А маман-то, та еще кокетка, оказывается! Даром, что скромняшкой передо мной прикидывалась! — подумал я, сидя на бревне и наблюдая за процессом общения родительницы с «ого-го директором». — Как же ловко она поддерживает приятный для товарища Некрасова разговор (судя по физиономии «ого-го директора»)…

Ну, а во-вторых…

«— Чем промышляешь? Весело у тебя там?» — прочел я сообщение от подруги, после того, как отвлекся от созерцания «брачных игр земных обитателей», на свой квакнувший аппарат.

«— Ага, примерно также весело, как было тебе в доме отдыха, хотя кое-какой движ тут все-таки происходит». — ответил я.

«— Нда? Ну ок. Я тебе чего пишу-то. Сегодня братца выписывают, приходи вечером ко мне. Отпразднуем немножко это, а также мое чудесное спасение из лап химички».

«— Приду». — согласился я.

«— А еще завтра на пляж едем. Ты же с нами?». - пришло новое сообщение от Стёши.

«— А фиг его знает, если честно, надо у мамы разрешение спросить. Может, отпустит, а может, и нет… После больнички домашние трясутся надо мной, словно над писаной торбой, ну ты знаешь. Сегодня, короче, спрошу».

«— Ок!» — пришел ответ.

— Йо! — раздался голос рядом и повернув голову, увидел пацана, лет, наверное, семнадцати, усевшегося на бревно рядом со мной.

Длинный, излишне худой, и вообще, весь какой-то нескладный, очень сильно прыщавый (но это обычное дело в его возрасте). Все это отвращало от него, но неприятнее всего было не это, а выражение на его физиономии. Выражение абсолютно законченного, рафинированного тупицы, причем такого, который еще и явно мнит себя пупом земли, не меньше. Всё вместе это неимоверно раздражало. Всё это плюс еще и дурацкая серьга, расширявшая мочку уха.

Терпеть не могу тупиц.

Я оглядел его «прикид». Одет в явно недешевые брендовые шмотки, но как-то…не неряшливо, нет. Небрежно, вот нужное слово. В руке он держал очень дорогой «кирпич».

И у меня возникло очень неприятное такое предчувствие, что с типчиком этим у меня обязательно возникнут проблемы… Наверняка.

Уверен, что заскучав здесь, он намылился над кем-нибудь или подшутить, или устроить что-то в этом роде, и тут на глаза ему попалась пухленькая коротышка. Я…

— Йо! — ответил ему, и демонстративно отвернулся, ибо продолжать общение с ним не намеривался.

— Ты Иркина доча чтоль? — поинтересовался он, не обратив ни малейшего внимания на то, что я чуть ли не открытым текстом заявил, что общаться с ним не желаю.

— Чё та типа того, да. — ответил я, печатая подруге сообщение.

«— Стёш, тут ко мне один микроорганизм подгрёб, пока не изведу заразу, не смогу тебе отвечать, извини».

«— Удачи!:))))»

В этот момент, оставив своего «ого-го директора», ко мне вихрем подлетела маман.

— Злат, на секундочку! — сказала она, беря мою руку, а потом обернулась к «микроорганизму». — Привет, Алёш.

— Йо, Иринка! Чо это доча твоя такая необщительная-то? Ты там ей это, гайки-то подкрути, где надо, чтоль.

Вот, же блин! Лично я всегда был любителем художественной литературы, однако бывают такие моменты, когда читаешь понравившуюся книгу, читаешь, и тут бац! Дабы хоть как-нибудь продвинуть застопорившийся сюжет, писатель вводит в повествование реально тупого персонажа (по непонятной причине, особенно часто подобным недугом страдает писатель отечественный), который своими идиотскими и нелогичными поступками придает повествованию новый импульс, и бессмысленная и беспощадная борьба с которым растягивается на черт знает сколько страниц. Это неприятно, но книга — это всего лишь книга, хоть и жаль, конечно, но на подобном моменте ее можно просто закрыть. А вот когда сама жизнь в «реале» «вводит» в сюжет про тебя такого вот «персонажа»…

— Алёш, Злата у меня скромная и просто стесняется… — натужно улыбнулась матушка и торопливо повела меня прочь.

— Мам, это что еще за кусок прикола? — поинтересовался я, оглядываясь через плечо («микроорганизм» неотрывно пялился на нас).

— Тише, пожалуйста, Злат. — понизив голос до шепота, сказала мама, лицо которой попеременно выражало то удовольствие (видимо, от общения с «ого-го директором»), то какую-то неясную тревогу (а это, сто пудов, из-за «Алёши») и отойдя на приличное расстояние от бревна, остановилась, продолжив. — Алексей, пасынок нашего Генерального, он очень…специфический мальчик. Злат, будет лучше, если ты с ним общаться не будешь, понимаешь меня? Станет приставать к тебе, извинись, и тихонько отойди в сторонку.

— Да я и не собиралась даже, это он сам прицепился ко мне, как банный лист к заднице. — уверил родительницу я.

— Ну вот и хорошо. — выдохнула она, и направилась было к зовущему ее начальству, а затем передумав оставлять меня одного, вернулась, взяла за руку и потащила за собой (на всякий случай, наверное, от греха подальше).

Минут сорок спустя.

И так как все хорошее, как к счастью и плохое тоже, рано или поздно заканчивается, выездное мероприятие матушкиного предприятия близилось к своему логическому финалу. Маман посчитав, что угроза мне в лице «Алёши» миновала (сам «микроорганизм» тоже куда-то бесследно исчез), отпустила меня от себя, «попастись».

На бревно я возвращаться не стал, а налив в стаканчик воды, уселся на лавочку под навесом и стал дожидаться финала.

Тем временем, «Алёша» этот забывать обо мне, кажется, и не думал…

Бляха-муха! — ругнулся про себя я, заметив, что нескладный юноша «чешет» в мою сторону, и включил диктофон на телефоне, чисто так, на всякий случай (убрав его в передний карман комбинезончика).

— Ты чё не воспитанная такая? Ушла с концами, и даже слова не сказала. Я, между прочим, ждал тебя. — усевшись рядом со мной, произнес тот.

— Не люблю запах табака. — ответил ему.

— Какой запах табака? Ты чё гонишь? Я не курю! — оскорбился тот.

— Слышь, чел… — повернул к нему голову я. — Тебе, что, шесть лет? Что еще за детские отмазки? Не курит он… От тебя табачиной прет просто пипец!

— Правда, чтоль? — вопросил он, и отвернувшись, попшикал в рот освежителем дыхания. — Ну, теперь-то все окей.

Я не ответил.

— Чё, Иринка мужика того подцепила чтоль? — сменил тему «микроорганизм», переведя взгляд с меня на мою маман, которая вновь о чем-то болтала с «ого-го директором».

— Пойди и сам у него спроси. — пожал плечами я.

— Она ничё такая тёлка, мамка твоя. Может и мне стоит замутить с ней? — заявил «специфический мальчик», оценивающим взглядом оглядев мою матушку.

— Слышь, чел… — я перекинул одну ногу через лавочку, оседлав ее, и вперил в него взгляд (снизу-вверх).

Дегенерату «Алёше» удалось-таки разозлить меня до самой крайности, но и только, ибо физические кондиции мои сейчас таковы, что увы и ах, но оттащить его за ухо в сторонку и там надавать по наглым сусалам (как это и следовало бы сделать!), я не в состоянии. Разве что, березовым дрыном слегка отходить, но подобного, боюсь, маман совершенно не оценит, чтобы там «Алёша» в ее адрес не сказал.

— Чё, обиделась? Ударить меня хочешь? — заметив выражение моей физиономии, расплылся в похабной улыбке малолетний дебил.

— Ну, так ударь! — и он приблизил свою рожу вплотную ко мне, и показал пальцем на челюсть. — Прям сюда бей, пухлая! И твоя мамка с работы вылетит прямо завтра…

На этом моменте злость меня оставила, и я заржал аки лошадь.

— Чё ржешь? — улыбнулся он.

— К взрослым тетенькам он подкатывать собрался… — сквозь смех произнес я. — Ты, главное, слюни подотри, казанова недоделанный…

У «Алеши», как я заметил, недоставало одного клыка в верхней челюсти, отчего, иной раз, он слегка пускал слюни.

Немедленно отвернувшись, и утерев тыльной стороной ладони рот, он, красный, как вареный рак, вновь приблизил ко мне свою рожу, и схватил рукой один из двух моих длинных «хвостов».

— Руки-то не распускай! — велел я, пытаясь высвободить волосы, но тщетно.

— Дерзкая, да? — поинтересовался он.

— Ты чего до меня докопался-то? Или до сих пор, как в детском садике, дергаешь понравившихся девчонок за волосы?