Когда муж уходил на работу, Нина часто в свободное от дежурства время уезжала на машине куда-нибудь за город, в лес, к озерам или в поле. Было приятно раскинуться на траве, смотреть в небо, слушать пение жаворонка или сквозь зеленые ветки сосен следить за медленным движением сизых и белых облаков, плывущих по голубому небесному своду.

Был ясный безветренный день. Зеленая трава, синий лес, желтый песок после дождя были чисты и свежи. Машина мягко шуршала по шелковистой траве, потом покатилась по рассыпчатому песку, остановилась у самого берега озера. Проезжая дорога осталась вдали, лесная полоска закрыла ее, словно отгородила озеро от беспокойного, шумного мира. Это было то место, где Нина в последний раз виделась с Николаем в день его проводов.

Стояла теплая, сухая погода. Нина бродила по лесу, по траве, по песку. Жесткая трава щекотала подошвы босых ног, мягкий, горячий песок согревал кожу. Нина остановилась у берега, разделась, осторожно шагнула в воду, разглядывая отражение своего тела. Прошла на глубину, взмахнула руками, стремительно поплыла на середину озера. Прохладная вода остудила разгоряченное тело, дышалось легко, свободно. Нина легла на спину, долго держалась на воде, глядя в бездонное синее небо. Кругом была тишина, только слышался звук слабых всплесков воды. Окунувшись несколько раз и умыв лицо, Нина поплыла к берегу, вышла из озера, стряхивая с упругого тела водяные брызги, сверкающие на солнце. Подпрыгивая легко, с детской резвостью разминая ноги, Нина несколько раз пробежала вокруг машины, стоявшей под рыжими соснами, повалилась на копну душистого сена.

Лежала на спине, вытянувшись от удовольствия. Тепло окутывало ее, убаюкивало, и она чуть было не уснула. Вдруг услышала чьи-то шаги и мгновенно вскочила на ноги. Перед ней стоял Николай, улыбался, смотрел восхищенными глазами.

— Нина, — тихо сказал он и взял ее за руку. — Я целые сутки ищу тебя. Узнал, что поехала за город, пришел пешком, подстерег. Прости, не обижайся.

— Уйди! Пусти меня! — рванула Нина руку, толкнула Николая.

Но он крепко держал лее, обнимал за плечи, тянулся губами к разгоряченному лицу.

…И потом, когда она поднялась, закрыв от стыда лицо руками, и пошла к машине, с трудом удерживаясь на ногах, он шел за ней, повторяя:

— Оставь мужа, уйдем, теперь мы всегда будем вместе.

— Уходи! Мы не должны встречаться. Никогда! Никогда!

Больше они не встречались.

И вот теперь на ее пути снова появился Николай. Она захотела увидеть его, ничего не могла сделать с собой, искала встречи.

Однажды вечером Нина появилась в заводском Дворце спорта, где проходили городские соревнования по фигурному катанию. Ярко светили огни, лилась музыка. На ледяном поле спортивного зала выступали молодые фигуристы.

Поглядывая на арену, Нина то и дело скользила взглядом по партеру. Погас верхний свет, в зале стало темно. Под лучами сине-желтых прожекторов вышли на лед две юношеские пары. Мальчики были незнакомы Нине, а их партнерш — двух стройных, изящных девочек — она сразу узнала: это были дочери Косачева. Зазвучала знакомая мелодия, фигуристы плавно пошли по кругу. Нина залюбовалась ими, не могла оторвать глаз.

Сестер Косачевых с их партнерами сменили две другие пары фигуристов. На лед вышли Оля Шкуратова и ее жених — молодой рабочий Степан Аринушкин, маленькая аппаратчица Зоя Крахмальная с молодым чертежником из конструкторского бюро Валерием Стреховым.

— Счастливые люди, — шепнул кто-то за спиной Нины, глядя на Олю и Степана. — Говорят, скоро справляют свадьбу.

И то, что Оля была сестрой Николая Шкуратова, вызвало у Нины в душе особую теплоту.

Когда кончился номер, раздались аплодисменты. В зале прибавили свет. Нина опять стала смотреть по сторонам и вдруг увидела Николая в первом ряду. Она незаметно стала пробираться к выходу, чтобы подождать в фойе, когда кончатся соревнования и люди начнут расходиться.

В фойе Нина присела на кресло в уголке. Все время поглядывала в сторону выхода, держа на коленях шубку и платок. Наконец увидела, как к гардеробу подошел Николай. Пока он одевался, Нина накинула шубку, прошла к парадному выходу. Когда Николай стал отходить от гардеробной стойки, она будто случайно оказалась у него на пути.

— Здравствуй, Николай.

Он молча и удивленно посмотрел на Нину, даже смутился. Смотрел добрым, примиряющим взглядом.

— Здравствуй, — он протянул ей руку, и одно мимолетное прикосновение к ее теплой руке взволновало его.

— Нам нужно поговорить, Коля, — сбивчиво сказала Нина, стараясь задержать Николая.

— О чем? — спросил он, остановившись перед ней.

— Проводи меня. Я все объясню.

Она задержалась перед дверью, приглашая его идти первым.

Он вышел и медленно спустился по ступенькам на тротуар, поджидая Нину. Шагая рядом, она торопливо Оговорила, волнуясь, боялась, что он не станет слушать.

— Я знаю, я виновата. Какое-то безумие тогда нашло на меня. Ты уехал и ничего не писал. А этот был здесь, нашел меня вскоре, потом каждый день приходил. Обиделась я на тебя, такая тоска взяла. А он прямо в душу лез, и Алька, подружка, ему сочувствовала. И я думала, вот выйду замуж тебе назло, а вышла себе на горе. А тут еще люди сказали, что ты женился в Севастополе.

— Да кто тебе наплел такое?

— Алька. Клялась мне, что правда.

— Алька? Алька сказала? И ты поверила! Хороша твоя любовь, если от первой сплетни рухнула.

— Что толку теперь упрекать друг друга? — страдая, говорила она. — Мы оба несчастные, Коля. Я виновата, прости меня.

— Чего же ты хочешь? — спросил он, не глядя на Нину. — У тебя семья, ребенок, муж. Какой же выход?

— Я не могу больше так жить. Я не люблю мужа и никогда не любила. Только ты один… Ты! знаешь.

— Что я знаю?! Не могу понять тебя, Нина, — сказал он, сдерживая себя. — Думаешь, у меня сладкая жизнь? Не зажила еще моя рана, а ты о любви говоришь. Да где она, твоя любовь, если ты с другим живешь? Я же умолял тебя, все простил тогда, летом. А ты с ним осталась. Что же теперь? Втроем жить? В любовницы просишься? Нет уж, извини!

Он с обидой посмотрел на нее и пошел. Но тут же подумал, что напрасно погорячился, хотел вернуться и не мог. «Эх, Нинка! Глупым сплетням поверила, всю жизнь поломала!»

— Зачем ты так, Коля! — крикнула Нина с болью в голосе. — Зачем?

Он не вернулся, ушел.

Она стояла на дороге, отвергнутая и униженная. Порывистый ветер рванул на ее голове платок, растрепал волосы. Ей стало душно, в голове все закружилось, стали падать дома, деревья. Едва успела ухватиться за столб, силясь устоять на ногах. Кто-то поддержал ее под руку!

— Что с вами, Нина Степановна? Вам помочь?

Это был Федор Гусаров.

— Ничего… пройдет. Спасибо, я сама.

Она поправила платок, медленно пошла.

…Поспелов весь вечер просидел дома с другом студенческих лет Валентином Разиным. Выпили коньяку, принялись играть в шахматы, говорили о серьезных делах и о разных пустяках. Поспелов нервничал, поглядывал на часы, прислушивался к шуму лифта.

Через открытую дверь было видно, как в спальне на пестром ковре ползал сынишка, гремя заводными автомобилями, паровозами, самолетами, разными кубиками и шарами.

На площадке глухо стукнула дверь лифта. Потом тихо открылась дверь прихожей. Вошла Нина.

Поспелов громко, с укором спросил:

— Где ты была? Знаешь, который час?

Нина ничего не ответила, разделась, кивком головы поздоровалась с Разиным, прошла к сынишке. Мальчик радостно бросился к матери.

— Хочешь коньячку? — предложил Поспелов, переходя на мирный тон. — Валентин принес. Армянский, три звездочки.

Она молчала, перебирая дрожащей рукой детские игрушки.

Склонившись над шахматной доской, Поспелов готовился сделать ход.

— Вот Валька зовет меня к себе на работу, — говорил он между тем. — Брось, говорит, свой заводище, пока с ума не сошел. Иди заместителем директора в наш институт. Через год защитишь, говорит, докторскую, будешь читать лекции по холодной обработке, получишь профессора.