Короче говоря, южане владели огнестрельным оружием, которое использовали во всевозможных забавах, включая дуэли и кровавые распри, в основном для того, чтобы скоротать время, когда другие выполняли за них их работу. Подобное поведение было свойственно выходцам из Британии, среди которых были живы традиции рыцарства, согласно которым честь значила все и оскорбление могло быть смыто только кровью.
С тех самых пор, с которых ведется общенациональная статистика преступности, известно, что в южных штатах уровень убийств, приходящийся на душу населения, более высокий, чем в северных. Но это не обязательно означает, что данное различие носит культурный характер. Возможны и другие объяснения, учитывающие структурные различия. Взять хотя бы то, что доля городского населения в различных штатах разная. Еще более существенно, что экономика и экология разных штатов также различаются. Аграрные или скотоводческие хозяйства могут требовать доступности оружия, создавая тем самым канальный фактор, способствующий его использованию. Можно поверить даже в то, что климат вносит в это свой вклад, о чем свидетельствует работа Андерсона и его коллег (С.А. Anderson, 1987; С.А. Anderson & D.C. Anderson, 1984), установивших, что более высокая температура воздуха бывает связана с более высоким уровнем тяжких преступлений.
Были предприняты две особенно интересные попытки выйти за рамки чисто статистических сравнений и показать, что различия в уровне убийств имеют на самом деле культурную основу. Одно из таких исследований, осуществленное Гастилом (Gastil, 1971), показало, что степень влияния юга Америки на тот или иной штат, будучи измеренная как уровень эмиграции в этот штат с юга, является мощным предсказателем уровня преступности в этом штате. Доля коренных южан в общей численности населения и высокий уровень убийств особенно высоки в западных штатах. Однако данное исследование не является вполне удовлетворительной демонстрацией силы культурных факторов, поскольку тоже не учитывает различий между штатами по другим — «внекультурным» факторам.
Аналогичная попытка была предпринята Лофтином и Хиллом (Loftin & Hill, 1974), создавшими интересный культурный показатель, названный ими «индекс узаконенного (легитимного) насилия». Для каждого штата они высчитывали такие показатели, свидетельствующие о предпочтении насилия, как количество просмотренных телепередач или количество прочитанных журналов, содержащих элементы насилия, приходящихся на душу населения, количество футбольных игроков на душу населения{23}, количество разрешенных в школах телесных наказаний и доля приведенных в исполнение обвинительных приговоров по делам об убийствах. В результате они обнаружили, что данный индекс коррелирует как с уровнем убийств в том или ином штате, так и с долей южан в составе его населения. Однако данная процедура вновь не учитывает все необходимые структурные (т.е. экологические и экономические) факторы.
В 1991 г. Нисбет и Полли (Nisbett & Polly, 1991) предприняли более сложный анализ с целью по возможности устранить влияния внекультурных факторов. Они рассудили, что различия между небольшими городами в уровне убийств должны были быть более значительными, чем между крупными, поскольку в одном и том же регионе небольшие города более сходны между собой по культуре и в большей степени отличаются от небольших городов в других регионах, чем крупные урбанистические центры. (Действительно, само значение слова «космополитизм» подразумевает разрушение провинциальной культуры, типичной для небольших городов.)
Исследователи предположили далее, что если уровень убийств действительно служит отражением влияния культурных факторов, то тогда окажется, что не только региональные различия наиболее отчетливо проявятся в городах с небольшой численностью населения, но и культурные показатели (такие, как доля южного населения или описанный выше индекс узаконенного насилия) смогут служить прогнозированию уровня убийств в небольших городах более успешно, чем в крупных. Данные предположения действительно подтвердились. Уровень убийств среди нелатиноамериканского белого населения оказался в маленьких городах юга США в три раза выше, чем в таких же городах севера. В крупных же городах юга уровень убийств оказался лишь незначительно выше, чем в крупных городах севера. Кроме того, корреляция между культурными переменными и уровнем убийств также оказалась в небольших городах более высокой, чем в крупных.
Эти данные очень убедительно свидетельствуют о существующем влиянии культурных различий на уровень убийств. И конечно, здесь не примешивается влияние температуры воздуха, поскольку температурные различия не связаны существенно с размерами города. Для того чтобы исключить еще и экологические, экономические и этнические факторы в качестве объяснений рассматриваемых различий, Нисбетт и Полли прибегли к разновидности естественного эксперимента Токвиля, исследовав регион, в целом однородный с точки зрения экологии и экономики, но имевший существенные внутренние различия в отношении выраженности культуры южных штатов. Речь идет о Великих Равнинах — обширном аграрном регионе, протянувшемся от Северной Дакоты до Северного Техаса. Уровень убийств среди нелатиноамериканского белого населения небольших городов Северного Техаса оказался в несколько раз выше, чем в небольших городах других, расположенных севернее штатов данного региона.
Возникает вопрос: а не могут ли различия в уровне убийств иметь своей причиной разницу в количестве находящегося в личном пользовании огнестрельного оружия? В этой связи необходимо заметить, что если бы подобные различия и существовали, нам все равно пришлось бы определиться с тем, не являются ли они сами отражением культурных, а не экономических или экологических влияний. Этого, к счастью, не требуется. Нисбетт и Полли, опросив под видом маркетингового исследования несколько сотен людей в Северном Техасе и Небраске, обнаружили, что в обоих регионах примерно по 70% белых мужчин-нелатиноамериканцев имеют огнестрельное оружие. Ясно, что в ситуации оскорбления или ссоры у большинства мужчин и в том, и в другом штате пистолет всегда под рукой. Просто мужчины в Северном Техасе могут пустить его в ход с большей вероятностью, поскольку представление о том, что насилие может служить разрешению межличностного конфликта, является частью их культурного знания.
Вышеизложенные данные представляются нам важными по нескольким причинам: 1. Они позволяют с высокой степенью уверенности установить, что определенная часть различий в поведении детерминирована в основном культурными факторами. 2. Они указывают на то, что культурные различия могут сохраняться долгое время после того, как способствовавшие им структурные и экономические факторы перестают существовать. 3. В них содержится методологическая стратегия, позволяющая определить, имеем ли мы дело с культурными, либо со структурными или экономическими различиями. Если речь идет о культурном различии, то оно должно быть более четко выраженным и более тесно связанным с другими культурными переменными в более мелких, менее космополитичных населенных пунктах.
Внедрение культурных норм
Для нас очень важно помнить о том, что разделяемые культурные ценности и традиции, подобно большинству групповых норм, значимы для людей и даже активно отстаиваются ими. Начиная с небольших групп Шерифа, участники которых оценивали расстояние, преодоленное световым пятном, и кончая беннингтонскими студентками, честно «прорубавшимися» навстречу новым представлениям о социальных проблемах, и членами дискуссионных групп Шехтера, противостоявшими «отклонениям» в своей среде, история социальной психологии учит нас, что люди активно распространяют свои убеждения и интерпретации социальных явлений и нелегко смиряются с отклонениями от них. Следовательно, культуры, в которых на карту бывает поставлено значительно больше, чем в неформальных группах, исследуемых социальными психологами, должны с еще большим пылом требовать от принадлежащих к ним людей разделения своих убеждений и ценностей. Главным образом именно по этой причине культуры и отличаются друг от друга столь решительно и единообразно.