал Волков, — ребята сообразили, если всем скопом, мы тебе за час пол спроворим.

Он все смотрел на них и все боялся ответить, чтобы не тронуть застрявший в горле комок.

Командировка подходила к концу, пора было возвращаться в Москву. Но вечером в гостиничном номере раздался звонок, и в трубке зарокотал знакомый голос директора саранского «Электровыпрямителя» Васильева, с которым мы давно были дружны.

— Слушай, — сказал он, — поезд твой только завтра в полночь, о билетах позабочусь, давай-ка утром с нами в подшефный колхоз, проветришься, с председателем познакомлю, великолепный мужик. Слушай, верно! Вот о ком написать, у него ж дела пошли — будь здоров. В общем, жди завтра у подъезда в шесть утра. Заеду!

…Заводской «козлик» шел, как танк по надолбам. Дорога была такой, какая обычно бывает в Поволжье, когда неделю подряд садят дожди. Иван Иваныч, самый рослый, при каждом толчке хватался за парторга Федора Дегаева, что сидел рядом, а тот в свою очередь за главбуха колхоза Хасана Резвановича, которого мы прихватили в пути. Седенький, щуплый главбух всякий раз тонко вскрикивал: «Вай, берегись!» На крутом повороте он чуть не вылетел в распахнувшуюся дверцу, сел на дно машины и, видимо, решив не вставать, серьезно произнес:

— Очень плоха…

Молчаливый преувеличенно строгий Федор прыснул, точно его щекотали:

— Зато не пешком, Резваныч. Разница!

— Не, не разница…

Тут уж все полегли друг на дружку. Резваныч тоже захохотал, и от этого всем стало еще веселей.

Бывает, нападет беспричинный смех. Может, мы просто устали за день, таскаясь по вязким полям, где заводские шефы помогали колхозникам убирать свеклу. И требовалась разрядка. А тут еще лихая дорога. В темноте за дальним бугром засветилось окошко.

— Председатель, — кивнул Резваныч, — добрались.

— Вот увидишь, что за человек, — обернулся Иван Иваныч к Федору, который, видимо, лишь недавно стал парторгом и впервые путешествовал с директором. — М-мудрец. Титан! Верно, Резваныч? В общем, думаю, договоримся.

Мне была знакома восторженная манера Васильева превозносить людей, к которым он питал личную симпатию. Но и то сказать — зря он никого не хвалил.

Интересно, зачем все-таки в такую непогодь он затеял эту поездку, но расспрашивать не стал: узнаю на месте. А директор все не умолкал, пока мы преодолевали оставшийся километр.

Рассказывал о том, как председатель с помощью актива поднял колхоз. Начинал, можно сказать, с нуля, приводил в порядок заброшенные земли, наладил севооборот. Недоедал, недосыпал, точнее, спал вместе с активистами в поле, сторожил стога.

— От кого? От самих себя, — с горечью заметил Резваныч.

— Были в долгах, как в репьях, стали миллионерами, — сказал Иван Иваныч с таким видом, точно в этом была его заслуга. — Раньше из колхоза бежали в город, теперь, наоборот, возвращаются. Да не каждого берут.

— Машины! Техникой разбогатели! — вставил главбух. — Себестоимость теперь ниже, прибыль больше. Арифметика!

И в свою очередь стал рассказывать про удобрения — азот, фосфор. Не хотели люди азота и фосфора. «Зачем камни в землю сыпать? Да еще с самолетов!» А потом, когда два года подряд собрали с удобренного участка отличный урожай, убедились: хороши камушки!