Ей помешал Громов – обхватил зачем-то сильными руками. Он что-то кричал, но Аня не слушала. Вложив в яростный вопль всю свою душевную боль, она все-таки вырвалась, но, добежав до Доберкура, поняла, что пули нашли цель, и мерзавец подыхает. Тогда она, не сбавляя темпа, побежала дальше, к Володе.

Она рухнула рядом с ним, как подкошенная, схватила за руку. Грач поднял взгляд, в котором не было ни страха, ни отчаяния, ничего потустороннего, только глубокая, невыносимая вина за то, что все так получилось.

– Только посмей!! – заорала Аня, не помня себя. – Только посмей меня бросить!

Володя закрыл глаза.

– Нет!!!

Ашор отпихнул ее в сторону, разорвал на раненом одежду и щедро полил рану дистиллированной водой. Отбросив бутылку, он стал делать что-то вроде массажа – Аня не вникала в эти бесполезные манипуляции. Почему, ну почему всюду и всегда ее сопровождает смерть? Почему умирают самые лучшие люди? Почему Вова?! Почему опять?! За что ей это наказание – провожать в последний путь всех, с кем сводит судьба? Она даже кричать больше не могла – все вновь приобретенные силы ушли с последним отрицающим воплем.

– Ну, давай же, давай! – невнятно бормотал Ашор, делая что-то за гранью понимания Егоровой.

Грач сдавленно застонал, и Аня очнулась. Он жив! Он все еще жив!

– Что ты с ним творишь?

– Спасаю его!

Аня заметила, что лоб Володи покрылся испариной, и она, уложив голову к себе на колени, принялась нежно гладить его.

– Володя, Володенька, не умирай, а? Посмотри на меня!

– Да-да, говори с ним! – велел Ашор. – Не позволяй ему уйти!

Аня дотянулась губами до лба своего любимого и поцеловала, не переставая гладить и перебирать мокрые короткие пряди волос.

– Не оставляй меня, Вова, я без тебя не смогу, я тебя очень-очень люблю! Слышишь? Я тебя люблю! Ты не имеешь права бросить меня сейчас, когда все закончилось!

Скосив глаза, она видела, как под пальцами несостоявшегося хирурга содрогается грудь, мышцы умирающего словно зажили своей собственной жизнью, под кожей что-то перекатывалось, шевелилось.

– Он же не умрет, да? Ответь мне!

– Как говорится, не в мою смену!

По туловищу Грача пробегали волны судорог, руки и ноги дергались, дыхание сделалось громким и частым. Володя вновь болезненно застонал, и Аня тотчас наклонилась к нему:

– Вова, ты меня слышишь? Открой глаза, ну пожалуйста!

– Аш… ты садист… – прошептал Грач, разлепляя с усилием веки. – оставь меня… в покое.

– Не сегодня!

Грач вскрикнул, и пуля с небольшим фонтанчиком крови выскочила из раны. Отверстие в груди сжалось, запульсировало, и Ашор, не глядя протянул руку:

– Вторую бутыль мне, быстро!

– Что? – Аня непонимающе захлопала ресницами.

Патрисия, оказавшаяся рядом, вложила в ладонь фокусника вторую бутылку дистиллята. А потом и флягу подала, забрав ее из раструба на верхушке пирамиды.

– Юра, бинты, зеленку и спирт!

Громов уже тащил к ним аптечку. К счастью, со своим рюкзаком он так и не расстался.

– Черт меня раздери, – прошептал Грач, с изумлением глядя на бывшую смертельной рану, ныне стремительно уменьшающуюся в размерах.

– Пей, Вова! – Ашор поднес к его губам фляжку. – Три глотка минимум.

Аня запрокинула голову, глядя вверх, на далекое отверстие, сквозь которое в зал падали волны света. Она сглотнула, упрямо стараясь затолкать накопившиеся слезы внутрь, но те повисли на ресницах и, стоило моргнуть, обильно потекли по щекам.

– Не плачь, – сказал ей Володя, сжимая ее ладонь. – Я тоже тебя люблю!

Аня всхлипнула и сказала Ашору:

– Спасибо! Ты просто… ты настоящий волшебник!

– Это не я, это «солнце», – Визард устало ей улыбнулся. – Но действовать надо было быстро, пока эффект от предыдущей программы полностью не ушел.

– Только вон того гада чудесной водой не мочи!

– Не буду, – заверил Ашор, бросив мимолетный взгляд на Доберкура.

Аня тоже посмотрела на Доберкура. Мертвец был мерзок, но притягивал внимание. Громов закрыл тому глаза, но ничего не смог сделать с искаженным последней судорогой лицом. Вокруг француза натекло целое море крови. В ней испачкался даже Долгов, сидевший неподалеку и держащийся за низ живота. Кровь пахла резко, от нее скручивало внутренности и выбивало из глаз новые порции слез.

Аня поняла, что своими руками только что убила человека – и в шоке отшвырнула пистолет подальше. Но это ей не помогло.

Зажимая рот, она вскочила и побежала избавляться от остатков завтрака, да только не успела убежать далеко – ее вывернуло прямо в кровавую лужу.

– Тиша, Анечка, тише, – Громов умудрился подхватить ее в последний момент, не давая навернуться на скользких ступенях. – Ты все сделала правильно…

– Аня?! – позвал ее чуть окрепшим голосом Грач. – Аня!

Аня по-бабьи, некрасиво и дико рыдала, задыхаясь и уткнувшись носом в Юрину куртку. Этот день выдался слишком богатым на события, чтобы она могла с ними справиться быстро и безболезненно.

*

Они провели в Хранилище некоторое время. Отдыхали. Приходили в себя. Переваривали случившееся. Патрисия изучала записи Доберкура и наблюдала за поведением артефакта. После двойной вспышки – сначала с убийственным излучением, потом с исцеляющим – «солнце» снова перестало отзываться на команды, и лишь тихое гудение говорило о том, что оно не отключилось.

Ашор и Пат попробовали его обезвредить, используя Ключ и панель на передней стороне «сундука», и даже подтащили поближе генератор подбора, но все было бесполезно. «Солнце» никого не желало слушаться, и через некоторое время снова вспыхнуло лиловым светом, возобновляя цикл.

– Надо уходить, – заявила Патрисия, – если задержимся, сведем на нет  положительный эффект.

Тело Доберкура они заложили камнями в соседнем зале, после чего, оставив большую часть вещей в туннеле, в крайнем вагоне (здесь неблагоприятное излучение чувствовалось слабее, чем в самом Хранилище), отправились в обратный путь.

– Если честно, программа исцеления показалась мне слегка сомнительной, – сказал Громов на обратном пути. – Приятно, конечно, ощущать себя беззаботным младенцем, но много хорошо тоже плохо.

– На нас повлиял инфразвук вкупе с энергетическим пресыщением, – пояснил Ашор. – Организм был зашлакован, а тут открылись все клапаны и вынесли грязь. Получилось что-то сродни кислородной эйфории. По правилам, прана не должна производиться в таком огромном количестве, но тут все работает совсем не так, как задумывалось.

– Когда мы сможем уйти из долины? – спросила Аня.

Ей ответила Патрисия:

– Завтра к вечеру. Горящие символы на центральной панели указывают, что программа купола осталась без изменений. Судя по записям Доберкура и моим личным расчетам, артефакт вышел на новый цикл, и трогать его сейчас я бы поостереглась. Надо подождать, когда он сам откроет подземный ход во время очередного возврата.

– Получается, мы оставим эту штуку работать и дальше? – подал реплику Грач.

– Мы пока не можем ее отключить.

– Умываешь руки?

Пат тряхнула головой:

– Я не хочу тут застрять. Если цикл нарушится, то плита, закрывающая подземный ход, не сдвинется в нужное время, и что тогда делать? Я предлагаю сначала выбраться, дождавшись естественной смены программы, а уж потом продолжать эксперименты. Думаю, мы с Ашором выпустим вас наружу, и позже вернемся в пещеру для изучения. На стенах Хранилища выбита каменная летопись, и там же имеются подсказки на все случаи жизни. Их надо скопировать и перевести.

– Ты не хочешь домой? – поразилась Егорова.

– Нет, хочу. Приближается зима, и на станции в долине оставаться нецелесообразно. Мы вернемся сюда на следующий год.

– Ашор, ты с ней согласен? – поинтересовался Грач, приотстав от группы, чтобы оглянуться на иллюзиониста, который шел последним.

– В том, что лучше вас сначала выпустить за пределы купола, да.

– А с чем не согласен?

– Нельзя сюда возвращаться, – ответил Ашор. – Никому. Но ты это и сам понимаешь, не хуже меня.