- Исаил, а ведь о том, как живут горцы мы и даже помыслить не могли, - вырывается с моих уст. – Как же здесь красиво, - я посмотрел на левую руку, которая лишь вполовину могла подняться, и без зелья О’Брайенна даже не могла сжаться в кулак; и опустив её восхитился. – Как же здесь красиво. Никогда не думал, что удастся побывать здесь.

- Коли же они допустили нас к тайнам своим, то нас стоит быть учтивыми, - Исаил гордо продолжил идти, но его пути появился мальчуган, в меховой обелённой ломтями прилипшего снега шубке; он пристал к его мантии и игриво одёрнул её, Исаил же одарил его ласковой улыбкой и нырнул под рясу, секундой позже в руках мальчугана блестит игрушка и шоколад, завёрнутый в ткань.

Картина необычного милосердия вызвала пленяющий ступор в среде горцев, я заметил их не то что удивление – отказ верить в милосердие аркчанина. Мать ребёнка быстро пристала к Исаилу, схватив мальчика за руку, и оттянула его, скрывшись в толпе северян. Исаила, впрочем, это не смутило, и гордо вытянувшись, он пошёл дальше в сторону большого чёрного шатра в конце селения. Горцы взрослые… они не знакомы с милостью аркчан, только со сталью из Сердцеземья, они не знают, что такое доброта жителей юга, только ведают, что есть гнев и ярость Святого ордена. И Исаил, он может стать маяком, среди моря черноты и указать путь ещё не присоединившимся.

Мы идём дальше, нас окружают и стесняют в шкурах и грубой одежде, которым в диковинку видеть нас. Мужчины и женщины стеной встали, создавая коридор, и всё чаще я стал видеть, как в рядах сверкает оружие – копья и длинными наконечниками, тонкие мечи и топорики. Инстинктивно моя рука ложится на кинжал, но их глаза… чистые и вопящие о безвинности, лишают длань мою силы, а дух больше трепещет, чем пламенеет.

- Не нужно, - коснулся моей ладони Исаил. – Не оружием, но всяким милосердием мы можем сегодня победу получить.

Я ускорил шаг, пытаясь как можно скорее преодолеть эту стену народа, но вот Исаил шагает размеренно, величаво, не чувствуя беспокойства. И на пути мы натыкаемся на ещё одну реальность жизни горцев, помимо странной одежды и суровых лиц. На лежанке из шкур, прикрытый одеялом, лежит человек… точнее доживает последние дни. Я разглядел язвы, гнойные сети и желтоватую гадость на губах и глазах мужчины; ладонь показалась из-под чёрных волос, и я ужаснулся увиденному, знакомый спазм сдавил живот. Кожа… она пузыриться и готова к тому, чтобы слезть с прогнивших мышц, ногти покрылись трещинами и вот-вот сваляться; воздух вокруг больного спёрт и несёт зловоние настолько противное, что создаёт ореол пустоты вокруг больного.

Тут нет апотекариев, нет врачей, и страшная чума разила одного за другим. Этот мужчина только один из многих, кого сразила болезнь. Остальные либо получили вечный дом телом под землёй, а душой в царстве духа, а другие доживают последние в отдельных палатках. Этот мужчина… мне показалось, что его специально вынесли, чтобы испытать нас, чтобы показать – «посмотрите, неженки из Арка, как мы страдаем. Не станет ли для вас это позорным? Не побрезгуете с такими породниться?»

Пока меня от смрада и вида штормило так, что я еле шевелил ногами и на грани возможного не давал себе рухнуть в снег, Исаил остановился. Через заплывающие пеленой образы народа и больного, я увидел, что, покачиваясь, проповедник зашатался к нему, протягивая охваченные тёплым светом ладони.

«Исаил, не стой возле него, пойдём же!» - кричу я в себе, но почему-то сам испытал жалость к лежащему, раздавив ею презрение.

Исаил же упал на колени возле горца, измазав мантию в белом снегу и зажал его ладонь в своих. Гнойники лопнули, и по коже Исаила заструился зелёно-белый ихор, язвы брызнули кровью, источая неведомое зловоние. Горцы рассеялись прочь, меня покачнуло и вселилось в голову ощущение, как будто я выпил бочку пива. Но Исаил держится – его руки продолжают лить магию, исцеляя ею и духовною силой, он заживлял раны, затягивал язвы и врачевал гнойники, являя нормальную кожу. Мужчина распахнул рот и оттуда, сквозь чёрно-белеющее зубы вырвался влажный бурлящий хрип вместе со смрадом. Я увидел, как мой друг буквально побледнел, его глаза закатываются, но он держится. Как человек может такое выдержать? Горцы, позатыкавшие носы отошли на десятки метров, но Исаил там, где находится невозможно.

Процесс целительства окончился – Исаил отнял одну ладонь, а другой в крепком хвате взял горца и потянул на себя. И он поднялся, одеяло, пропитанное гноем и вонючее, откинулось, и мужчина встал, на удивление и великий страх сельчанам.

- Целительная сила Державного подняла тебя, - выжал из себя слово Исаил.

- Thugothuu buaidahsa aeri bassa, - нормально, не захлёбываясь гноем сказал исцелённый на своём языке.

- Не я способен одержать над смертью победу, но Тот, Кому она противна, - дал ответ Исаил и продолжил идти к цели.

Тряхнув головами и с минуту подышав, я смог сделать шаг. Мы продолжили идти, всё увереннее и быстрее подходя к шатрам вождя, у которого стала попадаться более экипированная стража. Утеплённые и защищённые меховыми доспехами люди, держа топоры и копья, покрытые шлемами с торчащими шкурными волосами подкладками, несут бдительную стражу.

Тут я разглядел и больше стоек с клинками, и примитивные кузни, от которых разносится гулкий тяжёлый звон кузнечной работы – плотные мужики куют оружие для своей великой армии.

Наши персоны оказались на небольшой площади перед великим шатром и только сейчас я заметил, что палаты и убежища поменьше составили нечто стены для него, убаюканные в низинах остроконечных седых скал. Не успели мы сделать и шага, как нам готовят ещё одно испытание.

Перед нами вывели настоящее произведение человеческой красоты – создание непревзойдённого великолепия, несущее на себе лёгкий плащ и вздрагивающее под напевами горного ветра. Её чёрные густые волосы аккуратно ложатся завитками и спиралями на плечи, лицо, будто вышедшее из мастерской великого «Небесного Ювелира» вселяет умиление, а тёмно-зелёные глаза напоминают мне о столь родных краях Сердцеземья. Но сколь бы красива она не была, моё сердце рядом с другой. И всю картину женского великолепия нарушает цепь на шее её, и кандалы, столь несуразно смотрящиеся на её нежных запястьях, что так и тянет их сорвать.

- Daen ana coires a tha ooieere? – спросил Исаил на языке горцев смысл вины её.

- Dho’fhalbha Ibhom chreideeamh a simnsearanat avgus cha crhom Id’kar diathan, - объяснил вперёд вышедший седой жрец, опирающихся на посох и украшенный бусами, что она виновата своей дерзостью – не покланялась тем богам, которым дают поклоны они.

- Avgusde ammo peannasis a th’anno? – спросил о наказании Исаил.

- Bassa! – воскликнул жрец, говоря, что ей за это полагается гибель, и предложил показать верность законам гор Исаилу – на протянутой руке он хотел предложить меч клирику, но мой друг покачал головой в знак решительного отказа.

И они решили казнить её самостоятельно, но не клинком. Жрец махнул и девушка, зная, что лучше поступить так, сбрасывает с себя плащ, оставляя лёгкий тканевую накидку, что показался филигранно-аккуратные черты её тела. Моё среде дрогнуло при виде сего – мороз убьёт её более мучительно, более медленно, но неумолимо. Можно не сомневаться в этом.

Исаил сделал то, что, что не вкладывалось в их представления – зацепившись за нить узла, он быстрым движением руки развязывает его и срывает с себя плащ. Куском тёплого меха он укутывает женщину, не давая ей умереть.

- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - говорю я Исаилу.

Подставить тело, защищённое только тонкой мантией, в этом краю всё равно, что отдастся добровольно ласке огня. Ветер, морозный и неимоверно колкий жадно впился в тело Исаила и с такой силой, что я услышал, как скрипят его зубы, сжатые в чудовищной боли. От силы морозного порыва Исаила скрючило, но выпрямившись, он пошёл вперёд, таща скованное тело в шатёр вождя. За нами пошла и девушка, и стража не думала останавливать нас, расступаясь и осторожно смотря на нас с удивлением и осторожностью.