Опустив ноги, Оливия почувствовала теплоту деревянного пола. Прошлась босыми ногами до окна и выглянула.

— Вот и выходной, — улыбнулась, разглядывая мокрые деревья за окном, с листьев которых скатывались ручейками капли.

Вдохнув свежесть утра, пахнущего дождём и мокрой травой, она окончательно проснулась.

Быстро оделась и привела себя в порядок. Почувствовав вкусный запах блинов, девушка поспешила в столовую.

Там вовсю хозяйничал Добрыня, раскладывая готовые блины по тарелкам, ставя розетки со сметаной.

Потрескивающий огонь и скворчащие блины на сковородке создавали свою неповторимую музыку, и в эту симфонию запахов неуловимо вступал и ягодный аромат чая.

Дети тоже стали подтягиваться на аппетитный аромат. Движения у них были замедленные, и заспанные личики говорили, что они не прочь ещё поспать. Погода за окном располагала к вяленому состоянию.

— Спасибо, Добрыня. Ты нас балуешь, — улыбнулась Оливия, присаживаясь за стол. — Раз у нас есть свободное время, которое нам так нечаянно подарил дождик, я сегодня сделаю голубцы. Марья, будешь мне помогать? Пусть Добрыня немного отдохнёт, — предложила она дочери.

— Я и не устал, — поглаживая свою бороду, ответил Домовой. — И я не прочь, чтобы ты отдохнула от своего вязания. А то вяжет, вяжет, глаза портит.

— Это наш доход. На что—то приходится покупать продукты, и пошлину скоро отдавать. Думаю, корову купить необходимо, и тогда тратить монеты на покупку молока не надо. Экономия будет, — поделилась она своей идеей.

— Какая экономия? — заволновался Добрыня. — Подоить надо? Надо! Корм надо? Надо! Привести — увести её на луг. Это сколько времени надо потратить? А ты и так худющей стала, одни кости остались. Не нужна корова! Не покупай! — сердито выговаривал он, махнул своими ручонками и исчез.

— Мам, по–моему, он сильно рассердился, — сказал Иван, внимательно наблюдая за их разговором.

— И что я такого сказала? Только озвучила свои мысли, — растерялась Оливия.

— Он прав, мама. Ты и так всё время: то в поле, то вяжешь до полуночи. А он переживает за тебя, — отозвалась Марья.

— Хорошо! Хорошо! Не будем корову покупать. Прости! — громко сказала она, почувствовав свою вину.

И тут же пришла волна одобрения от Добрыни, — успокоился он от её слов.

— Так. Сейчас нам необходимо порезать мелко–мелко мясо. Так как у нас только мясо кролика и курицы, будем делать из них фарш. Была бы мясорубка, то мы быстро бы накрутили его. Вот только она стоит заоблачно. Целых пять золотых. Видела я в городе её, да и она слишком большая для дома. Неужели не могли поменьше сделать? — разговаривала она с дочерью, а сама в это время нарезала мясо.

— Марья, осторожно режь. Пальцы береги, — предостерегла она её.

— Мам, я что, в первый раз мясо режу? – рассмеялась та.

— Забываю, что ты взрослая. Может уже и жениха присмотрела? — лукаво поглядела на неё.

— Мам, мне рано ещё о женихах думать. Хозяйство на мне, — засмущалась она.

— Во как! Ладно, подождём, когда созреешь, — рассмеялась Оливия и подмигнула дочке.

Нарезав мясо, они занялись овощами: нарезали помидоры, а морковь она натёрла на тёрке, с благодарностью вспоминая золотые руки Тимофея.

Затем всё поставили тушить на огонь, и девушка с сожалением подумала, что сюда бы не помешало добавить немного болгарского перца. Но такого здесь нет.

Выложив половину овощей на донышко сковороды, в остальной соус добавила воду, томатную пасту и сметану. Посолила и поперчила. Хотя и стоил чёрный перец дорого, она не отказала себе в его покупке.

В фарш Оливия добавила лук и просо, за неимением риса.

Теперь они занялись капустой. Окунув его в кипяток, подготовленный заранее Добрыней, она отделила листья.

Затем, разрезав их пополам по границе толстой прожилки, разделила на две части и убрала утолщение.

Оливия не любила, когда много капусты в голубцах, и как–то раз нашла в интернете такой оригинальный способ и с тех пор всегда делала этот рецепт.

И сейчас решила воспроизвести его, только адаптировать под продукты этого мира.

На овощную подушку она разложила сделанные голубцы и сверху залила оставшимся соусом. Накрыла крышкой и поставила в печь.

Раньше она накрывала всё это дело фольгой, а затем открывала, чтобы они немного поджарились.

А здесь уберёт крышку и немного подождёт до румяной корочки.

— Может, суп ещё приготовить? — спросил Добрыня.

— Давай лучше уху сделаем. Марья, ты как: суп или уху? — спросила она.

— Уху, — сделала та выбор.

— Да и Иван не будет против, — озвучила и второе подкрепление.

Иван после завтрака убежал в кузню: там его ждала работа, которая очень нравилась ему.

«Гены берут своё», — рассудила она, когда тот с восторгом рассказывал о первом дне в кузнице.

И замерла, наблюдая магию Добрыни. Взмах руки и горшок завис в воздухе, затем медленно подлетел к крану и наполнился водой.

Также медленно, не расплескав воду, подплыл и мягко опустился в печь.

Он, как дирижёр, взмахом заставлял выполнять каждому инструменту свою партию.

Взмах — нож разделывает рыбу, взмах — другой нож чистит и режет овощи, взмах — всё аккуратно ложится в горшок….

Когда всё плыло по воздуху, то Оливия видела потоки магии и ей чудилась тихая музыка.

Дочь улыбалась, глядя на неё. Она — то давно привыкла к представлению Домового, а Оливия — первый раз, и была впечатлена таким волшебством.

— Добрыня! Ты волшебник, — восторженно отозвалась она, когда всё было сделано. Осталось подождать результат готовки.

— Тебя просто не бывает в такое время,— отозвался Добрыня.

И она с печалью отметила, что за повседневными делами не замечает вокруг себя ничего. Или просто невнимательность?

И, конечно же, девушка поняла, что это неправильно. И уловила мысль,

что так можно перестать ценить прекрасные мгновения настоящего.

А жизнь в деревне била горячим ключом, — одни работы сменялись другими вперемежку с походами по ягоды и грибы и заботами домашнего хозяйства.

Оливия уже мечтала о времени, когда посевные работы закончатся, и будет хоть какое–то послабление от труда.

Но вскоре она с женщинами вышли на уборку льна.

Окинув взглядом необъятное поле, она вспомнила его прополку.

Ох, как у неё отвалилась спина к концу первого дня! Еле распрямилась.

Да и последующие дни не отличались лёгкостью. Только когда закончилась трудовая повинность, Оливия, да и не только она, вздохнули с облегчением.

А сейчас им предстоит теребить лён. Теребить — это значит рукой захватывать стебельки льна у самой земли и вырывать с корнем.

И, естественно, никакие серпы в уборке не использовались, — только ручками. Потом вязались небольшие снопы и расставлялись для просушки.

Пока они сидели и отдыхали, она наслушалась, как доводили до ума лён в старину.

Прежде чем готовить лён к дальнейшей обработке, нужно вымолотить из него семена, из которых, кстати, и выжимали льняное масло.

А это делалось при помощи гребёнки, называемой броснуха. Резкими движения продёргивали через зубья броснухи небольшой пучок, и уже в руках оставались длинные стебли. Семена опадали на подстеленный холст.

После обмолота лён идёт на «расстил». Женщины брали лён и аккуратно расстилали его по всему полю. Желательно, чтобы это поле было слегка влажным, и ещё хороши дожди и утренняя роса для него.

Сбор льна происходило в конце лета и осенью, когда всего этого было в достатке.

Так лён отдыхал на поле ещё около месяца. Передерживать было опасно — ткань будет не такой прочной. Потом лён собирали и опять на сушку!

— Ох, а сушили мы его везде: кто в бане, кто на повете ( нежилая пристройка к избе), кто на полатях. А самые нетерпеливые хозяйки несли его сразу в избу и сушили на широкой русской печи, — рассказывала Аграфена, самая старшая из них.

Седые волосы она подвязала платком и морщинистыми руками то и дело смахивала непрошеные слёзы.