В ходе одного из экспериментов Шериф ввел в группу своего сообщника — прием, о котором ни один из испытуемых не мог даже подозревать в те невинные времена, когда эксперименты с заведомым обманом участников были практически неизвестны. Этот сообщник, участвуя в эксперименте вместе с другим ничего не подозревающим испытуемым, давал оценки, которые постоянно были либо значительно выше, либо значительно ниже тех, которые обычно давали остальные испытуемые, вынужденные формировать свои суждения самостоятельно.
Полученный результат, а именно то, что второй участник эксперимента быстро принимал завышенную или заниженную норму сообщника, показывает, что социальные нормы развивались вовсе не из взаимно согласующихся взглядов благонамеренных, но неуверенных «искателей истины». Напротив, они были навязаны индивидом, не обладающим ни принуждающей властью, ни особыми правами в отношении обоснованности или правомочности своих суждений, а всего лишь желающим быть последовательным и непреклонным перед лицом неуверенности остальных.
Дополнительные результаты, сообщенные Шерифом и последующими исследователями, придали этому открытию большую определенность. Будучи однажды сформированными, нормы в отношении аутокинетического эффекта с готовностью принимаются, независимо от того, были они навязаны сообщниками экспериментатора или сформированы путем согласования внутри группы. Испытуемые придерживались этих норм даже в отсутствие своих партнеров, которые могли бы засвидетельствовать правильность их суждений (одобрив или не одобрив их). Эти нормы оставались для них истинными даже год спустя (Rohrer, Baron, Hoffman & Swinder, 1954)! Испытуемые сохраняли верность «старым» нормам, даже оказываясь участниками новых групп, составленных из равных по внутригрупповому статусу людей, предлагавших суждения, существенно расходящиеся с этими нормами.
В действительности, как показали Джэйкобс и Кэмпбелл (Jacobs & Campbell, 1961) много лет спустя, аутокинетические нормы могут с готовностью передаваться даже от одного «поколения» испытуемых к другому. В проведенном ими исследовании после каждой серии испытаний в группу вводился новый, ни о чем не осведомленный участник, в то время как один из старых участников удалялся. Вследствие этого очень скоро все участники группы оказывались новичками в экспериментальной ситуации. Тем не менее все они продолжали твердо придерживаться групповой нормы, дошедшей до них через несколько поколений испытуемых. И все это по прошествии значительного времени, с тех пор как сообщник, первым навязавший эту норму, уже сошел со сцены!
Однако скрытое послание Шерифа заключалось не просто в том, что перед лицом неопределенности или двусмысленности люди придают вес суждениям окружающих. Шериф шел гораздо дальше, утверждая, что наши самые фундаментальные впечатления и суждения о мире обусловливаются и диктуются социальным окружением. И именно это радикальное положение первоначально стремился оспорить Соломон Эш, в течение долгого времени изучавший процессы человеческого восприятия, с одной стороны, и влияния социума на личность — с другой (Asch, 1940). С этой целью он заменил «аутокинетическую» парадигму собственной экспериментальной методикой, носящей теперь его имя (Asch, 1951, 1952, 1955, 1956).
Парадигма Эша. Испытуемым Эша так же, как и испытуемым Шерифа, когда они приходили в лабораторию, сообщали, что они будут принимать участие в эксперименте на зрительное восприятие. Будучи разбитыми на группы численностью от семи до девяти человек, испытуемые должны были подвергнуться ряду экспериментов, в ходе которых от них требовалось определить, какая из трех показанных им для сравнения линий соответствовала по длине так называемой стандартной линии. Все отвечали по очереди. Однако, как это теперь знает каждый студент, прослушавший курс введения в психологию, только один из участников — тот, который должен был отвечать последним в ходе каждого испытания, не подозревал подвоха. Все остальные были сообщниками экспериментатора, и их суждения следовали заранее подготовленному сценарию.
В самом начале эксперимента участникам сообщалось, что по его условиям они не должны общаться между собой и обязаны формировать свои суждения независимо друг от друга. Однако сначала ни эти указания, ни другие детали процесса не казались испытуемому особенно важными, так как суждения, которые требовалось сформировать, представлялись до такой степени простыми, что первые три испытания участники находили скучными и довольно бессмысленными. И это неудивительно, поскольку все девять участников, высказываясь по порядку, повторяли заведомо правильный ответ.
Затем, в ходе четвертого задания, испытуемый неожиданно обнаруживал, что происходит нечто странное. Несмотря на то, что это испытание было не сложнее предыдущих, первый из участников без колебаний и нерешительности давал явно неверный ответ. Вместо того чтобы правильно соотнести стандартную линию длиной в 1,5 дюйма с равной ей по длине линией, данной для сравнения, первый участник останавливал свой выбор на линии длиной всего 0,5 дюйма. (Остававшаяся для выбора линия имела 2 дюйма в длину.) Слыша это, подлинные испытуемые неизменно широко раскрывали глаза от удивления и пытались заново удостовериться в том, что ответ данного участника действительно безоснователен, а зачастую они начинали нервно хихикать или каким-либо иным образом выражать недоумение по поводу глупости партнера. Однако очень скоро это ощущение недоверия и неудобства обострялось, и по мере того как остальные члены группы, следуя сценарию, повторяли тот же самый неверный ответ, оно приобретало новое качество. Наконец, наступала очередь отвечать и для единственного настоящего испытуемого, который должен был, таким образом, решить: присоединиться ли к единодушному большинству или остаться при своем мнении.
До окончания эксперимента в рамках серии из 10-15 испытаний должно было быть проведено (в зависимости от плана каждого конкретного исследования) от 5 до 12 подобных «критических» тестов на конформность. Каждый из критических тестов ставил испытуемого перед одной и той же дилеммой: выразить свое согласие с мнением других и тем самым отвергнуть свидетельства своих органов чувств либо сохранить свою независимость перед лицом единодушного и кажущегося уверенным большинства.
Первоначально Эш ожидал, что подавляющее большинство его испытуемых проявят смелость в отстаивании своих убеждений (или по крайней мере уверенность в адекватности своего чувственного восприятия), оставаясь независимыми перед лицом единодушного большинства. Однако данное ожидание оказалось необоснованным. Несмотря на простой и конкретный характер задачи формирования суждения на основании чувственного восприятия, испытуемые обычно демонстрировали очевидные признаки внутреннего конфликта и дискомфорта, достаточно часто проявляя конформность. На самом деле в любом из поставленных экспериментов от 50 до 80% испытуемых (конкретное процентное значение колеблется от исследования к исследованию) по крайней мере один раз примыкали к заблуждающемуся большинству. В целом проявление конформности было отмечено в одной трети от числа всех критических тестов.
В ходе дальнейших исследований Эш довольно скоро установил два важных факта. Во-первых, в данной экспериментальной парадигме численность единодушного большинства не обязательно должна быть особенно большой. И в самом деле, Эш нашел, что показатели конформности существенным образом не уменьшаются при сокращении числа сообщников с восьми до трех или четырех. (В свете результатов, полученных ранее Шерифом, следует заметить, что при обследовании по методике Эша группы, состоявшей из испытуемого и двух сообщников, зафиксированный уровень конформности был относительно низок; при наличии же единственного сообщника не отмечалось, по существу, никаких признаков социального влияния.)
Во-вторых, заблуждающееся большинство обязательно должно быть единодушным. Когда к настоящему испытуемому подсаживали по одному так называемому союзнику, т.е. сообщнику экспериментатора, который тоже сохранял независимость суждений, процент испытуемых, проявлявших конформность, равно как и частота проявления конформности, резко снижался. И это происходило даже в тех случаях, когда испытуемый и его союзник противостояли давлению семи или восьми человек, высказывавших иное мнение.
