Ревизионисты нередко объясняли свои действия неким, якобы им присущим «чувством нового», которое требовало критики «старого». В книге говорится, что «критика стала „модой”, своеобразным конкурсом: соревновались друг с другом в том, кто будет больше „критиковать”, а тем самым доказывать глубину и меру „прогрессивности”» (с. 112). Эта «критика» имела исключительно разрушительную направленность. «Правооппортунистические, ревизионистские и антисоциалистические силы искали выход в отрицании и деструкции существующей политической системы со всеми вытекающими из этого последствиями. Их представители выступали перед общественностью с декларациями и политически окрашенными требованиями разбить существующий социализм, поскольку только на его развалинах они были готовы и „способны” строить, по их терминологии, „новую”, „лучшую”, „народную”, словом, „свою” модель социализма» (там же).
Завладев органами массовой информации, ревизионисты попытались организовать травлю верных марксизму-ленинизму сил. Любая, самая осторожная оценка антисоциалистических выпадов выдавалась за проявление отсталости и консерватизма. «Все, – пишет автор, – кто стоял на прочных марксистских и интернациональных позициях, кто всю свою жизнь посвятил благородному делу борьбы за новое социально справедливое общество, – все они были отнесены агрессивными „возродителями” к „консерваторам” и таким образом „автоматически” исключались из общественной и политической жизни. „Прогрессивным” же объявлялся каждый, кто принимал участие в разрушении политической системы реально существующего в нашей стране социализма. Так, к самым „прогрессивным”, по их логике, должны были относиться и бывшие ярые классовые противники социализма, поскольку именно они очень быстро ухватились за свои, для них в свое время потерянные и вновь неожиданно появившиеся шансы. И они с еще большей решительностью начали действовать в направлении ликвидации социализма» (с. 113). Э. Лёбл, когда он еще был в Чехословакии, поучал, «что демократизация находится в противоречии с социализмом, поскольку социализм автоматически исключает полную демократию» (с. 128). А оказавшись на Западе, он открыто утверждал, что марксизм, дескать, «является силой реакционной, регрессивной, как любая философия прошлого столетия» (с. 235).
События в ЧССР показали, как быстро совершается переход от проповеди плюрализма в идеологии к преследованию коммунистов. В. Маняк, например, заявлял, что «только коммунисты относятся к тому типу людей, которым демократия органически чужда, и что из-за этого присущего им свойства их необходимо на совершенно „законном” основании исключать из человеческого общества» (с. 129). После этих призывов началась организация вооруженных групп, которые охраняли врагов социализма и охотились за коммунистами, остававшимися верными марксизму-ленинизму.
События в ЧССР показывают, что если антисоциалистические силы не получают должного отпора, если не ведется наступательная борьба с оппортунизмом и ревизионизмом, в наступление неизбежно переходит классовый противник. «...Контрреволюция, – пишет автор, – одержимая своей классовой ослепленностью, немедленно развязывает физический террор с типичным для нее зверством, при этом она, не брезгуя, применяет самые жестокие средства. Не случайно, что некоторые „возродители”, сбежавшие к своим „благодетелям” на Запад, находясь в эмиграции в капиталистических странах, сегодня „искренне”, выражают сожаление по поводу того, что в Чехословакии в период „возрождения” в отличие от контрреволюции в Чили, не был развязан кровавый террор» (с. 154). Логика политической борьбы такова, что мягкотелость по отношению к контрреволюционерам оборачивается тяжелыми жертвами для рабочего класса, для социализма.
Опираясь на учение В. И. Ленина, В. Бейда пишет: «Чтобы самые широкие массы пришли к пониманию революционного процесса и приняли идеологию научного социализма, „нужен собственный политический опыт этих масс...”. Подобную школу жизни вновь пришлось пройти трудящимся Чехословакии и тем самым еще отчетливее понять, куда толкали современные рыцари чехословацкого оппортунизма чехословацкое общество» (с. 206–207). Книга В. Бейды служит предостережением трудящимся других социалистических стран, чтобы им не пришлось пройти такую школу. Она является важным вкладом в развитие теории научного коммунизма.
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ[54]
Предсъездовская дискуссия значительно подняла интерес к проблемам методологии экономических исследований, поскольку в проекте ЦК КПСС к XXVI съезду партии «Основные направления экономического и социального развития СССР на 1981 – 1985 годы и на период до 1990 года» указывалось на необходимость разработки проблем «политической экономии на основе использования материалистической диалектики в решении теоретических и практических задач».[55] Материалистическая диалектика является методологической основой экономических исследований, и это настолько бесспорное положение, что в окончательной редакции «Основных направлений» оно было опущено как само собой разумеющееся. В то же время в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии было подчеркнуто: «Немало проблем, ждущих своего решения, накопилось в политической экономии». «Задачи, которые выдвигает жизнь, – говорилось в докладе, – требуют развития теории, экономической науки, ее приближения к нуждам хозяйственной практики».[56] Это обязывает ученых-экономистов усилить внимание к методологическим вопросам, так как только при этом условии можно выполнить те задачи, которые ставит перед экономической наукой партия.
Известно, что «в современных буржуазных концепциях „экономические системы” при всем стремлении представить их в эволюции остаются метафизическими конструкциями, ибо они рассматриваются их авторами „как простой механический агрегат”... метафизика, вообще свойственная буржуазной экономической науке, проявляется в теории „экономических систем” прежде всего в антиисторизме и тесно связанном с ним игнорировании причинно-следственных связей».[57]
Для диалектико-материалистического понимания системы социально-экономических процессов характерно не изображение ее в виде агрегата элементов, соединенных в некую механическую систему, а понимание ее как органической целостности. Теоретическое воспроизведение ее как целостной системы достигается не разложением на элементы и не соединением последних в некие структуры, а нахождением ее единой субстанциальной основы, ее сущности и форм проявления.
Диалектический метод в применении к исследованию социально-экономических процессов требует представить всю систему социально-экономических отношений как живую и развивающуюся, содержащую противоречия и разрешающую их, движущуюся через противоречия. Единство и борьба противоположностей – живая душа диалектики, и с диалектико-материалистической точки зрения, как подчеркивал В. И. Ленин, «общество рассматривается как живой, находящийся в постоянном развитии организм (а не как нечто механически сцепленное и допускающее поэтому всякие произвольные комбинации отдельных общественных элементов), для изучения которого необходим объективный анализ производственных отношений, образующих данную общественную формацию, исследование законов ее функционирования и развития».[58]
Теоретическое изображение развития социально-экономической системы – это изображение ее движения от неразвитого целого к развитому целому, а не от части к целому. Что же касается оперирования категориями целого и частей применительно к исследованию развитых форм движения, то, как указывал Ф. Энгельс, «часть и целое – это такие категории, которые становятся недостаточными в органической природе. Выталкивание семени – зародыш – и родившееся животное нельзя рассматривать как „часть”, отделяющуюся от „целого”: это дало бы ложное толкование. Части лишь у трупа».[59]
