- Это из Предания?

- Да, из Предания. А потом, этот Первосвященник вёл народ верный до земли завета, где и должен был народ Его пребывать, ограждая его от зла, противостоя языческим догмам извращённого мира.

- Предание. Я всегда забываю, сколько там книг...

- Рассказы Бытия повествуют о рождении мира, о первых шагах народов, и как появился царь Азатарон, которому Он дал возможность править, но тот пал. Описывает она как народ для несения истины был избран и как он жил. Книга Пророков же описывает как сбивался род верный и множество пророков, посылаемых Им, наставляли его и возвращали на путь истинный. Почти четыре тысячи лет посылались последователи Его, возглашающие об ошибках народа и возвращении его на путь верный, - поучительно ответил Мэльсхедек.

- Я помню строки оттуда, - вспомнил я чтение Предания в холодных комнатах пирийского убежища.

- Род верного народа никогда не прекращался, - грозно молвил Первосвященник. – Шартру изначально был верен Единому, но отступился, поклонившись твари, выставившей себя богами, а не Творцу. С тех же пор начинается Книга Верных, где описывается долгая история горсти людей, выживающих в изгнании, нищете, но верных Ему.

- И ты хочешь сказать, что тот, кто поклонялся Единому в том пирийском храме был из них?

- Да, тот, кому явилось ведение, был тайно верен Единому. Последний, кого мать наставила в истинной вере.

Интересно, насколько могут меняться люди – тот, кто раньше был светильником веры в Рождённых светом, поднялся на ступень служения невообразимо выше, оставив преклонение твари, сменив его на поклон Творцу. Я внимательно посматриваю на Мэльсхедека, на его голубую ризу поверх хитона и нагрудник с печатями и вижу перед собой не сломленного человека, в лихорадке ищущего нового смысла жизни, а просвещённого и чувствующего истину в новом пути. Я вижу человека, который прикоснулся к чему-то большему, чем просто мудрость.

- Как народ отнёсся к смене веры? – сменяю я тему. – Я слышал, что вы стали… плавно говорить о Великом Господине, что над Рождёнными светом?

- Добрые люди и аэтерна внимают слову новому, живому, - светлое лицо Первосвященника помрачнело. – Но честно признаться, не каждый готов отказаться от старых верований. Святой орден всё ещё поддерживает религию Рождённых светом.

- Как отнеслись власти к новой вере? Мы ведь…, - голос дрогнул от осознания странности происходящего, – утверждаем, что Рождённые светом лишены божественности... не напрямую, но метафорами. Те, кто могут разуметь, разумеют. Утверждаем, что есть только один Бог, а не семь и Он непознаваем, в отличие от тех.

- Святому ордену нет дела до нас, что странно. Меня даже не извергли из сана Первосвященника, а Арантеаль сказал – «можете делать, что угодно, только удержите народ в узде покоя, не покушайтесь на нашу власть и не мешайте строить светоч. Иначе сомнём».

- Вы ещё не сказали, что Рождённые светом пали в бою с неведомым существом? – мой взгляд коснулся окна, в котором отразился красно-синей россыпью лунный свет. – Бунта не было?

- Пока нет. Народ не готов принять полную истину. Сначала, словом и делом мы убедим людей и аэтерна в том, что их боги не боги, и что сейчас нужно направить все силы против неримлян.

- И как же «Не убей», в заповедях, данных одному из великих пророков древности… до прихода Рождённых светом, если верить Преданию? – задал я вопрос, размышлявший на эту тему, прочитавший ещё в первый раз некоторые строки книги. – Те самые, что были на горе Екдер-Арзут.

- Да, Господь призывает нас не убивать, но Он же сказал в Книге Дистиции – «когда колесницы вражьи в количестве огромных, когда воины врага строятся супротив народа твоего и правды Божий, то не бойся, ибо Господин царств идёт вместе с тобой, чтобы сразиться за народ твой», - Первосвященник глубоко вздохнул и посмотрел на меня проникновенно. – Когда враг угрожает тебе лично, можешь и стерпеть. Но когда смерть угрожает твоим близким, возьми оружие и иди на бой.

Я умолк. С Первосвященником я бы ещё поговорил о многом, но вот меня привела меня сюда не мания философских размышлений, а нужда, которая напомнила о себе резким приливом меланхолии и тревоги. Мэльсхедек видимо заметил, что я изменился в лице и озвучил это тяжёлым басовитым голосом:

- Тебя что-то тревожит…

- Фриджидиэн! – крик пронёсся у меня за спиной, и я увидел, как из распахнутых ворот закрытой части храма навстречу несётся кучерявый парень в чёрной рясе, раскинувший руки.

- Исаил! – признал я друга и кинулся к нему в объятия.

Приобнявшись, я отпустил его.

- Фриджидиэн, что в столь поздний час привело тебя сюда?

- Исаил, мне нужна твоя помощь. Точнее даже… не совсем твоя. Как бы тебе объяснить… ты можешь помолиться о Лишари? – наконец-то смог сказать я. – Она умирает, Исаил. Мы должны помочь. Ты только взмолись и ей лучше станет.

- Я понимаю, что ты хочешь, - стал искать отговорки мой друг. – Но оно так не работает. Вера — это не магия, чьи потоки мы подчиняем, а помощь Его невозможно поймать.

- Но… Исаил…, - я весь продрогнул от возможного исхода. – Она же… умирает. Даже лучшие апотекарии не способны помочь ей.

- Есть ещё причины, - железно молвит Мэльсхедек. – И не самые маленькие.

- Какие?

- Ты знаешь, каков мир по Преданию? – неожиданно спросил Исаил, и с блеском страха и вдохновения в очах продолжил. – Это самая великая история, когда-либо рассказанная, в которой есть сюжет о великом предательстве. Ты его знаешь.

- Тель-Ильм…

- Не произноси его скверного имени, - неприязненно пресёк Мэльсхедек. – Суть в том, что народ смертный проклял себя тысячелетиями поклонений мерзким идолищам, погрязая в ереси и безумии и дошёл до того, что власть их принял над собой. Мы находимся в городе, где всё завалено истуканами. И власть инфернальных держателей безумия велика.

- Часто не трудно начать молиться, - подхватил Исаил. – Куда труднее одолеть искушения в её время. Учитывая, что мир медленно начинает тлеть, искушения… могут принять материальную форму.

- Ты хочешь сказать…

- Вполне возможно, - Исаил перестал говорить, сосредоточенно о чём-то думая. – Я общался с тем «пророком». Он говорил, что некие «высшие» есть создания духа. Они хотят убить всё живое, утверждая, что люди сами куют меч своей погибели. Они скорее всего не то, чтобы питаются душами по очищению, а смакуют момент смерти цивилизации, приводя в активное действие ещё одну подобную тварь. И их сильно привлекает горе смертных.

- И? А как…

- Вас это касается тем, - понял мой вопрос Первосвященник, - что те духи могут удивиться – а как же пропал источник их сладкого питания? И могут… навестить нас, - Мэльсхедек остановился, он понял, что сердце моё не просто болит, его разрывает и положил тяжёлую руку на плечо, тихо твердя. – Сын мой, глупо говорить – «я не боюсь встретиться с преисподней», но если Исаил скажет, то мы… обратимся к Небу.

- Исаил, - мой голос охватила ещё большая дрожь; я просто не знаю, что ещё говорить и трепетно хватаюсь за единственную надежду, - прошу тебя. Прошу, давай помолимся.

Я уставился в глаза моего друга, который молча оценивающе смотрит на меня. Знаю, что в моих глазах он видит мольбу, а я в нём созерцаю напряжённое противоборство. Он понимает, куда мы можем сунуться, и какие твари зла поднебесного могут явиться на зов к Небу.

- Ты готов ради неё потревожить тонкий мир зла ми пожертвовать своим покоем? – твёрдо спрашивает меня Исаил.

- Да, - звучит мой твёрдый ответ.

- Ты ради неё готов окунуться в безумие и пожертвовать здравием?

- Да.

- Ты ради неё готов своё здравомыслие принести в жертву?

- Да, - вспоминая о том, что стало с Константином в том проклятом храме при встрече с инфернальным духом, отвечаю я.

Исаил лишь кратко кивнул, в его глазах теперь же я увидел решимость, которую он увидел и во мне. Он обернулся и зазвучал его голос звонкий:

- Мэльсхедек, готовь кадило и жертву.