– Это что, в библиотеку? – и потеряла интерес.
А вот сердце Геннадия Белоконева зачастило от предвкушения. В Подмосковье, где располагался архив, он никогда не бывал, про НИЦ «Пирамида» не слышал, но догадывался, что за странным приглашением кроется восхитительная тайна. Он даже не задался вопросом, кто и зачем заказывал на него пропуск, и почему именно ему был адресован конверт. Затуманенный мозг уже рисовал ему заманчивые перспективы. «Проект Орион» и «особая папка» звучали волшебной музыкой.
Письмо пришло летом, когда он находился в отпуске, и ничто не мешало поехать в город Пушкин и посетить архив. Ну, как «ничто»… мешала поспевающая клубника, которой жена засадила весь участок – ей требовалась помощь со сбором и поливом. А еще мешало отсутствие лишних денег, поездка в другие города удовольствие небесплатное. Пришлось жертвовать заначкой, которую Геннадий, как всякий нормальный мужик, держал в тайне от жены «на черный день».
Когда Геннадий поднимался по лестнице подъезда номер 3 монументального здания на улице Русакова, он внутренне был готов, что поездка окажется пустышкой. И все же волнение, какое случается от ожидания чего-то грандиозного, не покидало его.
Действительность превзошла ожидания. В недавно рассекреченном архиве Научно-исследовательского центра «Пирамида», в папке с указанным номером хранились материалы о первых годах освоения Антарктиды. Речь шла не об официальной Первой советской антарктической экспедиции 1955 года и даже не об экспериментальной станции Лазарев, заложенной на берегу Земли Королевы Мод в 1951-ом, а том, что происходило гораздо раньше.
Согласно обнаруженным документам, первые серьезные исследования Антарктиды начались сразу после победы над фашистской Германией, но цели советских исследователей и сделанные ими открытия были настолько невероятны, что Геннадий не верил собственным глазам. По сути, эти архивные материалы были настоящей бомбой, и, попади они ему при иных обстоятельствах, даже он, любитель исторических загадок и коллекционер парадоксов, воспринял бы их как курьезную диковинку. Но таинственность, с какой было обставлено дело, все эти конверты, пропуска, анонимные записки, как и тугие монументальные двери военного архива произвели на доверчивую душу сильнейшее впечатление. Геннадий потерял покой.
За следующий год он сумел собрать и другие доказательства, в основном косвенные, но уверившие его, что дальнейшие поиски стоят усилий. Он написал и даже опубликовал в специализированных изданиях несколько статей по истории Пятого Тихоокеанского флота, выступил на конференции под эгидой РАН с докладом, посвящённом белым пятнам в биографии Ивана Папанина[2], и стал приобретать некоторую – немного скандальную – известность.
Основные сложности возникали из-за недостатка неопровержимых улик, в происхождении которых ни у одного профессионала не возникало бы сомнений. Большая часть документов до сих пор хранилась в закрытых архивах, мемуары современников подверглись тщательной цензуре, а интерес Сталина к Антарктиде был окутан завесой упорного молчания. По-хорошему, надо было ехать на ледяной континент, смотреть на месте, что из обнаруженного правда, а что вымысел. Надо было проводить раскопки в зарубежных архивах, добиваться особых разрешений и допуска в специализированные хранилища. Но этому опять мешали проклятые деньги (точнее, их отсутствие) и недостаток свободного времени. Финансировать его поездки, разумеется, никто не собирался, как и сокращать преподавательские часы в школе (последнее даже хорошо, ибо жить на что-то надо).
И тут свершилось еще одно чудо: на зарплатную карточку Геннадия незадолго до нового учебного года поступила огромная сумма. Сначала он посчитал это ошибкой банка. Но по почте вслед за деньгами пришло очередное анонимное письмо. Вскрыв конверт, Геннадий прочел: «Вы хорошо начали и должны продолжать работу. Получить разрешение на поездку в Антарктиду в качестве писателя, заинтересованного темой открытия шестого континента, не будет проблемой. Нужные люди уже предупреждены, смело подавайте заявку». К записке был приложен адрес, куда следовало обращаться, список документов и образец заявления.
Белоконев понял, откуда деньги. И так же понял, что надо обязательно лететь. Поблагодарив вслух таинственных доброхотов (ему и в голову не пришло, что их цели могут быть далеки от благостного стремления к гласности), историк стал собираться в путь.
Он никому не сказал об анонимных посланиях, даже жене, интуитивно понимая, что та найдет уйму аргументов, чтобы отговорить его от странной затеи. Геннадий очень не хотел расставаться с ощущением чуда.
На экспедиционное судно «Душа океана» он попал волей случая: на него продавались самые дешевые билеты, а Белоконев по жизни привык на всем экономить. Правда, плыть предстояло чуть ли не в трюме под аккомпанемент работающего двигателя. Но здесь ему подфартило в очередной раз. Узнав, что Белоконев историк, разрабатывающий тему Антарктиды, капитан лично распорядился предоставить ему пустующую каюту получше в обмен на лекцию, которую он прочтет в пути, дабы развлечь пассажиров. Геннадию это польстило.
Признаться, Белоконев не ожидал увидеть много желающих, но почти все кресла в салоне были заняты. Помимо «агитбригады» и некоторых ученых, следующих на зимовку, на его лекцию пришли и гости Павла Долгова (о том, что на этом же корабле следует целый «свадебный поезд», Белоконев уже был осведомлен). Их сразу можно было выделить по добротным нарядам и излишне оживленным выражениям лиц. Чувствовалось, что эти люди пришли прежде всего «культурно развлекаться». Счастье еще, что в баре по соседству не подавали попкорн.
Сверившись с круглыми часами на стене, Геннадий поправил очки, откашлялся и произнес:
– Что ж, дамы и господа, если мы больше никого не ждем, то начнем.
Подросток среднего школьного возраста, сидевший рядом с бледным нервным мужчиной, наверное, отцом, поднял руку, как на уроке:
– А про загадку карты Пири Рейса вы расскажете?
– Обязательно, – рассеянно улыбнулся Белоконев и, бегло проверив еще раз, включен ли проектор, работает ли ноутбук и хорошо ли проходит сигнал (а то с ним бывали подобные казусы в школе), приступил к изложению.
– Итак, всем присутствующим, полагаю, известно, что официальный день открытия Антарктиды – 16 января 1820 года. Именно тогда русская экспедиция Фаддея Беллинсгаузена и Михаила Лазарева, преодолев плавучие льды, подошла к берегу неизвестного континента. Эта точка располагается в районе Земли принцессы Марты и называется ныне ледником Беллинсгаузена.
На экране позади докладчика пошли первые кадры презентации, появились изображения кораблей и портреты путешественников.
– Однако Антарктида постоянно подкидывает людям загадки. Вот и с ее открытием все обстоит не так просто. Как материк она появилась на географических картах задолго до 1820 года, причем изображали ее без ледового покрытия, – Белоконев взглянул на внимательно слушавшего мальчика. – Молодой человек уже упоминал про адмирала Пири. С вашего позволения, я раскрою тему чуть подробнее.
Он поменял изображения.
– В начале 20 века директор Национального музея Стамбула Халим Эдхем разбирал библиотеку византийских императоров в старом дворце султанов. На одной из пыльных полок он нашел свернутую в рулон карту, выполненную на выделанной коже газели. Составитель – а им значился адмирал и картограф Османской империи Пири, живший в первой половине 16 столетия – изобразил южную оконечность Южной Америки и северное побережье Антарктиды. Самое поразительное, что береговая линия полуострова и Земли Королевы Мод была выведена со всеми подробностями: заливами, бухтами и горами, ныне скрытыми от глаз ледяным покровом в несколько километров толщиной.
В 1949 году Объединённая шведско-английская исследовательская экспедиция произвела сейсмическую разведку сквозь толщу льда и подтвердила правоту Пири Рейса. «Мы не представляем, как согласовать данные сейсморазведки с уровнем географической науки начала 16 века», – сказал руководитель экспедиции.
